Запомни, ты моя (СИ) - Попова Любовь

Раньше я всегда была одна. Мне приходилось жить своим умом и надеяться только на сильные ноги, интуицию, удачу и красоту. При этом нельзя было идти на поводу своей алчности, тщеславия. Но стоило войти в среду людей, которые не бьются за выживание каждый день, я встала на опасный путь лжи.

Обижена ли я на Никиту? Да, Господи, конечно, да! Мне ведь так хотелось, чтобы он выбрал меня. Мне хотелось быть счастливой. Я же заслужила это? Даже тогда я это понимала, хотя и делала вид, что мне все равно. Тем более, женившись, Никита не бросил меня. Он волнуется, приставил охрану, не давит. Да, иногда в нем просыпается политик и манипулятор, но, наверное, с этим придется смириться. Он такой, какой есть, и, если я хочу любить его, быть счастливой, придется пойти на компромисс. Ведь я уже поняла, что как бы мне не было без него спокойно, с ним душа поет, а тело требует удовлетворения. Нужно наступить на горло надуманным принципам и последовать за ним, так как он следует за мной, зная о моем прошлом. Возможно именно ему я однажды расскажу версию своей жизни «восемнадцать плюс». Именно Никите я смогу по итогу довериться. Потому что он разводится, чтобы быть со мной, несмотря на страх потерять карьеру. Разве не это самое искреннее доказательство его любви?

Поразмыслив на эту тему, я написала еще пару страниц своей прошлой жизни, а именно период Саудовской Аравии, решаю, что пора и поспать. Рядом с кроватью ставлю на зарядку телефон, чтобы в случае чего сразу ответить на звонок Никиты.

Теперь даже мысли не возникнет его игнорировать, ему соврать. Когда придет результат теста, я скажу, что все было подстроено, чтобы его проучить. Никита обязательно побурчит, может быть, даже устроит небольшой разбор полетов, но он точно все поймет. А когда я сделаю его любимый капучино и удовлетворю в постели, он окончательно подобреет. А потом мы обсудим, как мне себя вести, чтобы он не потерял свою карьеру. Если она так много для него значит, то я точно должна ему помочь. В этом ведь и заключаются отношения между любящими людьми? Поддерживать друг друга. Тем более, что цели у него, несмотря на методы, очень благородные.

Кому, как не мне знать, как живется брошенным детям за границей? Особенно девочкам.

Воспоминания о первых днях в незнакомых краях не дают заснуть, и я начинаю размышлять, как написать текст так, чтобы он выглядел прилично. Особенно те годы, когда меня держали в гареме и обучали премудростям удовлетворения хозяина. То, что я в те года осталась девственницей, действительно большая удача. А все потому что мне подсказали, что чем позже наступают месячные, тем позже девочек вскрывают. А позже всех происходит взросление у самых худых, поэтому кормили всех в гареме практически на убой. Узнав об этом, я ела ровно столько, чтобы не умереть от голода и держаться на ногах.

Монотонные картинки в голове все-таки дают команду мозгу отдохнуть, и я закрываю глаза, но тут же распахиваю, когда тишину квартиры буквально взрывает трель звонка.

Я вскакиваю, взяв телефон в руку словно оружие. Это кто такой дерзкий в полночь? Стою, не двигаюсь, и только новый звонок позволяет мне отмереть и ринуться смотреть на гостя. А вдруг Надя? И что мне ей говорить? Как мне жаль? Но ведь это будет враньем. С другой стороны, я уверена, она обязательно найдет себе счастье. Смысл жить с тем, кто хочет с тобой развода и думает о другой?

Но стоит заглянуть в глазок, как меня охватывает бурная радость. Никита! День прошел с нашего разговора, а он уже здесь! Открываю, даже не думая, что одета в короткую сорочку, которая из-за животика даже попку не прикрывает.

— Никита, — только выдыхаю, как вдруг мне в лицо прилетает лист бумаги. Я даже поморгала пару раз. Ладно. Он получил анализы и зол. Я ведь была к этому готова? Почти…

Я поднимаю лист с предсказуемо отрицательным анализом, пока Никита марширует в комнату и сбрасывает пиджак. Молчит, супится, и я уже готова сказать ему правду, как вдруг.

