Школа добродетели - Айрис Мердок

Дом уже приблизился и прояснился, сумеречная дымка редела, словно наступало утро, а не вечер. Эдвард вспомнил, что когда-то давно видел фотографии Сигарда в ка-ком-то журнале или газете, но тот образ стерся его из памяти. Дом представлял собой действительно странное и очень большое сооружение. Это было длинное высокое здание с наклонной крышей, почти без окон, похожее на вокзал, с пристройкой в виде особняка в стиле восемнадцатого века. Пристройка и главное здание соединялись высокой стеной с карнизом. С другой стороны торчала башня — мощный шестиугольник из бетона с хаотично разбросанными маленькими окнами. Эдвард почувствовал, что ноги его уже не идут по дорожной слякоти: он ступил на мощеную дорожку, по обе стороны от которой росли деревья. Они образовывали широкую аллею, не загораживая вид на дом, а обрамляя его. В середине большого здания он увидел большую открытую дверь и свет, горевший внутри. Потом около этой двери, у едва различимой в темноте стены, он заметил трех женщин, напомнивших ему барельеф или статуи.

Эдвард на миг остановился и двинулся дальше. Женщины еще несколько мгновений оставались неподвижны, а потом все вместе двинулись ему навстречу. Когда они вот так неожиданно предстали перед ним в свете, льющемся из открытых дверей, Эдвард сразу же оценил их красоту, молодость и сходство друг с другом. Они были наряжены в цветастые платья с пышными юбками до щиколоток, утянутые в талии, на их шеях блестели ожерелья, а их длинные волосы были уложены тяжелыми коронами. Они молча, как будто робея, улыбались Эдварду. Он почувствовал, что он должен заговорить первым, но сумел произнести лишь какое-то неопределенное восклицание.

— Эдвард, добро пожаловать в Сигард.

К нему протянулась рука и еще одна. Эдвард пожал обе, а потом третью.

— Просим, просим, — сказал другой голос. — На улице прохладно.

— Добро пожаловать в Сигард, — повторил третий голос.

— Надеюсь, дорога оказалась не слишком неприятной?

— Нет-нет, — ответил Эдвард. — Ничуть. Я отлично прогулялся, только там ужасно… довольно грязно, а мои туфли для этого совсем не годятся.

Позднее он вспоминал свои первые слова как наивные и глупые. Однако они помогли. Он последовал за одной из женщин в дверь, две другие вошли за ними. Кто-то прикоснулся к его плащу.

Главное здание, куда он вошел, и в самом деле напоминало вокзал или очень большой сарай с массивными пересекающимися деревянными балками под потолком. Когда дверь закрылась, Эдвард принялся искать глазами встречающую его мужскую фигуру, но не нашел. Он увидел несколько высоких окон, бросающийся в глаза гобелен, большие растения с блестящими листьями в горшках. Стены были выложены из грубоватых квадратных блоков золотисто-желтого цвета. Эдвард обратил внимания на огромную облицованную печь — таких монстров он видел в Германии, но не в Англии. Несмотря на печь, в огромном пространстве зала стоял холод. Длинный, основательный, надежный стол был накрыт в одном конце. Помещение освещали масляные лампы, стоявшие на столе и подвешенные в дальних углах. Эдвард поставил свой чемодан и снова оказался лицом к лицу с женщинами. Они действительно были очень молоды и похожи друг на дружку.

— Я — миссис Бэлтрам. А это твои сестры, Илона и Беттина. Вот Илона, а вот — Беттина.

Две девушки улыбнулись и сделали реверанс.

Эдвард, конечно же, не забыл «отвратительных маленьких девочек», но никогда не принимал их в расчет и не думал о них. Они были размытым пятном на картине, где присутствовал отец и фигура поменьше — мачеха. Эдвард туманно представлял себе, что «девочек» с ними не будет — может, они учатся где-то или работают. Он даже не утруждал себя вопросом, сколько его сестрам лет, и среди всей заварухи совершенно о них забыл.

— Мы зовем ее матушка Мэй, — сказала одна из них.

— Пожалуйста, называй меня так и ты.

— Да… Спасибо… Вы были так добры, пригласив меня…

— Мы очень рады, что ты приехал. Ты, должно быть, устал после этой прогулки. Беттина, покажи Эдварду его комнату. А потом мы пообедаем. Ты, наверное, голоден. Да, туфли не хочешь снять? Они все в грязи. Поставь их туда — вон ящик у стены.

Неловко подпрыгивая сначала на одной, потом на другой ноге, Эдвард снял промокшие грязные туфли и поставил их в один из ящиков рядом с несколькими парами высоких сапог. Девушка по имени Беттина взяла чемодан Эдварда и никак не хотела его отдавать. Остальные рассмеялись. Он пошел за Беттиной к занавешенному дверному проему.

— Осторожнее, ступенька. Тут у нас все непросто, скоро ты сам все поймешь. Здесь темновато, мы называем эту часть Переходом. Это Селден, старый дом.

Эдвард споткнулся. Беттина взяла из ниши лампу и двинулась вперед по каменным ступенькам, леденившим ступни Эдварда сквозь носки. Девушка остановилась и подняла светильник повыше, чтобы Эдвард видел, куда идти. Впереди был темный коридор, дальше — освещенная дверь. Через несколько секунд они оказались в просторной спальне, где на столе горела еще одна лампа. В комнате стоял странный запах.

