Покрашенный дом - Джон Гришем

Остальные четверо мексиканцев, до этого сидевшие у амбара, услышали шум игры и переместились поближе. Ковбой был без рубашки, а штаны закатал до колен. Он гляделся на добрый фут выше остальных.

Следующим отбивал Луис. Он был не таким умелым, как Мигель, и мне не составляло труда обманывать его, меняя направление броска. К своему удовольствию, я заметил, что Тэлли и Трот следят за игрой, устроившись под вязом.

Потом подошел отец.

Чем больше мы играли, тем больше заводились мексиканцы. Они орали и смеялись над ошибками и промахами друг друга. Господь один знает, что они там говорили по поводу моих бросков.

— А давайте-ка сыграем по-настоящему, — предложил отец.

Тут подошли еще и Бо с Дэйлом, босые и без рубашек. Посовещались с Мигелем, и через несколько минут переговоров было решено, что команда мексиканцев будет играть против арканзасцев. А Рико будет кэтчером, играя и за ту, и за другую команду. Меня опять послали в дом, на сей раз чтобы принести старую кэтчерскую перчатку отца и еще один мяч.

Когда я вернулся во второй раз, тут уже объявился Хэнк — он тоже был готов играть. Я был не очень рад играть с ним в одной команде, но, конечно же, не мог возразить. Не понимал я и куда можно приспособить Трота. А Тэлли вообще девушка.

Ну и стыдоба — девчонка в роли товарища по команде! Но все равно мексиканцев было больше.

Еще один раунд переговоров, и было наконец решено, что мы первыми играем в нападении. «У вас мало ребят», — сказал Мигель с улыбкой. Нашли еще досок и разложили их на земле — они изображали базы. Отец и Мигель договорились об основных правилах, которые стали результатом очень творческого подхода к нашему бесформенному игровому полю. Мексиканцы разбежались по базам; все были готовы начать игру.

К моему удивлению, Ковбой вышел прямо к «горке» и начал разминаться. Он был тощий, но явно сильный, и когда подавал мяч, мышцы на его груди и плечах вздувались и выпирали. От пота его темная кожа стала блестеть. «Хороший игрок», — сказал тихонько отец. Ковбой произвел мягкое обманное движение и сделал безупречную подачу, почти небрежно метнув мяч, но мяч вылетел из его пальцев, как снаряд, и угодил прямо в перчатку Рико, кэтчера. Следующие подачи были все сильнее и сильнее.

— Очень хороший игрок! — сказал отец, покачав головой. — Видать, много играл в бейсбол.

— Девочки первые, — сказал кто-то, и Тэлли взяла биту и вышла к пластине «дома». Она была босиком, свои тесные штаны закатала до колен, а полы свободно болтавшейся рубашки завязала на талии узлом. Сначала она даже не взглянула на Ковбоя, а вот он, несомненно, пристально смотрел на нее. Он сделал пару шагов к пластине и подал первый мяч, снизу. Она отмахнулась битой и промазала, но замах все равно был впечатляющий, по крайней мере для девчонки.

Тут их глаза на короткое мгновение встретились. Ковбой мял в руках мяч, Тэлли помахивала битой, а мексиканцы трещали, как цикады.

Вторая подача оказалась слабее первой, и Тэлли попала битой по мячу. Мяч отлетел к Пепе, стоявшему на третьей базе, так что у нас теперь был первый раннер.

— Бери биту, Люк, — сказал мне отец.

Я приблизился к пластине с таким же уверенным видом, как Стэн Мьюзиэл, надеясь, что Ковбой не будет теперь делать слишком уж сильные подачи. Он же дал Тэлли возможность отбить один мяч, может, и мне позволит... Я занял позицию, а в ушах у меня раздавались вопли тысяч сходящих с ума болельщиков «Кардиналз», скандирующих мое имя. Стадион — битком, Харри Карай орет в микрофон... но тут я посмотрел на Ковбоя, стоявшего в тридцати футах от меня, и сердце у меня замерло. Он не улыбался, ничего подобного. Он держал бейсбольный мяч обеими руками и смотрел на меня так, словно собирался мне голову снести своей подачей.

Что бы сделал сейчас Стэн Мьюзиэл? Да отбил бы мяч этой клятой битой!

Первая подача была также снизу, так что я мог перевести дыхание. Мяч шел высоко и я не стал его отбивать, а хор мексиканцев тут же очень пространно высказался по этому поводу. Второй мяч Ковбой послал невысоко и по центру, и я попытался отбить его к левой ограде, до которой было 350 футов. Я закрыл глаза и махнул битой так, словно делал это на виду у тридцати тысяч счастливых болельщиков на стадионе «Спорт-сменз-парк». И еще я бил для Тэлли. И опять промазал.

— Первый страйк питчеру! — объявил отец, что-то слишком громко, по моему мнению. — Хорошо бы отбил, если б попал, Люк! — добавил он.

Конечно, отбил бы. Я попытался отбить и третью подачу, и когда кэтчер Рико вернул мне мяч, я ощутил страх — у питчера уже было два страйка! Получить третий и вылететь в аут — и думать об этом нельзя! Тэлли же сумела отбить мяч! Она сейчас стояла на первой базе, с нетерпением ожидая, когда я верну мяч в игру, чтобы она могла бежать дальше, на следующую базу. А играли-то мы на моем поле, моей битой и моим мячом! И все сейчас смотрели на меня.

