Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941 - Готфрид Леске

Но о самом вторжении здесь нет вообще никаких разговоров. Вероятно, потому, что все эти планы очень строго засекречены. Но судя по тому, что я здесь увидел, мы не станем тянуть с этим слишком долго. Но если это все же произойдет не так скоро, как все мы надеемся, значит, у Геринга есть на то свои резоны. Значит, так тому и быть.

Рядом с Герингом работают генерал Мильх и генерал Кессельринг. Причем Мильх тянет основную нагрузку. Мильх великий труженик. Иногда он работает двадцать четыре часа в сутки и даже больше. Но здесь, на фронте, Кессельринга как настоящего солдата уважают все-таки больше, чем Мильха, которого считают гражданским, хотя он и генерал.

Что меня по-настоящему удивило, так это уважение, с которым здесь все относятся к RAF.[36] Они честно признают, что RAF наносят нам дома серьезный урон. Я, правда, не думаю, что такой уж серьезный. Естественно, он не может идти ни в какое сравнение с тем, что мы делаем в Англии. И все же он гораздо больше, чем я мог бы подумать, судя по нашей «Фельдцайтунг». Но все здесь уверены, что это не будет продолжаться долго и что английские пилоты совершенно измотаны такой работой. В конце концов, у нас более 6000 новых бомбардировщиков и вдвое больше истребителей, а у англичан нет даже и трети от этого числа. К тому же эти оценки сделаны здесь, в штабе, а всем известно, насколько консервативно в хорошем смысле слова наше Высшее командование, и потому, скорее всего, подлинные цифры гораздо более в нашу пользу. И когда понимаешь это, осознаешь, что все мы должны быть благодарны нашему Герману, ведь это он неустанно повторял в 1936–1937 годах, что будет вышвыривать на свалку все новые немецкие самолеты до тех пор, пока инженеры не создадут лучшие в мире машины. Он определенно сдержал свое слово.

Кстати, насчет этих медалей. Геринг просто молодец. На все у него есть время. Нам здесь рассказали, что помимо огромного объема основной работы он лично занимается созданием для нас, летчиков, специальных знаков отличия. Они все еще разрабатываются, но начал это дело сам Геринг. Предполагается, что это будет булавка для галстука, ее получат все боевые летчики, которые летают на вражескую территорию, с некоторыми отличиями для истребителей, бомбардировщиков, пилотов «Штук» и разведчиков. Наша булавка будет приблизительно такой: дубовый лист с лавровым венком посередине, внутри венка бомба, а под венком свастика. За двадцать полетов получаешь бронзовую булавку, за шестьдесят – серебряную, а за сто и более – золотую. К тому времени как ее выпустят, я уже буду готов к золотой.

Зенитные расчеты тоже получат знаки отличия. Это будет пушка длиной 8,8 сантиметра в венке из дубовых листьев.

Для ребят с «мессершмитов» это будет не слишком приятный сюрприз. Как мы только что услышали, теперь будет гораздо труднее заявлять сбитый вражеский самолет. Нас это, конечно, не касается, но истребителям придется трудновато. Кажется, все это из-за того, что очень большая разница между тем, сколько объявляют англичане, и тем, сколько наши ребята. Всем, конечно, известно, что англичане постоянно врут и их цифрам нельзя верить, а наши данные гораздо точнее. Но ошибок нельзя избежать. Может так случиться, что пилот «мессершмита» вполне уверен в том, что покончил с неприятельским самолетом, а тот все-таки смог совершить вынужденную посадку, ведь они воюют над своей территорией. Они самолет залатают и опять летают на нем. Мы же, национал-социалисты, прилагаем все средства к тому, чтобы мир мог быть уверен: на наше слово можно положиться. В общем, штаб решил, что лучше публиковать заниженные цифры, чем давать кому-то повод считать наши данные преувеличенными. Окончательно еще ничего не решено, но, по всей видимости, в будущем сбитый самолет будет засчитываться только в том случае, если есть незаинтересованный свидетель или сделана фотография. Конечно, ребятам это вряд ли понравится. Но ничего, в конце концов, славы они себе хапнули явно побольше, чем заслуживают, а послушать их разговоры – так только они и делают все дело, а мы все так просто, летим себе и летим. Ну да ладно. Как бы то ни было, даже этот маленький вопросик еще раз показывает, насколько мы выше наших врагов. Мы можем себе позволить преуменьшать цифры вражеских потерь, недооценивая собственные победы. Это показатель силы.

25 сентября 1940 г.

