Кровь Донбасса - Андрей Манчук

Но главным впечатлением от Эквадора стали не встречи с его левыми чиновниками — а видимые результаты социальной трансформации общества этой страны. Олег Ясинский, который читал этим летом в Киеве лекцию о революционных процессах в Латинской Америке, был прав, указывая на то, что достижения эквадорских реформ зачастую могут служить примером для Боливии и Венесуэлы. Так, в Эквадоре достаточно низкий уровень преступности — особенно на фоне сопредельных с ним стран региона. Здесь успешно решается инфраструктурная транспортная проблема — новые дороги и развязки заметны не только в Кито, где запущены линии метробусов. Основные трассы в высокогорных Андах прошли капитальный ремонт, а их качество является для равнинной Украины недостижимой мечтой. Трущобных районов сравнительно немного, а строительство доступного жилья на социальные кредиты от государства заметно активизировалось. В стране работает миссия кубинских врачей, а образование, расходы на которое удвоились, впервые стало доступным для большинства граждан— включая и прежде неграмотную индейскую молодежь. Специальная национальная программа обеспечивает граждан свободным доступом к ресурсам питьевой воды, а правительство изо всех сил старается тормозить рост цен на основные продукты питания — картофель, бананы, маис и маисовую муку, юку, кофе и сахар.

Проблема безработицы все еще высока— во многом это связано с тем, что деиндустриализованная «банановая» экс-колония только пытается развить собственную промышленность, — однако правительство пытается трудоустроить основную массу индейских крестьян, которые приходят в Кито из горных провинций. Если в Венесуэле роль социального лифта традиционно играет черпающая кадры из «низов» армия, то в Эквадоре эту роль отчасти выполняет полиция, которая была реформирована и больше похожа сейчас на народные дружины. Такие полицейские, без экипировки, а иногда и без всяких спец-средств, парами прогуливаются по Кито, не проявляя агрессии даже при виде подравшихся между собой горожан. А индейских женщин, которые и в столице не отказываются от своей традиционной одежды из шерсти альпака, массово набирают на работу в коммунальные службы города — что также дает небольшой, но стабильный заработок. Трудовое законодательство Эквадора считается одним из самых прогрессивных в Латинской Америке, и государство обычно становится на сторону наемных работников в трудовых конфликтах с частным бизнесом — что дает Корреа поддержку значительной части профактивистов.

«Правительство Корреа рапортует о том, что оно отремонтировало 5000 школ и построило 18 больниц и 250 оздоровительных центров по все стране. "По всему Эквадору вы найдете людей, которые скажут, что Корреа построил эту дорогу, или что этой школы здесь раньше не было, или что они теперь получают денежные субсидии... Кто может поспорить с этим?"», — говорит Паулина Ре-кальде, глава местной организации по опросу общественного мнения Perfiles de Opinion, которую цитирует агентство Reuters.

Конечно, не стоит идеализировать эквадорские реформы — несмотря на очевидные достижения, очевиден их ограниченный и половинчатый характер. Аграрная реформа на плодородной низине Косты — океанском побережье страны— тормозится активным сопротивлением латифундистов, которые превратили этот регион в свой политический оплот, исподволь настраивая местных креолов и мулатов против «захвативших страну» андских индейцев. В то же время, по словам местного политического активиста, который показывал нам эти места, в последнее время популярность Корреа растет и здесь — за счет его социально-ориентированной политики и тех самых хороших дорог. Однако буржуазия по-прежнему контролирует большинство ведущих предприятий страны и ее банковскую систему и торговую сферу — а избавиться от американского доллара, навязанного Эквадору после дефолта, так и не удалось, что явно является больной темой для сторонников президента Корреа. В республике легализована проституция, сохранившаяся здесь в тех архаических формах, которые веками существовали в Латинской Америке и известны у нас по романам Льосы, Маркеса и Амаду. А бедность — хоть и не кричащая — никуда не делась из городов Эквадора.

Активисты левого крыла местного комсомола — который раскололся на две фракции по вопросу об отношении к политике Рафаэля Корреа, — прямо рассказывали нам о том, что правительство старается ограничить радикализм низовых движений и не готово углублять революционный процесс. Однако вместе с тем они также не видят сегодня альтернативы поддержке программы эквадорского президента, сотрудничая с его сторонниками — что выгодно отличает этих людей от постсоветских левых сектантов.

