Ангелы уходят не прощаясь - Виктор Лихачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скажете тоже…
— А хотите, я вам стихи почитаю.
— Что, прямо здесь?
Она засмеялась. И в первый раз за все их знакомство, Покровский не услышал горечи в ее смехе.
— Вы посмотрите, какая я сегодня богатая, сейчас что-нибудь придумаем.
— Спасибо, но давайте в другой раз. Устал, правда. Давайте я уж до самого конца ваше богатство донесу, а потом пойду.
— Что ж, ловлю на слове. Буду ждать.
Все это время Тихон не отходил от них ни на шаг. В «четверть» Галины Аркадьевны был отдельный вход. Мальчик зашел к соседке будто к себе домой.
— А какой-нибудь завалящей конфетки у тебя нет, теть Галь?
— Это почему завалящей?
— Не обижайся. Это чтоб ты не подумала, что я нескромный. Я любой конфетке буду рад.
И только получив гонорар за спасение незнакомца от Дозора, Тихон удалился со словами:
— Пошел я, а то Наташка заждалась.
— Пойдемте, Арсений Васильевич, я покажу вам, как до монастыря быстрее дойти.
Они вышли к дому с другой стороны.
— Что, не царские хоромы? — спросила Галина Аркадьевна писателя.
— Так меня дальше кухни не пустили…
— Ах вы бессовестный!
— Может, это маскировка, а внутри — царские хоромы. Шучу, я шучу! Я видел иконы и много книг, что человеку еще надо, если есть крыша над головой.
Они замолчали.
— Что ж, давайте прощаться, Галина Аркадьевна.
Вместо ответа женщина посмотрела немного в сторону, будто что-то увидела там, вдали. А потом тихим, с легкой хрипотцой голосом, стала читать стихи:
Веревка от березы до осины.Полощутся пеленки на ветру.И я на руки бережно беруКрасивого зареванного сына.
В цветные набегающие волны,В безбрежные цветы мы с ним идем.И даже если встретимся с дождем,То все равно останемся довольны.
Веревка от березы до осины.Полощутся пеленки на ветру.…Я каждой ночью на руки беруКрасивого несбывшегося сына.
— Простите, Галина, это — ваши стихи? — Арсений смотрел на нее так, будто впервые увидел.
— Мои.
— Я к вам обязательно приду, слышите? И вы будете мне весь вечер читать стихи. Ваши стихи.
— С удовольствием. А если забудете дорогу, запомните адрес. Он очень легкий: улица Каминского, дом номер восемь.
— Какая улица?
— Каминского. Революционер такой был, Советскую власть здесь устанавливал. Погиб от рук врагов революции. Его кожанка в нашем местном музее висит.
Где-то Покровский уже слышал или видел название улицы. Впервые за все время разговора, он огляделся по сторонам… Тот самый забор. Тот же куст бузины…
— Галина Аркадьевна, простите, а вы про москвичей говорили. Это не мать и дочь?
— Точно, — удивилась женщина — Лена и Наташа. Чудесные и очень симпатичные люди. А вы что, с ними знакомы?
— Очень поверхностно… Очень.
* * * Н-да, было о чем задуматься. Но он не успел этого сделать. Из двери правой стороны дома, оттуда, где жили москвичи, буквально вылетел Тихон. Мальчик кричал что-то, можно было разобрать: «Мама! Лена! Наташа! Как тогда!»
— Тиша, что случилось? — кинулась Галина к мальчику.
— Тетя Галя, — и без того большие глаза Тихона от ужаса стали еще больше, — там Наташа лежит. Как тогда!
— А где Лена?
— Нету! У нас она…
— Беги за Леной, — скомандовала Галина, — а вы за мной, Арсений, — и не дожидаясь ответа Покровского, она рванула к распахнутой двери на правой стороне дома. Понимая, что происходит нечто серьезное, Арсений побежал за ней. Чтобы сократить путь, перемахнул через палисадник, забыв о больной ноге. Когда на следующий день он станет вспоминать этот эпизод, то будет долго смотреть на свою правую ногу, не веря, что прыгнув на нее с высоты, не только не свалился, как подкошенный, а даже не почувствовал боли. Но это будет завтра, а пока он проскочил куст бузины, пробежался по деревянным ступенькам крыльца и — замер.
Девушка лежала на диване, лежала одетая. Более прекрасного лица Покровскому не приходилось видеть. Длинные шелковистые волосы собраны в хвостик. Лицо у девушки было немного бледноватым, но в самом выражении — столько покоя, какой-то нездешней тишины, что тревога, охватившая сердце после плача и слов мальчика, вмиг куда-то испарилась. «Так, наверное, выглядят ангелы», — подумал Арсений. В этот момент ему в спину буквально влетела Галина.
