Закатиглазка (СИ) - "Феликс Неизвестный"

— Фамилия? — спросил квадратнолицый.

— Побегайчик. — неуверенно промямлил Заяц.

— Называем инициалы полностью, — затребовал квадратнолицый усердно скребя карандашом по бумаге.

— П. З. Ф. — снова промямлил Заяц.

— Полностью! — вновь потребовал квадратнолицый.

Заяц огорошенно посмотрел на своих друзей, словно, спрашивая совета, но не получив его повторил:

— П. З. Ф.

— Ты, что дебил?! — возмутился квадратнолицый — Называй свои инициалы полностью!

— З. — решил попробовать Заяц.

— Нет, ты, и правда, дебил, — квадратное лицо, аж покраснело — говорю же тебе, назови свои инициалы полностью, тебя, что З, зовут?

— Нет, — ответил Заяц — моё имя Зайчик.

— Вот так! — облегчённо выдохнул квадратнолицый — А дальше?

— Филиппович. — неуверенно произнёс Заяц.

— Ну наконец, разродился, — квадратнолицый протянул Зайцу журнал для росписи — что же ты безграмотный такой, даже, не знаешь что такое инициаллы полностью, а их у тебя, поверь, каждый охранник запрашивать будет, работа такая.

— Фига се. — прошипел на ухо Зайцу Кобольд — да ты, оказывается, Филиппыч?

— Ага, — пошептал в ответ Заяц, ставя роспись — это я сам придумал, авторитетно звучит, сразу начальственность чувствуется.

— Блин, — завистливо прикусил губу Кобольд — надо и себе что-то, эдакое выдумать.

И, вся четвёрка, пройдя под шлагбаумом, вошла в сад.

— Я ничего здесь не узнаю, — оглядывая растительность сказала Закатиглазка.

Это было и немудрено, за садом давно не ухаживали, всё поросло сорняками, от вымощенных тропинок не осталось ни следа, местами попадались упавшие деревья, и, одичавщие, страусы.

Но высокий белый дворец, монаршье родовое гнездо, почти не изменился, разве что, стены были исписаны, при помощи аэрозольных баллончиков с краской, сильными лозунгами типа: «мы — не раы, рабы — не мы», «свобода, равенство, братство» и «юшенко — так!», а так же лозунгами попроще: «вова — дебил», «курительные смеси оптом» и «приму на своей територрии, состоятельного, щедрого мужчину».

Но не изменился дворец, исключительно, снаружи, внутри же царил полнейший хаос. Все стены и колоны дворца были увешаны самыми разнообразными предвыборными гобеленами, с выткаными на них лозунгами всевозможных политических партий, всех цветов: зелёных, красных и белых, коричневых и голубых. Тут были широко поедставлены партиии демократического толка, такие как: «демократы в атаке», «демократы в засаде», «демократы в отступлении», а так же «демократы за развитие» и «демократы за отставание». Консервативные течения были представлены следующими партиями: «стабильность», «непроходимость», «неоспоримость» и «непроломность». От левых сил присуствовали: «коммунистическая партия», «социалистическая партия», «социал — коммунистическая партия», «комунно — социальная партия» и «социально — коммунистическое объединение пролетарских резервов». Были партии и вовсе непонятной политической ориентации: «за жизнь» и «против жизни», «партия районов» и «партия жилтовариществ», «партия пенсионеров» и «партия пионеров», «идущие в ногу» и «бредущие вразброд», короче, всего ассортимента и не перечислить.

По дворцу, нещадно топча персидские ковры, бегали толпы служащих, как муравьи в потревоженном муравейнике. Они перекрикивались друг с другом короткими фразами:

— Покупайте! Обманывайте! Предавайте!

На втором этаже обычные служащие были обильно разбавлены людьми в спортивных костюмах и, опять же, квадратными лицами. Последние дополняли общий гул феней, и усердно сплёвывали на ковры, попутно они прихватывали какого-нибудь, пробегавщего мимо с кипой листовок служащего, щедро били и выворачивали карманы.

