Чушь собачья - Евгений Лукин

Нет, конечно, провести вручение без помпы в неофициальной обстановке, как бы там ни ворчал Рогдай Сергеевич на устроителей конкурса, было мудрым решением. Не стоило раньше времени дразнить гусей. То бишь прямоходящих сусловчан. Вот завтра у Капитолия – другое дело!

И тем не менее…

Помнится, на днях кто-то из знакомых Ратмира горячо убеждал его в том, что результат – не главное в жизни Главное в жизни – процесс.

Ну, если так, то зарплату можно не получать.

Вскоре небо над городом прояснилось окончательно. Первыми просохли молодые кинофобы и тут же додумались пикетировать погребок Адмирала, не пропуская никого вовнутрь. Поначалу дело у них вроде бы ладилось: увидев перед входом толпу в черных маечках с недвусмысленными рисунками, завсегдатаи останавливались в растерянности. Однако, когда число желающих проникнуть в подвальчик достигло примерно десятка, заступившее им путь скопище почему-то притихло, призадумалось и стало на глазах редеть. Далее всё шло по нарастающей. С прибытием каждого нового пса от толпы отламывалось и уплывало человек пять, причем вид у них был самый озабоченный. Наконец все вспомнили о том, что дома не выключен утюг, и в считанные минуты расточились. Трех наименее расторопных разогнал в толчки отставной бульдог Азорыч. Последнего для устрашения сдал на руки легавым, давно уже с любопытством ожидавшим, чем кончится дело.

Господа кобели, обмениваясь впечатлениями и галантно уступая дорогу сучкам, спустились в подвальчик и, рассевшись за дубовыми столиками, провозгласили первый тост – разумеется! – за «Собачью радость», второй – за омедаленных призеров «Кинокефала», третий – за грядущий прорыв в Капитолий.

Весело, празднично было сегодня в погребке.

– Вах! – восклицал разгоряченный вином Тимур. – Почему грустный? Медаль получил, а всё грустный!

Ратмир со старушечьей улыбкой глядел в коньячную рюмку, где на вогнутом донышке смугло золотился обмываемый им жетон.

– Знаешь… – со вздохом признался он. – Всё-таки, наверное, не вышло из меня настоящего пса…

– Конечно, не вышло! – с жаром подхватил Тимур. – Хвоста нет, шерсти нет… Какой ты пес?

– То есть как какой? – возмутился простодушный Боб, делая судорожную попытку извлечь из сумки газету. – Да про него уже вон в «Парфорсе» пишут!

Общими усилиями поползновение пресекли.

– Кто тогда пес? – запальчиво спросил обезоруженный Боб.

– Ставр.

Скотч-терьер и кавказец переглянулись, припоминая.

– Ставр?..

– Памятник ему в парке стоит, – подсказал Ратмир.

– Э-э… – укоризненно протянул Тимур. – Нашел кому завидовать! Вечно живой, да?

С загадочной улыбкой бронзовый призер молча разлил коньяк по рюмкам. В карих чуть выпуклых глазах мерцало знание, умножающее скорбь.

– Ну а эта медаль? – цинично вопросил он. – Она мне что, жизни прибавит?

– Пенсии она тебе прибавит! Ратмир осклабился по-бульдожьи.

– Между прочим, я тебя за язык не тянул, – сварливо заметил он Тимуру. – Сам о пенсии сказал. Финита! Отгавкался пес…

– Гавкнулся ты, а не отгавкался! – обиделся Боб. – Да тебе твоя фирма за одну косвенную рекламу золотой ошейник отлить должна! Какую газету ни возьми – везде: Ратмир из «Киника», Ратмир из «Киника»… А вспомни, как ты Джерри потрепал – из-за госзаказа! Да если б не твоя медаль, кто б их завтра на встречу пригласил? Отгавкался он!..

– Да я не о том…

– А о чем?

– О выборе. Сил-то все меньше. Сам чувствую. И хочешь не хочешь встает вопрос, на что этот остаток сил потратить. Либо спокойно выйти в тираж и доживать… –

Тяжелое рельефно вылепленное лицо виновника торжества смялось складками. – Доживать! – с отвращением повторил он. – На редкость мерзкий глагол… Доживать, дожевывать…

– Либо… – с любопытством глядя на медалиста, подбодрил Тамерлан.

– Либо, не дожидаясь пенсии, поставить точку, – угрюмо завершил тот. – Такую, чтоб запомнили… Ну а что я теряю? – взорвался он. – Несколько лет жизни? Да пошли они! – Поиграл желваками – и выпил.

Боб смотрел на него с испугом. Тимур вздохнул, воз вел глаза к потолку.

– Какой тамада пропадает!… – посетовал он, обращаясь к тесаным камням свода.

Ратмир остервенело закусывал.

Дружеское застолье набирало обороты. Особенно шумно было в центре зала, где чествовали золотого и серебряного медалистов. Сейчас там под взрывы хохота кто-то озвучивал якобы восточный тост:

– Раньше, во времена произвола, женщина была за-кобелена! Теперь ее раскобелили! Раньше она была ни-кому-не-кобельна…

– Погоди! – потребовал Ратмир, закусив. – Давай разберемся. У натуралов специализаций было до чертовой матери: ищейки, овчарки, сторожевые… У нас специализация одна: шоу. Все, что мы делаем, мы делаем ради зрителей. А иначе получается искусство для искусства. Так?

