Избранное - Ван Мэн

Баня была для него пристанищем, где он скрывался от превратностей жизни, которые поджидали его ежеминутно повсюду: в университете, дома, на улице, в танцевальном зале, в местах «общественных встреч» — и возвышенных, и низменных. То и дело возникали досадные ситуации и всяческие конфликты, которые спутывали его по рукам и ногам, постоянно терзали и мучили. Ему порой казалось, что спастись от них невозможно.

Эта старая, знаменитая баня, в любое время дня распахивающая перед ним свои двери; там радостно встречали его улыбающиеся лица банщиков. Там он всегда находил самый горячий прием. Такого уважения и заботы он в других местах никогда не ощущал, не видел таких улыбок, как здесь. Здесь никто его ни о чем не спрашивал, никто не докучал, все оказывали ему знаки внимания. Поэтому он не скупился на чаевые, разумеется если ему позволяли средства.

Все лучшее, что есть в китайской литературе, сосредоточилось, пожалуй, именно на этом пространстве, которое называется баней, с ее гулом человеческих голосов, мелькающими фигурами, с особым запахом тел и распространяющимся в воздухе человечьим духом. Именно здесь взойдет заря будущего Китая — Китая цивилизованного, демократического, в котором будут уважать человеческое достоинство, ценить независимость личности, в котором между людьми установятся наконец современные отношения. Ах, как хотел бы он провести здесь лучшие годы жизни — свою молодость, свою весну!

Хотя нынешним утром Ни Учэн уже побывал в бане, он опять мылся сейчас с упоением и необыкновенным старанием. Ощущение удовольствия, состояние расслабленности и свободы, которое испытывало его тело, позволило ему на какое-то время забыть о заботах и невзгодах. Особенное удовольствие он почувствовал в тот миг, когда пространщик плеснул ему на шею горячей воды, зачерпнув из ванны особым ковшиком, сплетенным из ивового лыка. Удар обжигающей струи заставил тело содрогнуться. Когда он вышел из моечного отделения, знакомый банщик поднес ему воды, чтобы прополоскать во рту, и полотенце, сменил чайник с чаем. Прихлебывая чай, Ни Учэн потребовал себе расческу и ножницы. Надо немного подровнять волосы и подрезать ногти на руках и ногах, хотя утром он уже это делал. К этой операции Ни Учэн относился крайне серьезно и с большой охотой. Познакомившись с иностранцами, он, к стыду своему, стал замечать, что ногти у его соотечественников не только непомерно длинные, но и очень грязные. После этого важного открытия он относился к своим ногтям с большим вниманием, а подрезая их, делал настолько короткими, что иногда ему приходилось даже испытывать боль. Подрезая ногти, он продолжал болтать с банщиком, разъясняя ему, как вредно иметь длинные ногти: дикая и страшная привычка, все равно если совсем не мыться. Банщик послушно кивал головой, а сам думал: «Эх барин, барин! Хочешь укорачивать ногти — укорачивай на здоровье, это твое дело. Хоть срежь их совсем под корень! Только это не для меня, без ногтей мне никак не обойтись. Как я буду тогда развязывать узлы? Ну а насчет мытья я скажу так: кто тебя будет обслуживать, барин, если я сам буду мыться?»

Их беседа продолжалась. Ты сам-то откуда? А земля у вас какая, заливная или сухая?.. Сколько лет занимаешься нынешним ремеслом? Заработок приличный?.. Обзавелся ли семьей? Из дома тебе пишут? Как там сейчас у вас в деревне? Сам себе готовишь или столуешься в общественном месте? Ни Учэн во всех этих вопросах разбирался неважно и говорить на эти темы, в общем, не слишком любил, однако сегодня он задавал вопросы почти непрерывно, и ответы банщика, казалось, выслушивал с большим интересом. «А барин-то нынче в хорошем настроении», — подумал банщик, между тем для Ни Учэна разговор с банщиком был хрупкой возможностью отдалиться от той опасности, которая нависла над ним. В то же время поучительная беседа позволяла ему выразить свое сочувствие представителям низших слоев, так сказать трудящимся, продемонстрировать равенство с ними. В родных местах он, помнится, тоже любил запросто поболтать с прислугой и арендаторами. Вспоминая свою жизнь и работу после окончания учебы, он подумал, что все это время никто из его начальников не был им доволен, но зато все, кто работал под его началом, оставались довольны — даже те, кого он использовал в своих целях и кому не платил, даже они не хотели с ним расставаться. А все почему? Потому что он прирожденный демократ и социалист!

