Комплекс крови (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична

Губы Терри тронула улыбка.

— Ты повзрослел, но тяги к дешевой драме не утратил, — высокомерно заметила она.

— Я ведь уже говорил, что разгадка поможет нам с тобой?

— Говорил, — кивнула сестра. — Но в тумане, который ты напустил, потерялся бы кто угодно.

— У меня возникла гипотеза, — негромко произнес Тристан, рассматривая изображенные на очередном полотне Отдаленные мосты. — И я решил не торопиться с анализом. Вначале я хочу ее проверить.

Терри одарила улыбкой кого-то из знакомых.

— Ты издеваешься? — зашипела она, сделав знак брату наклониться. — Твои гипотезы важнее, чем непойманный маньяк?!

— А какое мне дело до непойманного маньяка? — резонно возразил Тристан. — Я должен пожалеть людей, которых он убивает? Людей, большая часть которых путалась с темными существами?

— О боги, а я-то на мгновение решила, что ты действительно изменился!..

Тристан обменялся рукопожатием со светловолосым молодым человеком во фраке, одним из сыновей их семейного юриста.

— Как поживает доктор Хобарт? — с улыбкой осведомился тот.

— О, прекрасно, просто отлично, — с отстраненным видом ответил Тристан. — Надеюсь, вы получили мое приглашение? Буду рад видеть вас на дне рождения.

— Приду обязательно, — вежливо кивнул блондин.

Терри увлекла брата в один из пустующих углов выставочной залы, подальше от толпы.

— Если бы отец не настоял на этом празднике, я бы никого не приглашал, — сказал Тристан, глядя в спину удаляющемуся сыну юриста. — Скучаю по тем дням, когда мог сидеть в лаборатории или в библиотеке и делать вид, что весь мир для меня умер.

— Ты и сейчас умеешь делать вид, что весь мир для тебя умер. А теперь говори, что хотел. Потому что я не имею никакого желания таскаться по залу и смотреть картины. Ты знаешь, как я отношусь к живописи. На худой конец, ты мог бы достать приглашение на концерт!..

— Мне нужно твое ДНК, Терпсихора.

Фиалковые глаза сестры, едва заметно подведенные тонким черным карандашом, сузились.

— Зачем? — спросила она, даже не скрывая подозрения.

— Для проверки гипотезы. Ну же, это не больно. Просто капелька слюны. — Тристан достал из потайного кармана пиджака маленький бумажный пакет и протянул ей. — Здесь есть ватная палочка, которую после использования нужно положить в емкость из стекла. Не забудь плотно закрыть пробку.

Терри помедлила, но взяла пакет.

— И как это связано с жертвами? — спросила она.

— Странно, что ты не задаешь другого вопроса — «как это связано с нами». С твоей памятью. С твоим прошлым. Или тебя не интересует твое прошлое?

— Не уверена, что смогу найти в нем что-то полезное, — пожала плечами сестра, пряча пакет в сумочку. — Иногда мне кажется, что память милостива, и мы забываем то, что должны забыть. То, что может причинить нам боль.

— О, если бы, сестрица, если бы. Так что там у вас с мистером Родманом?

— Ума не приложу, откуда ты это взял, но между мной и мистером Родманом ничего нет.

— Прекрасно. Пойдем-ка взглянем на окровавленные катаны. Они меня покорили.

[1] Височная доля головного мозга (лат.), играет важную роль в образовании долговременной памяти.

Глава четырнадцатая. Ларри

13 июля 2009 года, послеобеденный час

Треверберг

Для человека, которому перевалило за восемьдесят, дворецкий отца выглядел не так уж и плохо. Он самостоятельно передвигался, говорил складно, мыслил ясно, а рукопожатие у него было крепким и деловым.

— Я Боб, — представился он. — Рад твоему визиту, Ларри. Пожалуйста, проходи. Чай или кофе?

— От кофе не откажусь, спасибо.

— Вот и славно. Моя помощница ругает меня всякий раз, когда чует запах кофе. Говорит, это плохо для сердца. А я отвечаю: я не пью, не курю, могу же я завести хотя бы одну дурную привычку?

Ларри проследовал за хозяином в уютную гостиную маленького одноэтажного домика. Боб жил в пригороде Треверберга, здесь было тихо, как в раю, а воздух наполняли запахи цветущего сада. Возле домика стоял «фольксваген», такой же маленький, как само жилище, а рядом примостился велосипед.

