Начало - Николай Грошев

— П-показалось. — Ответила заметно побледневшая продавщица.

— М-мне т-тоже п-показалось. — Поспешил поддержать общественное мнение мужчина, стоявший в очереди, сразу за покупателем, уронившим молоко. Этот, с молоком который, только что послал ему конкретно ошарашенный сильно вопросительный взгляд.

— Значит и мне, п-показалось. — Промямлил мужчина, дрожащей рукой подбирая молоко с прилавка и укладывая его в пакет. Ну, ведь правда, разве так бывает? Стоял себе человек у холодильника. Глаза красные — сразу видно с похмелья парень болеет. Молодой подтянутый, спортсмен значит, или только из армии пришёл. Ничего не обычного. А потом вдруг превратился парень тот в едва различимую тень, та рванула к выходу, дверь со стоном отворилась, едва не слетев с петель и исчезла тень на улице не оставив и следа. Не бывает такого на самом деле. И быть не может в принципе!

Привиделось — погода просто такая сегодня, смена времён года…

Вампир побродил ещё минут 30, а потом уселся возле детской игровой площадки на лавочку, стал выпивать потихоньку, на деревья смотреть философским взглядом, да наблюдать за тем как ветер гоняет бумажки по полупустой площадке, с десятком построек. Ну, как сказать построек — микроскопический деревянный домик, горка в полтора метра высотой из пластика вся, поломанная кем-то. На скате горки, какой-то озорник, неприличное слово написал размашистым почерком. Турники, самых разных размеров, один даже целый, из земли не вырванный, не погнутый. Вон собачка бегает, взяла покакала прямо в середину песочницы. Маленький Вова со смехом потянулся к собачке, но увидев, как из неё что-то вылезает, передумал — к этому нечту удивительному потянулся пухлой розовой ручонкой детской.

— Вова!!! — Закричала полная мамаша, молодым рысаком срываясь со скамеечки. — А ну брось каку!

Так и узнал, что карапуза Вовой зовут…, не послушался Вова, в ручки взял нечто из собачки вылезшее, собачка гавкать на него стала, обиделась — зарыть не успела, как у неё изъяли, в обще-то, её собственность. Тут и мамаша подоспела, Вове подзатыльник, собачке сумочкой промеж ушей — бедняга тявкать перестала, шатаясь, побрела прочь, явно шокированная таким поведением людей и их отпрысков. Минуты через три всё стихло. Вова хныкать перестал — его к песочнице снова допустили. Мамаша та, на лавочке больше не сидит — собаку отгоняет от детской площадки. Правда отгонять уже не кого — собачка с сотрясением мозга куда-то ушла, может даже помирать. Но бдительное око мамаши всё равно высматривает опасности, грозящие её чаду и ту собачку — вдруг крадётся где?

Нормальный, в общем, дворик, нормальная детская площадка. Он маленький был, вообще, за школой в лесопосадке шалаш строили. Из мусора и веток. Не было потому что площадок таких…, может, потому их и ломают сейчас? Молодёжь таких вещей не видевшая, из подспудной, подсознательной мести всему этому миру, за своё не очень интересное детство, ломает площадки…, не, ну быть не может. Нормальное у них детство было. Просто под правильным углом смотреть надо.

Штык допил пиво примерно через час — он не торопился. Размышлял о причинах уничтожения таких вот игровых площадок подвыпившей молодёжью, вспоминал о прошлом — тут интересные открытия и откровения его ждали. Он очень много сейчас вспомнил из детства, из совсем сопливых мальчишеских лет. Даже проводы в армию вспомнились детально. А ведь казалось всё это давно забыто, кануло в небытие. Нет оказывается. Всё осталось, всё по-прежнему там, глубоко в памяти.

Грустно стало…, может, лучше этому всему, так там, в памяти, да где поглубже и оставаться?

Пиво кончилось, и предаваться ностальгии, да умным всяким мыслям надоело. Так оно часто бывает, когда пиво кончается. Вампир отправился в обратный путь. Предстояло решить несколько важных вопросов. Он точно знал, что есть такие вопросы и их нужно срочно решить. Но после пива почему-то забыл, какие там были вопросы. Ничего страшного. Потом он обязательно вспомнит.

Если не забудет, что хотел что-то вспомнить и зачем хотел.

Так уж вышло, что вышел он ненадолго на оживлённую центральную улицу. Но ему повезло, милиция из-за угла не появилась, по улицам не шлялась, бездельничая за деньги налогоплательщиков — вероятно спят. А может первый, самый ранний обед устроили. В общем, пусто, опасности не видно. И людей немного. Собственно, потому и обратил внимание на газетный ларёк — без людей его видно за версту. А за разноцветным потоком масс людских, он незаметный какой-то.