— А это кто такие? — спросила у Интеллигента Принцесса о квадратнолицых в спортивных костюмах.

— Журналисты, — ответил Интеллигент — И лучше их обойти, а томогут и заинтервьюировать.

Интеллигент повёл Принцессу и её провожатых по окружной галерее, где во время монархии хранилась коллекция живописи, нынче же галерея была заполнена не менее интересными экспонатами — предвыборными плакатами мажоритарщиков.

На одном из таких плакатов было изображено лицо, с трудом вмещавшееся, на довольно таки немалом поле плаката, лицо мило улыбалось, от чего румяные щёчки полностью закрывали глаза улыбающегося, а откормленные подбородки туго натянулись. Под лицом крупным шрифтом было написано:

Давыд Дмитриевич — Заработал деньги сам! Заработает и Вам!

Дальше стоял номер, соответствующий номеру кандидата в бюллетене с галочкой напротив.

А на другом плакате были такие агитационные строки:

Честный, добрый, компитентный, Кандидат у нас отменный, Пальцем нос — не ковырял! А трудился и пахал, Труд его ты оцени, Депутатом избери!

И под стишком красовалось не менее упитанное лицо, чем у предыдущего.

А следующий был ещё краше, и так далее, и по нарастающей.

Буквально, разбегались глаза от нагромождения лучезарных лиц кандидатов, всех как на подбор, кругленьких, лоснящихся, горящих задорным румянцем, в незастегающихся пиджаках, демонстрирующих взорам избирателей сверхобъёмные талии, нажитые непосильным трудом.

У Принцессы, уже, начала идти кругом голова от бесконечности окружавших плакатов и искромётности лозунгов, когда, наконец-то галерея закончилась, и у самого выхода, валяющийся на мраморном полу плакат, с завернувшимся уголком, как бы проводил их стихами:

С утра, Урод, Не жри бутерброд! А в карман его суй, И беги — голосуй!

С глубоким уважением кандидат в депутаты Богоцеловалов.

И, вот, взбежав по винтовой лестнице, они добрались до кабинета Его Величества Отца.

В самом кабинете царил не меньший беспорядок чем во всём остальном дворце, исписаные листы бумаги полностью укрывали пол, подобно ноябрьскому листопаду. Не меньшие кипы были разложены на столах, и врывающийся в распахнутые окна ветер подхватывал их, кружил, унося под высокий потолок, и от туда они, медленно вальсируя, оседали на пол.

Посередине кабинета, за самым широким столом, в кожаном кресле сидел король. Он подпёр щёку рукой, его длинный королевский парик с маленькой коронкой съехал на бок, в руке он держал гусиное перо, которым что-то скурпулёзно выводил на лежащей перед ним бумаге.

Вошедших король не заметил, что не удивительно в такой вакханалии, да к тому же, он и сам, был весь в работе. Принцесса тихонько подошла к нему сзади и взглянула через плечо короля на бумагу по которой тот так усердно царапал кончиком пера.

— Папинька, — прошептала она на ухо королю — сколько я вам говорила, что перо без чернил не пишет.

— То-то у меня никак человечек не получается, — отрешённо пробурчал король, снял запревшие очки, протёр их и повернулся к Закатиглазке — чем могу быть полезен, мадам?

— Папинька, это же я, Закатиглазка, — Принцесса отступила на шаг, что бы король лучше мог её разглядеть — дочка ваша возлюбленная.

— Моя дочка возлюбленная, сейчас владычица королевства Многоземельного, — отмахнулся король — а, значится, особа высочайшего положения. Вся в золоте и бриллиантах, целая армия прислуги её обхаживает, и ездит она, толко на золотых лимузинах, а вокруг пулемётчики на мотоциклах. И, если бы, такая персона в наше государство пожаловать изволили, то я, уж, об этом бы знал.

— Да что же вы меня, совсем, не узнаёте, — Закатиглазка прокрутилась вокруг своей оси, но король всё так же непонимающе смотрел на неё, тогда она достала удостоверение принцессы и показала ему — смотрите, вот тут, ваша собственная подпись имеется.