— Садись, — пригласил Боб. — К кофе у меня ничего нет, Роза как раз уехала за покупками… хм. Есть коробка шоколадных конфет с ликером, дочь принесла на прошлой неделе. Я стараюсь не есть сладкого.

При мысли о спиртном, пусть и только в конфетах, Ларри стало дурно.

— Нет, благодарю. Только кофе.

— Очень хорошо, — кивнул Боб и направился на кухню.

По обеим сторонам стола расположились вазы с только что срезанными цветами, а между ними стояло большое блюдо со свежими фруктами. Ларри посмотрел на рояль с закрытой крышкой, на взъерошенного попугая, притихшего в клетке под потолком, и на черно-белого кота с блестящей ухоженной шерстью. Кот лежал на ковре и наблюдал за попугаем с тем преисполненным мира и покоя видом, на который способны только представители его семейства.

— Это ваш велосипед там, снаружи, Боб? — спросил гость.

— Да, мой. В молодости я мог проехать несколько десятков миль и не уставал. Но жизнь в городе — это машина, машина, машина. Машина для того, чтобы поехать на почту. Машина для того, чтобы поехать в магазин. Машина просто для того, чтобы покататься на машине. Когда я почувствовал, что пускаю корни, сидя в водительском кресле, а листья и плоды на мне не появились исключительно потому, что иногда я пересаживаюсь в кресло перед телевизором, то позвонил в маклерскую контору. И они нашли мне этот чудесный домик. Не представляешь, как я рад. Машину использую в лучшем случае раз в неделю. Тут рядом есть несколько магазинов, езжу туда на велосипеде, а в те дни, когда хорошо себя чувствую, хожу пешком. Решение переехать за город было одним из лучших, которые я принял за всю жизнь. Ты уверен, что не хочешь конфет, Ларри?

— Уверен. Спасибо. Помочь вам с кофе?

— Уже управился.

Боб вынес из кухни медный поднос с двумя маленькими чашками, кофейником и сахарницей и поставил его на стол. Привлеченный запахом свежего кофе, Ларри отвернулся от попугая.

— Прошло столько лет, — сказал дворецкий, наблюдая за тем, как гость разливает напиток по чашкам. — Жизнь в последние пару десятилетий не бежит, а летит. Все куда-то торопятся. — Он улыбнулся. — Лорд Родман тоже торопился. А вот доктор Хобарт всегда был степенным воспитанным джентльменом. Я смотрел на них и удивлялся: они ровесники, но разные, как небо и земля. Ну ладно, будет. Джордж сказал, что ты хочешь поговорить об отце.

— Да. Я хотел бы узнать кое-какие подробности о первых годах его жизни в Треверберге.

— Пожалуйста, пей кофе. И не забудь положить сахар.

— Я пью кофе без сахара.

— Ох уж эта молодежь. Сахар не так вреден, как пишут в умных журналах.

Ларри сделал глоток кофе, который оказался неожиданно крепким.

— Вы начали работать дворецким у отца сразу же после того, как он переехал в Треверберг, я прав?

— Да. Когда я впервые переступил порог особняка, он жил здесь пару недель. Может, чуть дольше. Я пришел, принес рекомендации… а он их даже смотреть не стал. Сказал, что у него такой талант — видеть людей насквозь. И что он нашел идеального дворецкого.

Взгляд васильковых глаз Боба стал немного отрешенным, как у человека, который отправился в путешествие по волнам своей памяти.

— Он жил один?

— Совершенно один, но в полном одиночестве оставался редко. Здесь часто бывали дамы…

Как Ларри ни старался, образ отца, окруженного дамами, не желал принимать четких очертаний. Знакомый ему Альберт Родман был предан своей семье и единственной женщине, которую любил… хотя, конечно же, не единственной. Ларри уже жалел о том, что решил ознакомиться с письмами отца. Он думал о других бумагах, коих в столе было множество. О записных книжках, найденных в маленьком сейфе. Одна его часть, осторожная, рассудительная, здравомыслящая, шептала, что все эти вещи следует сжечь, предварительно облив кислотой, и забыть о них, как о страшном сне. А другая часть, слушая которую, мистер Родман так часто наживал приключений на свой зад, уверяла в обратном.