Беттина поставила лампу и повернулась к Эдварду. Определить, сколько ей лет, он не смог — где-то между восемнадцатью и тридцатью. У нее был высокий лоб и спокойные глаза исключительно мягкого светло-серого цвета, но узкий нос с горбинкой и острый подбородок придавали лицу властность и проницательность. С этим ожерельем на шее она походила на благородную даму с портрета эпохи Возрождения или, возможно, на умного, немного женственного юношу. Цвет ее темно-рыжих волос вызывал какое-то тревожное чувство; волосы были аккуратно подобраны, но выбивавшиеся кудряшки подчеркивали прозрачную белизну и гладкость ее шеи. Беттина оперлась руками о край стола рядом с лампой, и Эдвард увидел, что под ногтями у нее грязь. Он не мог сказать, успокоил его этот небольшой изъян или нет. Под взглядом девушки он чувствовал себя слабым, незащищенным, сконфуженным и очень усталым. Эдвард тихим голосом проговорил:

— Мне нравится твое платье.

— Мы сами себе шьем. — Беттина улыбнулась ему и растянула юбку во всю ширину. — К вечеру мы переодеваемся — надеваем все лучшее.

— Боюсь, я не взял с собой ничего особенного.

— Ну, это ерунда. Вот твоя ванная. Тут есть горячая вода, с кухни. Тут даже электричество есть. У нас свой генератор, но мы его бережем. К тому же мы все равно предпочитаем масляные лампы.

— А море отсюда далеко?

— Довольно близко, но добраться до него трудно… Ну, сам разберешься? Надеюсь, ты недолго, да? Ванну не хочешь принять?

— Нет-нет, я через минуту вернусь.

— У тебя есть какая-нибудь другая обувь?

— Да, тапочки.

— Я буду рядом, внизу у лестницы, чтобы ты не заблудился.

— Так я увижу… моего отца… за ужином?

— Ой, извини, мы забыли сказать, что его сейчас здесь нет. Будешь уходить — оставь лампу здесь, но не гаси.

Беттина взяла свою лампу и вышла, взмахнув подолом платья. Значит, встреча с отцом откладывается. Эдвард почувствовал огромное облегчение, но в то же время и недоумение вкупе с разочарованием.

Комната была пустая и довольно холодная. Она выглядела бы как монашеская келья, не будь в ней некоторого изящества, даже величия. Стены были сложены из блоков бледно-розового мелкозернистого камня, похожего на камень стен дома-сарая, только светлее и более отшлифованного, сводчатый потолок — из какого-то материала с каменной крошкой точно такого же цвета. Пол из светлых дубовых досок, дубовые тяжелые двери и стол — круглый и чрезвычайно основательный, на прочных, простых, чуть искривленных ножках. Здесь же стояли комод и в пару ему стул с плетеным сиденьем. На полу рядом с двуспальной кроватью лежал тканый коврик темно-коричневого цвета, а над изголовьем висел складчатый белый балдахин и занавески broderie anglaise[31]. Стоявший в углу парафиновый обогреватель давал немного тепла, и потому в комнате не было очень холодно; именно от обогревателя шел тот странный запах. На гвозде, вбитом между двух каменных блоков, висела единственная в комнате картина, оплетенная паутиной. На ней была изображена юная девушка, стоявшая в реке, расставив ноги, и смотревшая на зрителя с затаенным удовольствием. На травянистом берегу лежал выписанный во всех технических подробностях велосипед, а через спицы одного из колес проползала большая змея, вперившаяся взглядом в девушку. В углу стояли инициалы — «Дж. Б.». Эдварду картина не понравилась.

Большое окно за длинными белыми шторами оказалось закрыто довольно пыльными внутренними ставнями. Эдвард снял металлическую перекладину и откинул один из ставней, а потом, приложив ладони к лицу, выглянул наружу. Там царила почти полная темнота. Но на фоне чуть более светлого неба он разглядел темные контуры — кроны деревьев на аллее неправильной формы, где он недавно шел. Он находился внутри здания, которое снаружи напоминало ему что-то вроде особняка восемнадцатого века. Эдвард закрыл ставень, задернул штору и вошел в ванную, где автоматически и безрезультатно щелкнул выключателем. В свете масляной лампы, проникавшем через открытую дверь, он увидел святилище такого же элегантного аскетизма — огромная ванна и голые стены. Рядом с раковиной находилось квадратное окно, и Эдвард выглянул из него во двор, тускло освещенный одной-единственной электрической лампочкой на дальней стене. Двор удивил Эдварда неожиданно экзотическим видом — ему показалось, будто он смотрит на что-то нездешнее, расположенное то ли на юге, то ли в прошлом. Может быть, на двор какого-то французского замка. Но тут лампочка погасла, и он решил, что включали ее специально для него. Понимая, что не стоит задерживаться, Эдвард привел себя в порядок, расчесал свои прямые темные волосы, достал из чемодана тапочки, надел их и, прежде чем открыть дверь, постоял перед ней, сделав несколько глубоких вздохов.