Куплю любовницу для мужа (СИ) - Халь Евгения

Возле входа в беседку мелькает высокий мужской силуэт.

— Гора, я же просила тебя! — утыкаюсь лбом в спинку дивана, чтобы скрыть слезы.

— Это я, — раздается из темноты голос Макса. — Карапузик, можно мне с тобой посидеть? Никак уснуть не могу!

8 глава. Роскошных женщин создают те, кто их не любит

— Давай, — хлопаю по дивану рядом с собой, приглашая Макса сесть.

Он садится рядом и берет меня за руку.

— Ой, холодная какая! Как ледышка! Ты что это?

— Не знаю, Макс. Странное лето в этом году. Холодное очень.

— Холодное лето — первый признак больших перемен в жизни, — шепчет он и вдруг обнимает меня.

— Не нужно, Макс! — делаю попытку отстраниться.

— Я тебя просто погрею, — улыбается он и еще крепче сжимает меня в объятиях.

Замираю в его руках. Двигаться не хочется. Думать тоже. По телу разливается блаженное тепло. Он растирает мои плечи. Его ладонь спускается на мою грудь, прикрытую тонким шелком халата, и ныряет под него.

— Перестань, — шепчу я, но вдруг чувствую, что не хочу, чтобы он убирал руку, и сопротивляюсь скорее по привычке.

— Ты вся дрожишь, карапузик! — он прижимается лицом к моей щеке и его мягкие светлые волосы приятно щекочут кожу.

Я неожиданно для самой себя всхлипываю.

— Макс, я как подумаю, что она здесь, в моем доме, так…

— Знаю, моя красавица! Знаю! — он распахивает мой халат и целует плечи.

Его губы, горячие и нетерпеливые, заставляют меня дрожать, но уже не от холода.

— Что ты делаешь, Макс?

— Спасаю тебя! — он кладет меня на диван и ложится сверху.

— Нет, ты с ума сошел! Гордей здесь, рядом! Перестань! — пытаюсь выскользнуть из-под него, но он прижимает меня бедрами к дивану.

— И его любовница тоже здесь. Потому что ты сдалась и позволила ей проникнуть в твой дом!

— У меня не было выбора.

— Был! Нужно было послать ее к черту вместе с Гордеем. А ты сплоховала. И теперь ты — жертва, карапузик. Страшный черт тебя крепко ухватил, разодрал твое сердце и из него течет клюквенный сок. Беда в том, что он слишком похож на настоящую кровь. И ты задыхаешься. А я хочу, чтобы ты была победительницей!

— Но почему? Тебе-то какая разница?

— Большая. Я… тебя люблю, Настя!

— Что? Глупости! Перестань! Ты не можешь меня любить! Я страше. Я вся измотана. Я загнанная лошадь, Макс!

— А мне такие и нравятся. Меня на радостных писюх не тянет, и никогда не тянуло. И потом я не дам тебя загнать. Я сделаю из тебя королеву с высоко поднятой головой! Ты такая потрясающая! Не могу я смотреть на это… как ты съеживаешься, словно побитый щенок, — он задирает мой халат и его рука нащупывает мои трусики. — Ты обязана быть счастлива. А вы, женщины, не можете быть счастливыми просто так. Вы становитесь счастливыми только назло тем, кто вас не ценит. Твой муж не понимает, какое сокровище держит в руках. Пошли его к черту и начни жить полной жизнью! Покажи ему, что он потерял!

— Не смей сейчас говорить о Гордее, когда ты прикасаешься ко мне!

— А я посмею! Потому что я ему страшно благодарен!

— Что за бред ты несешь, Макс? За что ты ему благодарен?

— За то, что он потерял лучшую женщину в своей жизни, Настя! За то, что не умеет тебя ценить! Потому что роскошных женщин создают именно те, кто их не любит! Если бы муж тебя любил, ты не стала бы королевой в изгнании!

— Хватит! — с силой отталкиваю его и падаю на пол. — Я тебе не верю, слышишь? Я вообще больше никому не верю! Оставь меня в покое! — бью кулаками по его плечам и груди. — Оставь! Оставь! — слезы душат меня, не давая говорить. — Оставь, — с трудом выдавливаю из себя, продолжая колотить Макса.

— Вот молодец! Давай! — он через голову стаскивает футболку и подставляет мне обнаженную грудь. — Бей меня! Ты, наконец, разозлилась! Умница! Хватит быть тряпкой! Ты не котенок, ты — тигрица! Посмотри на себя! Ты ведь королева, но твои глаза — как крик! Ну бей же!

