Молодежь США. От нигилизма к политике - Александр Родионович Брычков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но все большее число представителей «нового левого» отвергало антикоммунизм, на своем опыте убеждаясь, что он является главным средством раскола и разобщения сил демократии и прогресса. И тогда громадное число буржуазных социологов, от открытых антикоммунистов до утонченных либералов, включилось в кампанию борьбы против «нового левого» движения, предлагая свои рецепты по возвращению непокорной, бунтующей молодежи в лоно «закона и порядка», в общество, основанное на ценностях «американского образа жизни».
Буржуазные идеологи, государственные и политические деятели пытаются убедить студентов отказаться от «насильственных действий», уверяют в полном понимании их стремления запять достойное место в современном обществе и вместе с тем стараются вбить клин между руководителями и членами «новых левых» организаций.
В меморандуме о «новом левом» движении, подготовленном одним из комитетов сената США, содержался ряд рекомендаций, выдержанных в подобном тоне. В нем, в частности, указывалось: «Вероятно, лидеры за некоторыми исключениями неисправимы. Но не следует выбрасывать из поля зрения десятки тысяч невинных, идеалистически настроенных молодых людей, которых лидеры «нового левого» держат в настоящее время в тисках. Наоборот, есть все основания надеяться, что подход с пониманием и симпатией поможет этим тысячам честных молодых людей, считающих себя ныне частью «нового левого движения», преодолеть свою враждебность к обществу и посвятить свой талант не бессмысленной задаче ломки и разрушения, а задаче созидания и совершенствования».
Тех же результатов, но не лестью и заигрыванием, а другими способами, стремятся добиться представители другого направления американской буржуазной социологии, уделяющие большое внимание исследованию бунта молодежи. Для многих из них исходным моментом служит концепция о плюралистичности современного мира, об однотипности индустриального общества. В частности, Збигнев Бжезинский и Самюэл П. Хантингтон развивают идею о том, что «идеологические и политические требования должны быть ограничены», что «индустриализация создает изобилие», которое «подрывает политическую дисциплину и идеологическую ортодоксальность». Такое положение, по их мнению, характерно якобы для Советского Союза, где с успехами индустриализации возникло большое число социальных групп, заполнивших ранее существовавший «вакуум» и оказывающих все возрастающее воздействие на политическую систему. «Впредь функция партии, — пишут они, — будет состоять не в том, чтобы навязывать самой системе новые требования, а в выполнении роли посредника, маклера, подобно той, которую играют правительства и политические партии в западных демократиях».
Получается весьма странная и противоречивая картина. С одной стороны, 3. Бжезинский и другие представители «теории конвергенции» стараются создать видимость, что объектом их заботы и размышлений является не попытка сохранения и укрепления капиталистического общества, а будущее всего человечества. С другой стороны, всячески протаскивается идея, что с успехами хозяйственного развития в социалистических странах, и в первую очередь в Советском Союзе, «подрывается политическая дисциплина и идеологическая ортодоксальность», представляемые ими как сущность социалистического общественного устройства. Подобный трюк потребовался авторам для другой подтасовки, сводящейся к тому, что марксистско-ленинская идеология не выдерживает якобы проверки временем. Следовательно, именно от нее следует в первую очередь отказаться. 3. Бжезинский и С. Хантингтон сами вскрывают ложность концепции о плюрализме в идеологии, когда касаются вопроса о носителе марксистско-ленинской идеологии в США, которым является коммунистическая партия. Они прямо заявляют о том, что в 20-е и 30-е годы Компартии США еще можно было дать определенную свободу, поскольку Советский Союз не был тогда «основным соперником Соединенных Штатов», но не в 50-е и 60-е годы, когда соотношение сил между этими странами изменилось.
3. Бжезинский и С. Хантингтон связывают возникновение радикального движения в США с проблемой отчуждения. Однако они не связывают отчуждение с характером процесса труда при капитализме, а рассматривают его исключительно как «следствие быстрых социальных изменений, разрыва традиционных устоев, быстрой индустриализации и урбанизации» и т. п., что, в свою очередь, может привести к отрицанию существующей политической системы. А это, по их словам, было бы равносильно «мечу, занесенному над головой американской демократии», основой для «демагогических нападок на существующую политическую систему». 3. Бжезинский и С. Хантингтон пытаются убедить читателя, что в США нет реальных причин для такого рода настроений, поскольку идеология здесь играет лишь минимальную роль в общественных преобразованиях, которые могут быть осуществлены посредством умеренных реформ, соответствующих уровню индустриального развития. Таким образом, если будущее человечества зависит исключительно от уровня индустриального развития, которое, как якобы свидетельствует опыт США, не связано непосредственно с характером форм собственности и политической надстройкой, революции, делают вывод авторы, далеко не обязательны и даже вредны. 3. Бжезинский «разработал» даже «теорию», суть которой сводится к тому, что большинство революций терпело поражения, поскольку они были направлены не в будущее, а на защиту прошлого, отживших свой век классов и социальных групп. Приводя в подтверждение своих рассуждений луддизм, чартизм как «отблески аграрного общества, вступающего в индустриальную эру», а также анархизм, фашизм, хунвэйбинов, он заявляет, что и «некоторыми из последних выступлений руководили люди, которые во все большей степени лишаются какой-либо существенной роли в технократическом обществе», а потому «их реакция отражает сознательное и, что еще более важно, неосознанное понимание того факта, что сами они становятся исторически устаревшими». Подобные спекуляции потребовались 3. Бжезинскому для обоснования вывода, что протестующие американские студенты отнюдь не революционеры, а, напротив, контрреволюционеры. Подобных взглядов придерживаются и некоторые другие американские социологи.
Не стоит говорить о том, что приводящиеся Бжезинским в подтверждение своей концепции движения далеко не одинаковы по своим идейным истокам, социальной базе и политической направленности. Следует, однако, отметить его попытки выхолостить социально-политическое содержание современного движения протеста в США. Бжезинский делает намек, что во главе движения стоят представители мелкой буржуазии, экономические основы воспроизводства которой в условиях государственно-монополистического капитализма и научно-технической революции быстро ликвидируются. Но он забывает или старается забыть о том, что выходцы из мелкой буржуазии не просто деклассируются. Многие из них вливаются в ряды передового класса, пополняя ту часть трудящихся, которая занята интеллектуальным трудом, но работает по найму, подвергается непосредственной эксплуатации. Таким образом, налицо объективные предпосылки для их перехода на политические позиции рабочего класса. Более того, будучи наиболее образованной частью