Я отступил на шаг от пластины, и тут на меня напал страх выбыть в аут. Бита вдруг стала тяжеленной, сердце колотилось, во рту пересохло. Я бросил взгляд на отца, словно прося помощи, и он сказал:

— Давай, давай, Люк. Вдарь по мячу!

Я посмотрел на Ковбоя — его гнусная ухмылка стала еще более гнусной. А я не чувствовал себя готовым отбить его следующую подачу.

Я чуть-чуть отступил к пластине «дома», стиснул зубы и попытался думать о Стэне Мьюзиэле, но в голову лезли только мысли о проигрыше. Следующая подача оказалась довольно слабой, но я опять промазал — в третий раз. На поле воцарилась полная тишина. Я уронил биту, потом поднял ее и, не слыша ничего, пошел к своей команде — губы дрожали, я едва сдерживался, чтобы не заплакать. На Тэлли я и глаз поднять не мог, а на отца — тем более.

Мне хотелось убежать домой и запереться там.

Следующим бэттером был Трот. Он взял биту правой рукой, за место как раз под этикеткой. Левая рука висела совершенно безжизненно, как и всегда, и всем нам стало немного не по себе, когда мы увидели, как он пытается этой битой взмахнуть. Он улыбался, радуясь, что его взяли в игру, что для него было в данный момент более важным, чем все остальное. Он промазал по первым двум, и я уже начал опасаться, что мексиканцы обойдут нас очков на двадцать. Однако он как-то исхитрился отбить третью подачу — это был несильный и не очень высокий бросок, — и мяч приземлился за второй базой, где по меньшей мере четверо мексиканцев умудрились его пропустить. Тэлли обежала вторую базу и достигла третьей, а Трот тем временем дошлепал до первой.

А я почувствовал себя еще более униженным. Трот был на первой базе, Тэлли на третьей, один аут.

Следующим отбивал Бо. Поскольку он был крупный малый без видимых недостатков, Ковбой отступил назад и метнул мяч со всего размаха. Первая подача была не самая сильная, но бедный Бо уже дрожал, когда мяч долетел до пластины «дома». Он взмахнул битой лишь тогда, когда мяч уже был у Рико, сидевшего на корточках позади него, и Хэнк взорвался хохотом. Бо велел ему заткнуться; Хэнк что-то ему ответил, и я подумал, что мы сейчас станем свидетелями семейной свары Спруилов — прямо в середине первого иннинга.

Второй питч был немного сильнее. А удар Бо немного медленнее.

— Пусть он подает снизу! — крикнул нам Бо, пытаясь все свести к смеху.

— Слабак! — сказал Хэнк.

Мистер и миссис Спруил уже присоединились к зрителям, и Бо посмотрел в их сторону.

Я ожидал, что третья подача будет еще сильнее; Бо ждал того же. Но Ковбой вместо этого сменил руку, и Бо ударил битой задолго до того, как мяч достиг его.

— Отлично играет, — оценил отец игру Ковбоя.

— Теперь я буду отбивать, — сказал Хэнк, опередив Дэйла, который не стал возражать. — Щас я вам покажу, как надо играть!

Бита в его руках смотрелась как зубочистка, и его замахи и удары свидетельствовали о хорошей практике и заставляли предполагать, что он может отбить мяч аж за реку. Первая подача Ковбоя была мощной, но мяч ушел вбок, и Хэнк даже не подумал его отбивать. Мяч попал в перчатку Рико, и мексиканцы разразились новым потоком восторженных испанских восклицаний.

— Да ты подавай прямо на пластину «дома»! — заорал Хэнк Ковбою и посмотрел на нас, словно ожидая возгласов одобрения. А я надеялся, что Ковбой попадет ему мячом прямо в ухо.

Вторая подача была гораздо мощнее. Хэнк взмахнул битой и промахнулся. Ковбой поймал мяч, брошенный ему Рико, и посмотрел на третью базу, где стояла в ожидании Тэлли.

И тут Ковбой метнул крученый, и мяч полетел прямо Хэнку в голову. Тот пригнулся и выронил биту, а мяч, вдруг изменив траекторию, магическим образом пролетел сквозь зону удара. Мексиканцы взорвались хохотом.

— Страйк! — крикнул Мигель со второй базы.

— Не было страйка! — рявкнул в ответ Хэнк, весь красный от ярости.

— Судей у нас нету! — сказал отец. — Страйка не было, потому что он не отбивал этот питч!

Тем лучше для Ковбоя. А у него в запасе имелась еще одна крученая подача. На первый взгляд этот питч был совершенно неопасным, несильный навесной мяч, нацеленный на центр пластины. Хэнк отвел назад биту, готовый нанести мощный удар. Но мяч вдруг пошел куда-то вниз и в сторону и ударился о землю, прежде чем его остановил Рико. Хэнк врезал битой по воздуху. Он потерял равновесие и упал на пластину «дома», а когда поток испанских восклицаний снова заполнил все вокруг, я решил, что он сейчас набросится на них на всех. Но он встал, прищурился на Ковбоя и снова занял свою позицию возле пластины.