Фет - очерки жизни и творчества - Борис Бухштаб

Дело происходило в августе, а в сентябрьском номере журнала «Репертуар и пантеон» появился следующий сонет Фета

Рассказывал я много глупых снов,

На мой рассказ так грустно улыбались;

Многозначительно при звуках странных слов

Ее глаза в глаза мои вперялись.

И время шло. Я сердцем был готов

Поверить счастью. Скоро мы расстались, —

И я постиг у дальних берегов,

В чем наши чувства некогда встречались.

Так слышит узник бледный, присмирев,

Родной реки излучистый припев,

Пропетый вовсе чуждыми устами

Он звука не проронит, хоть не ждет

Спасенья, — но глубоко вздохнет,

Блеснув во мгле ожившими очами.

Воспоминание на чужбине об оставленной на родине любимой — это тема одного из стихотворений, написанных Фетом перед тем за границей («Я говорил при расставаньи…»). Теперь эта тема скрестилась с новой — с темой родного напева, услышанного на чужбине.

Родной реки излучистый припев,

Пропетый вовсе чуждыми устами —

только это отобрал Фет для стихотворения из своего переживания.

Прошло одиннадцать лет. Стихотворение, перепечатанное в сборнике, попало в руки Тургенева, редактировавшего новое собрание стихов Фета. Тургенев, вытравлявший из стихов Фета «неясности», потребовал изменения последних шести стихов. Любопытно, каким образом хочет Фет «прояснить» указанное место. Он возвращается к изначальному переживанию, связанному со стихотворением, и пытается описать его более конкретно. Вариант не был принят Тургеневым. Он действительно неудачен

Я сам в груди ревниво затаил

От зорких глаз невольный сердца пыл,

Когда, скользя вдоль по равнине водной,

Куда-то мчал нас шумный пароход

И, забавляя чуждый мне народ,

Плохой оркестр сыграл наш гимн народный.

Интересно, что и при этой неудачной попытке конкретизации внешней обстановки вызванное в памяти переживание снова взято лишь в плане «родного припева». На место своей песни Фет подставил «гимн народный». Личное он «ревниво затаил» и на этот раз.

Современники Фета, а за ними и позднейшие критики, часто говорили о нем как о певце усадебных радостей, дворянского приволья. Это мнение следует существенно ограничить — именно в силу того, что в поэзии Фета слишком мало социально-бытовой определенности. Конечно, в его стихах нередки сигналы связи лирического сюжета с помещичьим бытом. Таковы, скажем, местоимения или аналогичные по смыслу прилагательные, определяющие земельную собственность

…Какой архангел их крылом

Ко мне на нивы навевает?

…Уж кланяются нам обоим вдоль дороги

Чужие все хлеба.

…В твоем саду, в твоем пруде.

Средь георгин я шел твоих.

…Или этот, чуть заметный

В цветнике моем и днем…

Но серьезного значения для общего смысла стихотворений это не имеет. Тут еще надо провести грань между восприятием современников Фета и нашим восприятием в эпоху крепостного права и еще несколько позднее сад или пруд, цветник или балкон сами по себе воспринимались как атрибуты усадебного быта, дворянской эстетики. У нас, разумеется, такого рода ассоциаций не возникает.

В стихах Фета мы не ощущаем никакого «лирического героя», а послереволюционное литературоведение, как отмечено выше, показало, что его там и нет — по самому характеру творческого метода фетовской лирики. Между тем современники нередко «вчитывали» в лирические стихи Фета такого героя, и этим героем был помещик Шеншин — мракобес и стяжатель, известный своими шумливыми и запальчивыми публицистическими выступлениями. Этот «герой» до того уж не соответствовал лирическому «я» стихотворений Фета, что от этого и самые стихи казались комичными или жалкими.

Для нас Фет не заслонен Шеншиным. Между миром природы и красоты и лириком, вводящим в этот мир, для нас нет средостения. Поэтому нашим чувствам мир поэзии Фета гораздо более открыт, чем чувствам современников поэта.

10

Фет — без сомнения один из самых замечательных русских поэтов-пейзажистов. В его стихах предстает перед нами русская весна — с пушистыми вербами, с первым ландышем, просящим солнечных лучей, с полупрозрачными листьями распустившихся берез, с пчелами, вползающими «в каждый гвоздик душистой сирени», с журавлями, кричащими в степи. И русское лето со сверкающим жгучим воздухом, с синим, подернутым дымкой небом, с золотыми переливами зреющей ржи под ветром, с лиловым дымом заката, с ароматом скошенных цветов над меркнущей степью. И русская осень с пестрыми лесными косогорами, с птицами, потянувшими вдаль или порхающими в безлиственных кустах, со стадами на вытоптанных жнивьях. И русская зима с бегом далеких саней на блестящем снегу, с игрой зари на занесенной снегом березе, с узорами мороза на двойном оконном стекле.

Любовь к природе чувствуется уже в ранних стихах Фета; тем не менее пейзаж в его поэзии появляется не сразу. В стихах 40-х годов образы природы общи, не детализированы даже в столь удачных стихотворениях, как «Чудная картина…», где образ светлой зимней ночи создается такими чертами, как «белая равнина, полная луна, свет небес высоких, и блестящий снег». Основное здесь — эмоциональная экспрессия, возбуждаемая природой; пристального «вглядывания» еще нет.

Вот хоть теперь посмотрю за окно на веселую зелень

Вешних деревьев, да вдруг ветер ко мне донесет

Утренний запах цветов и птичек звонкие песни —

Так бы и бросился в сад с кликом пойдем же, пойдем!

(«Странное чувство какое-то в несколько дней овладело…»)

Лишь в 50-е годы любовь Фета к природе, знание ее, способность к конкретным и тонким наблюдениям в этой области вполне реализуются в поэзии.

Увлечение Фета пейзажной поэзией начинается с 1853 г. Видимо, здесь сыграло роль сближение с писателями круга «Современника», в особенности с Тургеневым.

Исследователь художественного мастерства Тургенева справедливо отмечает, что «у Тургенева нет деревьев, растений, птиц и насекомых вообще; его флора и фауна всегда конкретны и определенны».

Фет переносит ту же особенность в поэзию. Явления природы у него описываются детальнее, предстают более конкретными, чем у его предшественников. В стихах Фета мы встретим, например, не только традиционных птиц, получивших привычную символическую окраску, как орел, соловей, лебедь, жаворонок, но и таких, как лунь, сыч, черныш, кулик, чибис, стриж и т. п. И каждая птица показана в ее своеобразии. Когда Фет пишет