Я изо всех сил бью кулаками по его груди и вдруг чувствую, как где-то внутри оглушительно лопается тонкая струна терпения. И огромный камень боли, висящий на ней, с грохотом падает в пропасть. Мне становится так легко, как никогда в жизни. Но следом за легкостью меня охватывает волна такой веселой злости!

Когда-то в хореографическом училище мне дали главную партию в выпускном спектакле "Жизель". Это был скандал! Ведь роль получила Золушка, а не дочки из богатых семей. Все девочки мне завидовали. Я тщательно проверяла пуанты, стулья, на которые садилась, даже прожекторы, стоящие за кулисами. Я понимала, что мне жестоко отомстят. За спиной шептались, что я получила эту роль, потому что у меня любовь с Аристархом, мать которого занимает огромный пост в Минкульте. Они не знали, что его мать ненавидит меня лютой ненавистью и никакого отношения не имеет к моему успеху.

И за два дня до спектакля, перед генеральной репетицией, ко мне пришли заклятые подруги и начали наперебой хвалить и желать успеха. И я так расчувствовалась, что забыла проверить пуанты. Когда я надела их, ноги пронзила страшнейшая боль. Туфли были набиты толченым стеклом. И те, кто пять минут назад хвалили меня, не могли скрыть радость. Они не просто натолкали стекла в пуанты, они еще и отвлекли меня, чтобы я уж точно разрезала себе ноги.

Они стояли напротив меня и улыбались. И я встала на окровавленные ноги, улыбаясь. И от моей улыбки они стушевались и быстро выскочили из гримерки. Я посмотрела на себя в зеркало. Такие улыбки, как у меня тогда, бывают у злых клоунов в фильмах ужасов. Я пошла на сцену и отработала полный спектакль. И от шока уже даже не чувствовала боли. И ног тоже. Потому что внутри клокотала веселая яростная злость. Оттого, что мои соперницы перешли границу дозволенного, а я победила их зависть, свою боль и свой страх. Я победила всех!

Долгие годы я эту злость не чувствовала. И вот она вернулась. Нахлынула, как летняя гроза, вымывая из сердца не просто боль, а мою рабскую привязанность к мужу. Мою собачью верность, которая никому не нужна. Да, я сама предложила открытый брак. Но даже в таком рискованном эксперименте должна быть граница дозволенного. Гордей ее перешел. И теперь у меня развязаны руки. Посмотрим, чем это закончится.

Делаю шаг к Максу, поднимаюсь на цыпочки и приникаю к его губам.

— Помоги мне! — шепчу я.

— С радостью! — он подхватывает меня на руки, садится на диван и усаживает меня на колени.

Приподнимается, расстегивая брюки, и дальше я все забываю. Только чувствую радостный жар внутри себя. Слушаю свое истосковавшееся без мужской ласки тело, которое покачивается на его крепких бедрах.

— Я люблю тебя, — шепчет Макс, лихорадочно целуя мои губы и плечи. — Мы теперь вместе. Сегодня же объявим Гордею, что мы — пара. Пусть он знает и все остальные тоже! Пусть весь мир завидует, какая у меня королева! Молчи, Настя, ничего не говори! Королевы не отвечают на признания, лишь молча принимают любовь подданных.

Он прав. Так и поступаю. Молчу, принимая его любовь. Его тело, которое так чертовски удивительно, что я в жизни своей не думала, что так вообще бывает. Ты здесь, Гордей. Ты рядом, но мне не стыдно. И мне больше не больно. Теперь все будет по-другому. Еще не знаю как, но будет. Я подумаю об этом потом. А сейчас я хочу просто ловить ритм мужского тела и сливаться с ним в пульсирующем счастье. Мне хорошо. Я это заслужила. Макс вскакивает, держа меня на весу, кладет на диван и я тону в его объятьях. Все мысли полностью вылетают из головы. Только одна остается: пусть это не заканчивается никогда!

Гордей

Гордея разбудил умопомрачительный запах свежих оладий. Он встал, наскоро умылся, побрился и быстро оделся, стараясь не шуметь. Настя еще спала. Так тихо и спокойно, что Гордей даже забеспокоился. Он наклонился над женой и прислушался. Она размеренно и спокойно дышала. Наверное, приняла убойную дозу успокоительных. Гордей причесался и спустился вниз. Макс уже сидел в кухне, за столом. Тата суетилась возле плиты. На сковороде шипели оладьи.