На стекло прилеплен свежий номер городской газеты. На развороте заголовок «новые подробности в деле бешенных собак!». С первых строчек становилось ясно, о каком деле речь — нет, не про бандитов, не про милицию там написали. Статья касалась всё той же девушки, которую он выпил на днях и бросил в лесу. Только на этот раз, имелась фотография, только не той девушки. С разворота на читателя смотрела пожилая женщина, раздавленная каким-то большим горем. Глаза впалые, щёки тоже. Складки, морщины…, Штык вздрогнул и отступил от ларька. Под фотографией написано «мать трагически погибшей девушки, дала интервью корреспондентам». Цветная фотография женщины, отражала такую глубокую, такую сильную боль, что Штык мгновенно протрезвел. Он даже ничего не успел сделать — организм отреагировал самостоятельно, словно на близкую опасность, и в одно мгновение устранил все негативные последствия принятого алкоголя. Туманная пелена с разума слетела, и от увиденной фотографии мгновенно стало ещё хуже. Совесть, так долго спавшая под грузом круглосуточного наркотического опьянения, радостно взвыла и с когтями набросилась на сознание Штыка. Вот тебе и самый главный минус нового бытия…

— А ведь я получается, в душе всегда был очень хорошим человеком… — Пробормотал вампир, искренне поражённый сим откровением. Раз совесть, вдруг активизировалась и мучает, значит, как минимум — она есть. А это, в свою очередь значит, что он вовсе не дно, он не маргинальный элемент! На самом деле, глубоко в душе, он добр, справедлив, способен сопереживать — да почти праведник!

Который, на днях, ни в чём не повинную девочку убил и столько горя принёс…

Штык шмыгнул носом, угрюмо глянул на собственное отражение в стекле ларька.

Очень захотелось себе же в рожу и плюнуть.

— Ты что ж делаешь сукин сын??? — Взвыли внутри ларька, а по витрине медленно слюна вниз ползёт. Ну так — гравитация, все дела, так бы может вверх поползла, а тут вот гравитация. Тоже не всё так просто. Наглядная значит, физики и природа вещей…

— Пошёл отсюда сволочь! — Взвыла продавщица, выбираясь из ларька. Штык попятился — женщина довольно крупная. Да и вообще-то, не хорошо он поступил…, ну не извиняться же теперь? Хотя…

Штык словно со стороны услышал свой голос.

— Простите, я, правда, случайно. — И холодея от ужаса, понял, что подходит к стеклу, что бы стереть свой плевок! Это уже вовсе ни в какие ворота. От странного шага, на который его толкнула непрошено очнувшаяся совесть, Штыка спасла хозяйка ларька — так кулаком по хребту врезала, что он на асфальте растянулся носом вниз.

— Пошёл нахер тварь! — Мясистое лицо, обращённое к Штыку, сморщилось, нижняя челюсть выступила вперёд, сжались пудовые кулаки…, это может мужик вовсе? — Я двадцать лет пауэрлифтингом занимаюсь, я тебя сморчок сейчас живого в асфальт закатаю! Вали нахер сказала!

Всё-таки женщина.

Кряхтя — болеть спина перестала, но в душе всё ещё остались раны, вампир отряхнулся и поспешил уйти подальше от этой интересной женщины и ларька, будившего в нём ненужные вещи.

Почему это его так волнует? С чего вдруг цеплять начало за живое? Может, сглазил кто, и потому совесть донимать начала?

Штык вернулся в квартиру Чики, так и не сумев найти ни одного ответа на свои вопросы. Там ничего толком не изменилось. Только организм на полу, принадлежавший хозяйке квартиры, отполз в угол и теперь лежал там, в прежнем положении лицом вниз. В зале пусто, на столе заметно поубавилось водки, а в ванной опять всхлипы плач, довольный смех будущих поколений и их истеричные голоса. Что-то съесть заставляют кого-то…, нафиг, водки накатить и спать. Тем более что он теперь знает о своей новой способности — спать по заказу. Захочет и вырубится. И снов видеть не будет — пусть совести они снятся, пусть она с его снами, а не с ним воюет. Надоела она. Ишь, человеку, то есть вампиру, уже и покушать нельзя! А что ему делать было? Он ведь именно так кушает! Природа так распорядилась и ничего тут не поделаешь. Всё! Точка.

В обще-то, кое-что ведь можно сделать.

Штык налил, выпил. Занюхал рукавом и вдруг представил на месте той девочки торговца наркотиками. Потом Кику, которую однажды убил в порыве мстительной ярости…, не, Кику нафиг. Таких есть, в смысле пить, нельзя — гепатитные они, заразные очень. Значит, наркоторговцы, бандиты, в общем, все те, кто по идеи, смерть заслужил. Во, точно. Почти супер герой будет. Только с клыками. Хм, есть тут одна проблемка. Что делать, когда кончатся знакомые злодеи — кого потом пить? Менты!… Да не, ну это совсем уж извращение. Как их пить-то? Стошнит и захлебнёшься. Нет, лучше уж просто тех, кто понравился, как девочка та. Какая у неё сладкая, вкусная была кровь…, Штык зажмурился, припоминая момент, когда живительный поток вырвался из артерии прекрасного тела трепещущего в его руках и потёк по глотке. Как этот водопад чистого удовольствия рухнул в желудок — какое невероятное было чудо! Такое просто невозможно забыть! Будет ли так же с преступниками? Ведь если верить народной мифологической лабуде, ну, голливудским фильмам, то сладка будет лишь кровь невинных. Печально. Ему не хотелось сознавать, что его перекус, мог причинять такие жестокие мучения, какой-то несчастной женщине, которую он даже и не знает. Паршивый осадок остаётся. А теперь он не сможет пить кровь, так называемых невинных, не думая о том, какую боль причиняет их родственникам. По крайней мере, так он считает конкретно сейчас.