ПОДАРОК С НЕБЕС

Наверное, все-таки скоро начнется. Я имею в виду вторжение в Англию, конечно. Прямо возле нас расквартировалось несколько парашютных полков. Вокруг их полным-полно. Зачем бы их сюда столько нагнали? Причем никто не делает из этого секрета. Иначе мы бы их просто не увидели.

Их привозят на «Юнкерсах-52». Примерно по пятнадцать человек в каждом самолете. В свободные дни мы иногда к ним заходим. Для знакомства. Парни сгорают от нетерпения: ждут не дождутся, когда операция начнется. Я их понимаю. Они еще вообще нигде не участвовали. Почти никто даже не видел настоящего боя. Некоторые, правда, повоевали немного в Польше, но большинство никогда не были за границей. Здесь почему-то нет тех, кто был в Голландии и Бельгии. Говорят, их бросили на юг. Но все это только слухи.

Я всегда считал, что забросить парашютистов в Англию будет очень трудно, если вообще возможно. Это, в конце концов, не Голландия. Голландия маленькая страна, наша пехота заняла ее за несколько часов. Боюсь, в Англии все будет совсем по-другому. Но у этих ребят и в мыслях нет столкнуться там с какими-либо трудностями. Они совершенно уверены, что там все пройдет как по маслу. Их план такой. Сначала идем мы и кладем наши яйца. Атака будет грандиозная, такая, чтобы отрезать целый кусок Англии от остальной страны. Бомбардировщики должны будут создавать заградительный огонь, как это обычно делает артиллерия. И пока мы держим этот барьер, туда забрасывают десять или двадцать тысяч парашютистов. А также легкую артиллерию и танки – тоже на парашютах. К тому времени как англичане придут в себя и осмотрятся, наши ребята уже окопаются. Займут такие позиции, из которых их не так просто будет вышибить.

Эти ребята говорят, что подобные маневры планируются в десяти или пятнадцати местах одновременно. Вполне возможно, ведь у нас достаточно и парашютистов, и бомбардировщиков. Да, такой способ вторжения не кажется неисполнимым.

Мне всегда представлялось довольно странным, что есть такие войска, у которых основная задача прыжки. Мы тоже прыгаем, если дела у нас совсем плохи, но это совсем другое дело – у нас нет иного выхода, чтобы сохранить свою жизнь. А парашютисты прыгают, чтобы вступить в бой. Разница между теми, кто вступает в бой, и теми, кто пытается из него выйти, огромная. Это надо иметь в виду.

У этих ребят за плечами огромное количество тренировок. Это еще раз показывает, насколько великолепно и грамотно фюрер все организовывает. Не мы первые придумали использовать парашютные прыжки в военных целях. Шесть или семь лет назад этим баловалась французская армия, мир ее праху. У коммунистов все получилось лучше – они, по крайней мере, организовали несколько парашютных полков. Но когда началась война, только Германия реально использовала парашютные войска на поле боя.

Поначалу они формировались только из добровольцев, набранных из обычных пехотных полков, которых посылали в Штендаль и Штутгарт учиться парашютному делу. Но когда началась война, парашютные полки начали набирать в обычном порядке, и теперь это отдельный род войск.

Парашютные войска заметно отличаются от простой пехоты. Их специально обучают бою в составе небольшой группы в тылу врага. Их основная задача взять или уничтожить какой-нибудь особый объект. Готовят их от семи до десяти недель. Учат укладывать парашют, обращаться с ним так, чтобы не порвать купол после приземления, и так далее. Сначала они прыгают со столов и стульев, потом высоту постепенно увеличивают до полутора-двух метров. Учат даже прыгать вниз головой – на кучу опилок, конечно. Но самое важное в этих занятиях – освоение группового выхода, чтобы как можно больше людей вышло из самолета за возможно короткое время. Они упорно тренировались в этом упражнении в стоящем на земле самолете. Говорят, под конец их передергивало от одного его вида. Потом прыгали с сорокаметровой вышки. Надо было сделать шесть удачных прыжков, тогда упражнение засчитывал ось. Удачным считался только такой прыжок, когда солдат приземлился и был готов немедленно вступить в бой.

Потом они прыгали с низко летящего, не более сотни метров, самолета. Для этого им выдали специальные парашюты, которые автоматически раскрываются сразу после выхода из самолета, потому что для штатного парашюта такая высота слишком мала. С такой высоты их бросали, чтобы как можно быстрее обучить настоящим прыжкам.

Поверх униформы у этих ребят что-то вроде резинового комбинезона. Его специально придумали, чтобы парашютные стропы не цеплялись за пуговицы униформы. Я снова и снова убеждаюсь, насколько тщательно и всесторонне наше командование продумывает мельчайшие детали. Ни одна страна в мире не может в этом с нами сравниться.