— Что… что здесь? Почему… стоите? — женщина хватала ртом воздух.
В этот момент девушка открыла глаза и повернула голову в их сторону… В литературе всегда существуют штампы. Покровский знал, что напиши он когда-нибудь: «в ее широко распахнутых глазах он увидел небо и вечность», любой мало-мальски уважающий себя критик вдоволь посмеется над ним. Но ведь все так и было! Девочка посмотрела на ворвавшихся в комнату. Вначале Арсений прочитал в ее глазах недоумение — человек явно возвращался откуда-то и еще не понял, где он. Потом — улыбка:
— Галя, здравствуй! Ой, и вы у нас? А я что — спала?
— Господи! — Галина опустилась на стул, — ну и напугала же ты нас.
В этот момент в комнату вбежала Лена и еще какая-то, незнакомая Покровскому женщина.
— Дочка!
— Леночка, да все в порядке. Ты ушла к Ире, я ждала Тишу и вроде бы задремала…
— Слава Богу, — Лена перекрестилась, — а я-то подумала…
— Или не задремала.
— Ты что-то видела?
— Да, но об этом не сейчас. Не обижайся.
И только в этот момент Елена заметила Покровского. Ее глаза вмиг потемнели. Так бывает, когда на солнечную поляну, полную цветов, вдруг налетает ветер, принося с собой грозовую тучу. И то, что только мгновение назад дарило покой и радость, вдруг замирает в ожидании бури. И она разразилась, здесь, в этой комнате.
— Послушайте, а вы что здесь делаете?
— Я? — растерялся Арсений.
— А кто же еще, тщеславный писака! Растерялись, что в отличии от других не бросилась к вам на шею, хлюпая от восторга соплями.
— Послушай, Лена, ты…
— Помолчи, Галина! Он достал меня. То клоунаду под окнами устраивает, то является без приглашения. Я вас сюда не приглашала.
От такой несправедливости внутри у Покровского все закипело. Вспомнил старый добрый способ и стал считать про себя.
— Один, два, три.
— Лена, мы тебе сейчас все объясним…
— Не надо мне ничего объяснять! У меня есть и глаза…
— … четыре, пять, шесть…
— … поэтому будьте так добры, писатель земли русской…
— … семь, восемь, девять…
— … сделайте так, чтобы вас больше здесь не видели. Никогда!
— … десять.
Не помогло.
— Дамочка, успокойтесь. Ухожу.
Сделал паузу. За словом он никогда в карман не лез.
— Теперь я понимаю, почему в старых сказках подле прекрасных принцесс всегда мачехи-ведьмы крутятся. Наверное, для всеобщей гармонии.
Повернулся, и вышел, ни с кем не попрощавшись.
* * * Галина любила просыпаться в субботу утром. Просыпаться, чувствуя себя в тепле и уютной безопасности. Просыпаться, зная, что никуда не надо идти. Лежать с закрытыми глазами и думать о чем-нибудь хорошем. Например, о том, что скоро она станет бабушкой. Раньше Галина боялась этого слова, а теперь ей не терпелось дождаться того дня, когда с Машенькой и малышом или малышкой в коляске они будут гулять по набережной в Старовожске и разговаривать, разговаривать…Солнечный зайчик прыгнул по потолку. Надо же, впервые за столько дней — на улице солнечно. Зайчик спустился на видавшие виды шторы, пробежался по одеялу и остановился у нее на лице. Галина зажмурилась. А может, на самом деле не все так плохо? Странно, но и строки приходили к ней чаще в утренние часы, чем вечерами, когда тоска одиночества и неприкаянности хватала за горло и душила, душила, душила…В дверь позвонили. Галина уже собиралась вставать, но дверь открылась (опять забыла закрыть!) и она услышала основательный топоток детских ножек. Тихон, святая душа, пришел навестить старую приятельницу…Галина по-прежнему лежала с закрытыми глазами. Тихон подошел к кровати, осторожно коснулся ее руки.
— Спишь?
— Угу.
— Неправда, не спишь. Если б спала — не разговаривала бы.
— Просто я вежливая очень. Когда меня спрашивают, я отвечаю.
Тихон задумался, переваривая услышанное.
— А я, теть Галь, вежливый?
— Поживем, брат, увидим.
Она открыла глаза и улыбнулась мальчугану.
— Доброе утро!
— Кому как…
— Не поняла.
— У меня доброе, у тебя доброе, а у Лены не очень. Мама к ним ходила, говорит, плачет соседка.