Впрочем, безальтернативность кандидатуры исключительно популярного в стране Корреа, которую признают как его сторонники, так и его оппоненты, может явиться ахиллесовой пятой эквадорской «гражданской революции». Это стоило бы назвать «проклятьем Чавеса» — очевидно, что процессы социальных реформ в латиноамериканских странах практически в каждом случае во многом завязаны на харизматические личности революционных лидеров — несмотря на то, что они действительно опираются на низовую активность масс. И хотя Корреа заявил, что не будет баллотироваться на следующий президентский срок, соблазн нарушить это обещание, изменив конституцию, будет очень велик — особенно потому, что такая инициатива явно нашла бы широкую поддержку среди его сторонников. Именно их массовая поддержка позволила подавить попытку путча в конце 2010 года— когда бывший президент Лусио Гутьеррес организовал выступление офицеров военной полиции, недовольных сокращением льгот. Когда к ним вышел Корреа, в него бросили несколько гранат со слезоточивым газом, а затем на несколько часов блокировали контуженного президента в госпитале. Мятежники захватили аэропорт и пошли на штурм президентского дворца, с балкона которого выступал перед народом Корреа. Однако жители Кито вышли на улицы, сорвав попытку переворота, — что стало важнейшим показателем успешности политики эквадорского правительства.

Сегодня эти успехи по своему признает даже недоброжелательный к идеям «гражданской революции» «Первый мир» — поскольку все больше европейцев, североамериканцев и израильтян переезжают на постоянное местожительство в Эквадор.

«В страну едут молодые немцы, испанцы, британцы. Про американцев и говорить не приходится: для многих представителей среднего класса США "свой хостел в Эквадоре"—расхожий синоним мечты о благополучной пенсии. Приезжих я встречал и в горном Кито, и в прибрежном Гуай-якиле, и в Амазонии, и на Галапагосах. Постсоветские эмигранты часто выбирают жизнь среди великолепной колониальной архитектуры Локи и Куэнки. Особенно много переселенцев в маленьких городках на берегу Тихого океана. Взять хотя бы серферский поселок Монтаньиту, который в действительности представляет собой новый Вавилон. Большая часть населения — израильтяне. По крайней мере хумус или кошерную шаурму тут найти гораздо проще, чем привычные для Эквадора блюда вэрдэса (жареных бананов), севиче (сырых морепродуктов в соке лайма — местной альтернативы суши) или куя (любимого блюда индейцев— жареной морской свинки). Встретить здесь бывшего сибиряка или дублинца куда проще, чем превалирующих в остальных регионах государства метисов. По словам новоэквадорцев, именно в этом месте они нашли квинтэссенцию того, за чем и ехали сюда, — вечное лето и тотальную дешевизну», — восторженно пишет в журнале «Корреспондент» Антон Зайчковский, директор по развитию одного из известных модных агентств.

Постсоветские хипстеры вряд ли задумываются над тем, что все эти «ужасы эквадорского социализма», привлекающие их в далекую андскую страну, во многом являются достижениями левого курса, которым так пугает их The Economist. У себя дома они ритуально клянут Ленина и «наследие совка» — но не стесняются пользоваться плодами социально-ориентированной политики Корреа, сторонники которого не скрывают, как важно для них ленинское наследие.

Сравнив Украину и Эквадор, несложно увидеть, что пути истории ведут их в противоположных исторических направлениях. Украинское общество стремительно деградирует— как в социально-экономическом, так и в культурном аспектах. Страна полуобразованных, отформатированных правой пропагандой людей, которая выбрала своим идеалом Средневековье, опускается вниз — к своим новым темным векам. В то время как Эквадор, никогда не имевший базиса, доставшегося украинцам от советской эпохи, пропагандирует идеалы социального и экономического прогресса, стремясь создать то, что мы теряем сегодня. Провинциальная украинская интеллигенция до сих пор молится богам свободного рынка и этнического шовинизма — а образованные эквадорцы стараются освободить от этих идолов свой народ. Украинские политики из властного и оппозиционного лагеря отделены от сограждан Китайской стеной неравенства и привилегий — в то время как эквадорское правительство опирается на активный диалог с населением своей страны, разъясняя суть своих законодательных предложений и реагируя на критические замечания. Олег Ясинский правильно подчеркивал для нас значение этой стратегии — которая, по его словам, во многом помогла реформам Корреа. Язык ненависти и погромное насилие, ставшие визитными карточками правого киевского Майдана, выдают черносотенные взгляды многих его участников — в той же мере, как доброжелательность и открытость эквадорского общества отражает совершенно другую социальную психологию масс.