Берова тропа - Марианна Красовская

11-2

— Спит и давно, — раздался из угла шепот, и Марика вздрогнула всем телом, понимая, что так увлеклась разглядыванием княжича, что не заметила Никитку, сидящего прямо на полу возле окна. — Я его укрывал-укрывал, а он все равно скидывает одеяла, я и решил, что пусть так. Верно?

— Верно.

— И отвар твой давал уже трижды. Все, как ты велела.

— Верно.

— Раз ты пришла, посмотри за ним, а? Я ведь всю ночь тут… не спал, даже выйти боялся. Мне бы отли… водички попить сбегать.

— Беги. Я как раз его осмотрю. Спасибо тебе, ты настоящий друг.

— Это меньшее, чем я мог его отблагодарить за свою жизнь.

Никитка ушел, а Марика дотронулась ладонью до чуть влажной прохладной спины. Жара не было.

Разбуженный прикосновением, Ольг заворочался, перевернулся на спину, являя себя любопытной ведьме во всем великолепии. Она невольно облизнула пересохшие разом губы, сравнивая… Голых, ну или полуголых мужиков Марика видывала не мало. И после бани выскакивали, не стесняясь, а даже и красуясь перед девками, и раненых да увечных в материнском доме всегда было достаточно. Силою, хоть и малою, но такою нужною, мать учила Марику пользоваться с отрочества, с того дня, как ее больше нельзя было считать ребёнком.

Но то были просто мужчины. Скроенные или ладно, или криво-косо, худые и толстые, большие и маленькие. А Ольг был прекрасен и могуч, несмотря на страшные шрамы на груди и лице. Весь прекрасен, могуч и внушителен.

Серые глаза распахнулись так внезапно, что Марика не успела утаить своего жадного взгляда.

— Ты! — выдохнул княжич с нескрываемым отвращением. — Я думал, мне ночью кошмар привиделся!

— Я, я, касатик. Обещал ведьму в терем забрать, сам слова не сдержал, вот я и пришла сама взять обещанное.

Несколько мгновений Марика искренне наслаждалась выражением ужаса на его лице, а потом княжич вдруг выдохнул и криво, одной лишь целой половиной лица улыбнулся.

— Я был настолько плох? — просто спросил он, а Марика отвернулась к окну, ненавидя его в этот момент. Какой он все же… мужчина?

Насколько проще было его ненавидеть, убеждая себя, что он — всего лишь противный и наглый мужичок, буквально взявший ее силой. Но теперь она вновь увидела в нем книжича: взрослого, умного, понимающего ее с полуслова. Вспомнились беседы в лесной избушке, когда они болтали обо всем и ни о чем, смеялись над шутками, открывали друг другу мысли. Они стали тогда почти приятелями… и если бы Марика вовремя его оттолкнула, не допустила бы того, что произошло, то сейчас все было бы гораздо проще.

— Снова пришлось тебя из-за грани вытаскивать, глупый мальчишка. Как чувствуешь себя?

— Не подох и ладно. Голоден ужасно.

— Я… скажу Никите, чтобы он бульон принес.

— Угу. И это… Марика… спасибо, что ли. Снова.

— На здоровьице.

Прищурив вдруг заслезившиеся глаза, ведьма поспешно вышла из комнаты. Надо было княжича одеть, помочь ему справить естественные надобности и только потом уже кормить. Никитку, наверное, стоило искать в кухне — дело молодое. И Марике как раз туда и нужно.

В кухне ведьма вчера провела весь вечер, злобно отчитывая лекаря и бодро командуя щекастым отроком Марко, который варил под ее руководством целебное зелье. Ничего страшного, вопреки его распросам, туда не добавляли, ни жабьих глаз, ни мышиных хвостов, ни мухоморов. Только травы, лично Марикой собранные в нужный срок и по всем правилам высушенные. Не те, что в аптечной лавке купить можно. Мало кто помнит, что для всякой травы — свое время. Какие-то нужно от глаз прятать в самую глубь сундука, какие-то поить светом полной луны, какие-то сушить на ветру. Марика все эти секреты чуяла своей ведьминской сутью, и потому ее зелье должно было обладать силой куда большей, чем все примочки и микстуры несчастного пожилого человечка, чуть не сгубившего княжича.

А кто ее унес на руках с кухни, когда она заснула там прямо за столом, Марика не ведала. Вероятно — Никитка, больше некому.

В кухне было шумно, даже слишком. Слышались знакомые уже голоса и пронзительный детский визг. Варвара Ольговна явно была не в духе, наотрез отказываясь есть кашу.

— Ешь, тебе говорю, — ругалась Катерина. — Чтобы быть сильной и красивой, нужно хорошо кушать!

— Сама ешь свою поганую кашу! — верещала девочка. — Тебе тоже красивой быть нужно, и еще умной! Ты глупая, злая, уродливая…

Откровения Вари прервала звонкая пощечина. Стало вдруг тихо-тихо. Марика вся вспыхнула, готовая рвать и метать, но ее заступничество не потребовалось. Тишину расколол звук второй пощечины, куда более сильной, и тихий скулеж Кати.

— Ты, коза, княжескую дочь ударить посмела? — низко зарычал Никитка. — Бера благодари, что ты мне родная сестра…

— А она обзывалась и перечила!

— Что бы ни говорила, во-первых, она дитя малое, неразумное. А во-вторых — твоя хозяйка.

— Вот оно как? Какая-то ублюдочная девка тебе родной сестры дороже? Ну так ноги моей больше тут не будет!

— И куда собралась, малохольная? Забыла разве, что тут по милости великой и на полном содержании у князя живешь?

— А к Мирону в дом пойду.

— Так тебя там и ждут! Мирошке ты только для одного дела и нужна, а в жены он тебя и не звал.

— Для какого дела? — тут же встряла Варварка, и Марика решила, что теперь точно пора вмешаться.

Откашлялась громко, затопала ногами.

— Там княжич в себя пришел. Голодный, есть просит. Варечка, душенька моя, что это с тобой? Ты с собачками дралась?

Всего немного времени назад Варвара Ольговна выглядела, как куколка — аккуратная, чистенькая и тихая. Теперь же одна лента была потеряна, щеки измазаны в саже, а драгоценное верхнее платье решительно сброшено под лавку.

Катя громко сопела, отвернувшись от всех, а дородная румяная старуха в углу кухни неодобрительно качала головой, но не вмешивалась ни во что. Кухарка, что ли? Да нет, для кухарки старовата и слишком важна.

— Я сейчас, сейчас, — засуетился Никитка. — Что ему можно, ведьма? Мяса? Сыра?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