В голове промелькнула мыслишка. Вот он здесь сидит голый, прикрыв тело двумя мокрыми полотенцами, а его кожа испытывает блаженство от их нежного прикосновения, между тем воздух вокруг него насыщен горячими несвежими парами. Но он, Ни Учэн, доволен, так как его природные склонности и привычки нашли здесь полное удовлетворение. Снова вспомнились родные места, грушевые деревья, растущие в дальнем саду. И то, как он однажды решил взобраться на одно из них — карабкался все выше и выше, потому что лазал по деревьям очень хорошо, не уступая в ловкости обезьяне. Сверху он смотрит на усадьбу, на скирды собранной пшеницы, на буйволов, на надвратные башенки, на черепичные крыши домов и на ворота у околицы… Кто это там? Кто забрался на самую верхушку дерева? Да и верхушка ли это? Может, это уже облако, а может быть, краешек престола в самой вершине неба. «Занавес спущен. Смежились очи. Обликом подобен Гуаньинь[62]— бодисатве. Видом величествен и могуч». Мама! Мама! Там моя любимая мать. Мама! Хочешь грушу? Здесь… уйма! Груши нежные, если упадут на землю — вмиг разлетятся на кусочки. Но мать не хочет. Почему не хочешь?.. Ой, как больно!.. Я же говорила: не лазь на дерево! Экий непослушный мальчишка!.. Гляди-ка, гусеница! Ой, занозился! Дай я подую!

Катышки овечьиПод голой ступней…Я твой младший братец,Ты мой старший брат,А еще невестка.Рада ли она, не знаю…

…Он очнулся от воспоминаний, в уголках глаз блестели слезинки.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Что бы ни происходило в жизни, Ни Цзао, возвращаясь домой, испытывал необыкновенную теплоту, которую трудно выразить обычными словами. О, какое это удивительно прекрасное и сладостное чувство!

Раннее утро. Он проснулся и широко открыл глаза. Брр-р! Холодно! Он чихнул. «Быстрей одевайся, иначе замерзнешь!» — говорит мать, подавая ему теплую куртку. Рукава у куртки короткие, хотя их уже не раз надставляли. «Понятно, что холодно, — осень берет свое!» — продолжает мать. Значит, осень! Почему снова осень? На землю падают листья, деревья станут совсем голыми. Наступит зима. И подуют ветра… В прошлом году Ни Цзао впервые пошел в школу. Как-то зимним утром он добирался до школы в темноте, почти ощупью. Ему в лицо дул сильный северо-западный ветер. Мальчик продрог и в конце концов заплакал. Слезы заливали лицо, и он пытался вытереть их рукой. От холода Ни Цзао обмочился. Он почувствовал, как горячая струйка жидкости стекает по ноге — сейчас это, наверное, единственная теплая часть его тела… Учитель не сделал ему никаких замечаний, мальчишки из класса не стали смеяться над ним. Учитель лишь сказал: «Да, нынче очень холодно. Все возвращайтесь домой, уроков не будет!» Он добавил, что у школы нет денег на уголь. Когда Ни Цзао, вернувшись домой, рассказал о случившемся, мать, бабушка, тетя бросились его обнимать, будто он совершил подвиг.

Но зато до чего хорошо летом! Правда, иногда бывает слишком жарко. Лег на кан, и подушка тут же становится влажной от пота. Если бы не жара, летом было бы здорово… А как было бы хорошо, если бы люди никогда не болели, у них бы не поднималась температура, если бы они не ссорились и никогда не умирали. Спустя примерно полгода после того, как Ни Цзао начал ходить в школу, он стал понимать смысл слова «смерть». Наступит день, когда умрут его мать, тетя, бабушка, когда умрет он сам. От этой мысли его охватывала печаль, но он знал, что о смерти лучше не говорить. Хорошему мальчику и примерному ученику это не положено.

Он и правда хороший мальчик. Об этом твердит не только учитель, но и все однокашники. Эти же слова он слышит от отца, матери, тети и бабушки, от соседей и гостей, которые приходят в их дом. Когда он встает с постели, мать, протягивая ему одежду, говорит: «Мой хороший мальчик!» Если весь мир твердит, что он хороший мальчик, разве он может быть иным?

Мой хороший, что будешь кушать? А что у нас сегодня? Маленькая печурка, в которую закладывают угольные шарики, горит в полную мощь, и нос улавливает едкий запах дыма, похожий на смрад от кошачьих испражнений. Бабушка поясняет. Это потому, что в кучу угля нагадила та (но никто не знает какая) кошка — «дохлая кошка», потом она этот уголь разгребла и раздробила на мелкие кусочки. Ни Цзао любит кошек. Он даже завел сразу несколько кошек, только они почему-то все подохли, наверное потому, что в доме не было денег, чтобы купить кошкам печенку, которую они очень любят. А вот люди предпочитают есть обычное мясо. Если людям не достается мяса, то кошек не кормят печенью. Но если люди способны как-то переносить отсутствие мяса, то кошки выдержать голода не могут. Скажем, если я могу съесть пампушку-вотоу, то кошка ее есть не станет. Она лишь обнюхает ее со всех сторон, презрительно фыркнет и отойдет в сторону, потом она начнет худеть, от нее останутся кожа да кости, а потом — одни кости, и она подохнет. Ему очень жалко ту кошку. Если бы у меня были деньги, я непременно купил бы для нее печенку и накормил. Все говорят, что я хороший мальчик и примерный ученик. Разве не так? И в будущем, если у меня будет много денег, я обязательно буду кормить кошек печенкой… Вот только одно неприятно — противный запах кошачьего кала!