Япония по контракту - Ольга Круглова

— Да что ты! — замахала руками Намико. — Через узкое горлышко как я буду доставать сливы?

Она ждала вопроса — а как положить сливы в узкогорлую бутылку? Не дождалась. Для сидящих за столом этот вопрос был абстрактным, к ним отношения не имеющим. В самом деле, Намико любила сливы есть и интересовалась лишь тем, как их доставать. Своими руками она никаких солений-варений, тем более настоек, как большинство городских японок, не делала. Так зачем ей было думать, как положить сливы в бутылку? А её муж только пил настойку и любовался бутылкой. Поэтому его занимал только аспект эстетический — как бутылка выглядит? Бутылка с узким горлышком выглядела элегантнее. А как достать оттуда сливы и тем более, как их туда положить, его не интересовало — он никогда не делал ни того, ни другого. А, стало быть, об этом и не думал. Так откуда же тут взяться физикам-теоретикам?

Повисло на солнце

Облако… Вкось по нему -

Перелётные птицы.

Басё

Сначала она приняла Чена за японца. Отличить китайца от японца для русского глаза трудно.

— Для нас это тоже нелегко, — улыбнулся Шимада. — Единственный выход — поговорить по-английски! Если хорошо говорит, значит, китаец.

— В нашем международном сотрудничестве мы должны ориентироваться на Восток! — писали японские газеты, иногда признаваясь: — Мы очень обидели китайцев во время последней войны и должны искупить вину.

Министерство науки Японии обещало финансировать прежде всего договора, заключённые с университетами азиатских стран. Сэнсэи воспринимали это, как инструкцию: ориентация на Восток! Сэнсэи не резали грубо, в лоб, как американцы:

— Китайцы дешевле!

Но китайцев нанимали охотно.

Китайский доктор Чен всегда приходил на работу ровно в девять, раньше всех. Начинал с того, что подметал пол в студенческом зале, мыл брошенные как попало чашки, выносил мусор. Свои кабинеты здесь все убирали сами, а студенческий зал был вроде кабинетом Чена — там стоял его стол. Ей нравился доктор Чен — основательный, серьёзный, аккуратный. Доброжелательный, вежливый. Разговаривать с ним было приятно. Чен хорошо говорил по-английски, охотно рассказывал ей о жизни в Китае, о своей семье. Отец Чена погиб в культурную революцию. Он был учителем, но однажды не вернулся из школы, а через несколько дней матери Чена сообщили, что она может проститься с мужем в больнице, где он умирал от побоев. Чен рассказывал это спокойно, храня на лице обычное выражение. И невозможно было понять, как он относится к тому, что случилось. В Японию Чен приехал с женой и пятилетним сыном. И с огромными чемоданами, Там была посуда, китайский чай, китайские приправы… И ещё игрушки, запас одежды и обуви. В Китае всё дёшево, с японскими ценами не сравнить. Одевался Чен аккуратно, во всё новое.

Чен знал японский язык. Если в работе выпадала пауза, он разворачивал карту города и изучал названия районов и улиц, выписывал их в особую тетрадь. В его компьютере хранились адреса дешёвых магазинов, рынков… Чен знал о жизни города много вещей практических, нужных. А если чего не знал, то отправлял электронную почту соотечественникам, живущим в Японии. Назавтра он приносил ответ. Китайцы знали всё. Они жили многочисленной слитной колонией. Даже обедать в столовую ходили группой во главе со своим начальником — строгим мужчиной постарше остальных. И всегда садились за один большой стол.

Приехав в Японию, Чен очень дёшево купил мебель, футонги, холодильник у соотечественников, которые уезжали. Всегда находился соотечественник, который уезжал. И всем китайцам это было известно. В компьютер Чена приходила электронная почта из тех стран, где жили китайцы. Когда на инженерном факультете открылась вакансия аспиранта, Чен отправил письмо на родину, а вскоре явился в университет вместе с молодым китайцем, приехавшим из Пекина. Вскоре сэнсэй Кобаяси известил сотрудников, что у них в лаборатории будет новый китайский аспирант. Японцы шли в аспирантуру неохотно — учиться трудно, платят мало. И пустующие позиции занимали китайцы.

— В будущем мы будем иметь только китайских профессоров, — хмыкал Шимада.

Сам Чен попал в Японию по рекомендации китайского профессора, с которым Хидэо познакомился в Англии. От каждого китайца тянулась ниточка к другому китайцу, все вместе они сплетались в прочную сеть.

Доктор Чен вёл занятия со студентами, помогал технику Ямазаки, мастерил наглядные пособия, ремонтировал приборы… Его руки были вечно перепачканы маслом, клеем, краской… И ещё он исполнял десятки разных поручений, которые Кобаяси давал ему, рассеянно улыбаясь.

— Сходите-ка в канцелярию Чен-кун…

Только Чена, да ещё техника Ямазаки сэнсэй звал, добавляя к имени вместо уважительного "сан" фамильярное "кун", вроде нашего "дорогуша". Так обращались только к тем, кто существенно ниже по чину. Но доктор Чен не обижался. Он молча, низко склонившись, выслушивал распоряжения сэнсэя, говорил — "Хай!" — "Есть!" и убегал исполнять.

— Я очень доволен доктором Ченом, — часто повторял Хидэо.

Домой Чен уходил не раньше десяти. Часов в восемь он заканчивал дела, прибирал свой письменный стол, не оставляя ни одной бумажки, запирал на ключ ящики и усаживался подремать, дотягивая положенный срок. Кем положенный и почему, неизвестно. Но положенный, это точно. Доктор Чен всегда вёл себя безошибочно. Он и по субботам всегда оказывался на месте, если приезжал босс. Китайцы вообще хорошо понимали японские правила. Наверное, не только письменность была у них общей с этой страной.

Ей нравился доктор Чен. И он относился к ней уважительно. Ей захотелось познакомиться с Ченом поближе, она пригласила его в гости. Худая, несимпатичная жена выглядела старше Чена и всё время молчала. Она не говорила по-английски и японский только начинала учить. Сын, круглоголовый, стриженый ёжиком крепыш, взобрался к отцу на колени и стал уплетать русскую еду, ловко орудуя палочками. Не привередничая и не капризничая, он съел всё, что ему предложили, и вежливо поклонился. Уходя, Чен протянул ей веер и шёлковый с вышивкой носовой платок — подарки, привезённые из Китая. Дарил их Чен перед уходом, как принято у него на родине.

Через некоторое время Чен пригласил к себе домой её и супругов Кобаяси. Он встретил гостей в метро, хотя нужды в этом не было — подробный план своей улицы Чен дал каждому из них. Чен заранее купил всем троим билеты на метро и вручил их с вежливым поклоном. Жил он в маленькой квартирке в доме, выстроенном университетом для своих служащих. Серые бетонные пятиэтажки, такие неказистые, что наши хрущобы показались бы среди них элитным жильём, университетские американцы называли крольчатниками. Впрочем, они называли так любое японское жильё ввиду его малости. Но Чену его квартира нравилась. Да и стоила она дёшево — семь тысяч йен в месяц. Подъездов в доме не было. Лестницы, укрытые только крышей вели на галереи, заставленные не уместившимся в квартирах скарбом. В прихожей не хватало места даже для двоих, в столовой едва умещался низкий столик с подушками на полу да уголок кухни, где рядом с плитой и мойкой устроился холодильник. В спальне с трудом расстилались два футонга, в туалете не стоило шевелить руками, чтобы не разнести стены. Туалет был странный: лоток японского образца располагался на постаменте, образуя некий гибрид восточного стиля с западным.