– Ну, допустим…

– Поэтому соглашайся со мной, не соглашайся, – упрямо гнул он свое, – но истинный актер умирает на сцене. Писатель – за письменным столом. А настоящий пес должен умереть в ошейнике. И даже не умереть…

– Издохнуть?

– Погибнуть!

– Героически, да?..

Ответа не последовало – и на какое-то время все трое увязли в сложном молчании. Тамерлан озадаченно оглаживал кончиками пальцев неглубокую вертикальную бороздку, делящую пополам его широкий выпуклый лоб.

– Брат в гости приезжал… – казалось бы, ни с того ни с сего сообщил он наконец.

– Это который по телевизору выступал?

– Другой. Из-за границы. У них там псами не служат – в армии служат… Про лейтенанта рассказывал, сапера. Забитый лейтенант, запуганный: капитан ругает, майор ругает, все ругают. Зато мины – да? – один обезвреживал. Всем страшно, ему – нет. Едет на разминирование – радуется: начальства не будет, ругать некому…

– К чему это ты?

Тамерлан ухмыльнулся, повел косматой бровью:

– Знаешь, кто подвиги совершает? Я тебе скажу… Тот, кому терять нечего! Возьми этого… Рыжего Джерри, да? Вот пускай он совершает. А тебе есть что терять? Есть. Зачем тебе подвиг?

– Да не мне… – поморщился Ратмир.

– А кому? – подскочил Боб. – Хозяевам? Публике?

– Нет, Боб, нет! Просто, понимаешь… Все-таки существует нечто такое, что выше нас, выше хозяев, выше публики…

– Подвиг… – недовольно произнес Тамерлан и фыркнул. – Ты, Ратмир-джан, хоть раз подвиг видел?

– Я – нет. Но люди видели.

– А если видели, почему не помогли? Почему сами не совершили?

Ратмир опешил, задумался.

– Как таким людям верить? – подвел итог Тамерлан.

– Ты не увлекайся, не увлекайся!.. – слышалось из-за соседнего столика. – А то дыхнешь завтра на Президента…

В противоположном углу уже исполняли на два голоса «Плач одинокого лиса», причем припев у них выходил просто мастерски:

Яп, яп, яп, яп, юррр-йоу…

– Где еще один медалист? – кричала разрумянившаяся Мадлен, протискиваясь к трем приятелям с бокалом шампанского. – Куда дели моего Ратмира? А-а, попался, образина собачья! Дай лизну… – Расцеловала взасос, потребовала наполнить рюмки. – А чего один? Где рыженькая?

– Работает… – уклончиво отозвался Ратмир.

– Это она опрометчиво… – сказала Мадлен, устремив на него сквозь белые пряди челки черные влажные глаза. – И почему я не боксерша?.. Эй! Чего такой мрачный?

– Памятник хочет, – сухо объяснил Боб, от волнения тоже заговорив в отрывистой манере Тамерлана.

– Ну так за чем дело стало? Сейчас скинемся!

– Посмертно хочет.

– Что-о? – Миниатюрная блондинка с шутливой угрозой подалась через стол к Ратмиру. – Опять скулить вздумал?.. А вы чего молчите?

– Да пытались ему мозги вправить… Мадлен с сожалением оглядела сидящих.

– Нашли что вправлять! Эх, господа кобели, господа кобели…

Тут бронзовый призер почувствовал, как кто-то тихо, настойчиво поталкивает под столом его колено. Это добрая душа Боб подсовывал ему ключи от своей холостяцкой квартиры. Ратмир поблагодарил приятеля улыбкой и отрицательно качнул головой.

–Мне еще в кругу семьи обмывать, – сообщил он, поднимаясь. – Так что уж простите великодушно…

Расплатился и, попрощавшись, направился к выходу. Трое молча смотрели ему вслед.

– Что-то не нравится мне он сегодня, – честно сказала Мадлен. – Как бы чего не натворил…

– Не натворит, – мудро предрёк Тимур. – Много творил… Красиво говорил… Значит, не натворит.

К пяти часам Ратмир входил в родной подъезд, неся с собой пластиковый пакет, отягощенный бутылкой коньяка, банкой фаршированных оливок, нарезкой семги и лимоном. Исполненный сомнений, нажал кнопку лифта. Ждет или уже успела надраться? Сердце подсказывало: ждет. Рассудок мрачно бубнил: надралась. Пока доставал перед дверью ключ, сомнения переросли в тоску и досаду на самого себя – за дурацкую свою обязательность и отказ от деликатного предложения Боба.

Звонкого приветственного лая на сей раз не последовало. Ах да, сегодня ж бега! Следовательно, Лада со всем ее выводком сейчас на борзодроме – болеют за Обругая. Ратмир отпер дверь, и угрюмая правота рассудка начала подтверждаться уже с порога – из кухни повеяло теплым смрадом чужой гульбы: перегар, многослойный сигаретный дым и, кажется, даже погашенный в закуске окурок – самое мерзкое в быту, что мог себе представить некурящий Ратмир.