Почему плакал Пушкин? - Александр Лацис

И все же заметим, что кроме сходства тона тут налицо еще и сходство положения. Новонайденное письмо с необычной горячностью возражает против ожидаемого, более того, против уже предрешенного царем денежного награждения.

Чьего – не сказано. Уж не Киселева ли?

Предположение заманчиво. Однако оно сразу наталкивается на возражение. Ведь письмо, опубликованное в «Русском архиве», печаталось по копии, оставшейся среди бумаг писавшего.

Похититель крупной суммы разве стал бы хранить письменную улику против самого себя?

Секреты ремонта

Императора Александра нередко рисовали человеком, не имеющим представления о повседневной жизни. Однако его поведение не вмещается в начерченную рамку. Так, однажды царю доложили, что тяжкие материальные затруднения испытывает прославленный боевой генерал Розен.

– Позвольте, но Розен столько лет командовал полком. Как случилось, что он не составил себе состояния?

– Государь, тому есть причина: Розен на удивление честный человек.

– Что ж, ежели так, то честному Розену надо помочь. Пусть казна, которой он принес изрядную экономию, оплатит его долги.

Из этого разговора выясняется, что царь знал, как делались дела. Вся хитрость в том, что каждый командир полка ежегодно лично выезжал на ремонт.

Ремонтом называлось приобретение для полка новых лошадей.

Владельцам сильно переплачивалось против действительной стоимости, но половину этого лишка командир клал себе в карман. Казенный ремонт приносил верный личный доход.

Время шло, обещанное царем не исполнялось. Розен, ныне командир 1-й гвардейской дивизии, обратился к царю. Вот почему Волконский из Варшавы пишет командиру гвардейского корпуса касательно уплаты долгов генерала Розена:

«Я докладывал сегодня утром об этом Государю, который мне сказал, что он вам отдал приказание на сей счет и полагал, что вы уже оное исполнили».

В вышеприведенном обширном письме к Александру I – а написано оно, повторяю, командующим гвардейским корпусом – речь скорее всего идет о «честном Розене».

В чем состояло вольномыслие Розена?

Прежде всего в том, что в недавних волнениях солдат Семеновского полка он винил жестокого командира полковника Шварца.

Во главе следственной комиссии был поставлен генерал Желтухин, винивший во всем солдат.

За проявленное в ходе следствия рвение Желтухин был награжден орденом Владимира II степени. Орден и царскую грамоту Закревский передал командующему гвардейским корпусом для вручения Желтухину.

Но и это награждение командующий приостановил. Он, а им был Илларион Васильевич Васильчиков, опять-таки послал императору возражение. Мол, два других генерала, такой-то и такой-то, «старше его; они тоже выказывали усердие, тех же взглядов относительно общего блага, и мне трудно дать Желтухину предпочтение перед этими двумя».

Одним словом, Васильчиков, что называется, к каждой бочке затычка. Ему мерещатся подвохи, обиды его чести, злые умыслы. Он завистлив к чужой славе, ревнив к успехам, без устали твердит о чувстве достоинства. Получив княжеское звание, он избрал для своего герба девиз: «Жизнь царю, честь – никому». Это сокращенный перевод французского изречения: «Моя душа – богу, моя жизнь – королю, моя честь – для себя».

Поневоле приходят на ум известные строки из «Горя от ума»:

Когда ж об честности высокой говорит,Каким-то демоном внушаем:Глаза в крови, лицо горит,Сам плачет, и мы все рыдаем.

И не сразу заметишь, что этим строкам предшествует еще одна:

Да умный человек не может быть не плутом.

Именно Васильчикову немедля после семеновской истории пришло в голову обзавестись тайной военной полицией. По особым указам императора он приспособился получать из Министерства финансов через Закревского не подлежавшие никакой отчетности крупные суммы «на известное употребление».

Эти расходы он обосновал с подкупающей простотой: «Чтоб негодяи хорошо служили, им надобно хорошо платить».

И еще рассуждал Васильчиков: так как новоучреждаемая полиция есть только отряд мерзавцев, то явное ее существование неудобно: «Она должна быть так учреждена, чтоб и самое существование ее покрыто было непроницаемой тайною».

В денежных указах обозначались вымышленные, подставные цели: на обмундирование офицеров такого-то полка – шестьдесят восемь тысяч. На оказание помощи офицерам – сорок тысяч.

Сколько было у Васильчикова тайных агентов? В точности известен один. М. К. Грибовский.

Не только генерал Розен, весь Петербург говорил о том, что Васильчиков явил пагубное небрежение. Передавали, что когда волнения в Семеновском полку только начинались, великий князь Михаил Павлович посоветовал своему начальнику лично отправиться в казарму. Васильчиков ответил, что великий князь еще слишком молод, чтоб давать ему советы. И уехал на весь день на охоту.

…После волнений прошло полгода. Предстояло возвращение государя в Россию, в Петербург, после годичного отсутствия. Командующий гвардией, видимо, полагал, что важный документ, который находится в его руках, защитит его, Васильчикова, от нареканий и взысканий за происшедшие беспорядки.

При первом докладе по возвращении государя из Лайбаха Васильчиков вручил царю знаменитую записку «О тайных обществах в России». (Составителем записки, очевидно, являлся Грибовский.)

По рассказам Иллариона Васильевича, записанным впоследствии не с его слов, а со слов его сына, было это весной 1821 года в Царскосельском дворце. Государь сидел за письменным столом, Васильчиков сидел напротив. Государь долго оставался задумчив и безмолвен. Потом он сказал, разумеется, по-французски:

– Дорогой Васильчиков! Ты, который служишь мне с самого начала моего царствования, ты знаешь, что я разделял и поощрял все эти мечты, эти заблуждения… Не мне свирепствовать, ибо я сам заронил эти семена.

В том, что император положил записку в дальний ящик, позднее усматривали безволие, апатию, нерешительность, страх и даже некоторое умопомрачение.

Скорее всего, Александр не принял записку всерьез. Он хорошо знал, что первая обязанность правителя – не верить на слово ни одному полицейскому доносу. И разве не очевидно, что Васильчиков должен на кого-то валить вину за свои служебные упущения?

Да и, в конце концов, что вы хотите? Это же Васильчиков, он всегда все преувеличивает.

В записке значились имена офицеров 2-й армии – Пестеля и Бурцова. Вот почему Александр через Волконского послал Киселеву запрос, о котором мы упоминали в начале повествования: верен ли слух об участии Бурцова в некоем тайном обществе?