— Избавься от ребенка.

Пауза после этого заявления заполняется его прерывистым дыханием и моим вскриком. Я прикладываю руку к животу, словно уже кто-то сейчас собирается вырвать самое родное и любимое, что есть в моей жизни. А Никита… Он с таким отвращением смотрит, что в груди все сжимается.

— Что?! Да как у тебя язык повернулся?! — ору я. Меня трясет. Просто в голове не укладывается. Да, да, он должен был обидеться, он мог разозлиться, но требовать хладнокровного убийства?

— Я на днях разведусь. Мы будем вместе. Ты думаешь, я приму чужого ублюдка? — шипит он, приближаясь, а я больше не могу воспринимать его никак кроме как змея. Предателя. Он просто убивает меня этим. Все благородные порывы сказать правду улетучиваются, оставляя место жгучей ненависти. — Как я буду выходить на трибуны и говорить о святости брака, имея неродного ребенка? А если он будет негром? Каким он будет, Алена?!

Вместо ответного слова, пощечина. Звонкая, хлесткая. У него по щеке пятно расползается, а у меня в груди дыра. И его взгляд только расширяет ее, заполняя пустоту ядом.

Теперь он никогда не узнает, что этот малыш от него. Теперь меня не волнует его жизнь. Он не ребенка моего убить хочет, он меня пытается уничтожить. Как он не понимает, что малыш уже значит в моей жизни? И не важно, от кого бы он был. Даже если бы от афроамериканца!

— Убирайся! Убирайся! Забудь обо мне! Потому что я скорее убью тебя, чем избавлюсь от своего ребенка!

— Ты соображаешь, что говоришь! Я развожусь, назад дороги нет, мы сейчас поедем…

И снова удар! А потом еще и еще, пока руку не начинает жечь, а лицо Никиты гореть.

— Никуда! Никогда я с тобой не поеду! Никогда, Никита! Буду растить своего ублюдка, но он будет только моим. Будет любить меня без всяких условий…

— Пока не узнает…

— Молчи! — перебиваю и настежь открываю дверь. — Молчи, пока не сказал то, о чем пожалеешь. И меня ты этим не обидишь, ты унизишь тот выбор, который мог сделать.

— Я и сделал, только ты понять не хочешь всей ситуации.

— Я понимаю только то, что нам больше не по пути. Уходи.

Никита смотрит долго, не двигается с места, так напряженно, что между нами можно воздух рубить топором. У меня уже ноги немеют от напряжения, а слезы я держу из последних сил. Потом он как-то резко срывается с места, идет к двери, но тормозит рядом со мной. Поворачивает голову и цепляет взглядом слезы-предатели, все-таки скатившиеся по щеке. Секунда, другая, третья. Меня кроет от эмоций, хочется кричать и броситься в колени. Как же не хочется его отпускать, сказать правду, но уже все решено, верно? Слезы уже потоком стекают, увлажняя сорочку, делая объемную грудь почти видимой. Никита, не сказав ни слова, хватает меня за сорочку, запуская в теле настолько привычную реакцию, что становится больно. Почти рвет ее, чтобы притянуть к себе и поцеловать. Но так, словно это действительно последний поцелуй, вложив всю силу охватившего нас отчаяния. Его. Моего.

— Я прошу тебя, Алена, — умоляет он, целуя губы, щеки, глаза, обнимая. Прижимая к себе, трогая оголившийся зад, заставляя задыхаться от накатившего желания. — Хорошо, аборт, наверное, уже нельзя. Тогда отдадим его, как он родится.

Вся услада, терзавшая меня, в миг исчезает.

— Одно то, что тебе пришла в голову эта мысль, обесценивает все благородные поступки. Ты был в детском доме, а я была в чужой семье и прекрасно знаю, что это такое. Расти без настоящих родителей.

— Алена, твою ж…

— Уходи, пожалуйста… Закончим на этом наши попытки склеить детские рисунки. Детские мечты должны оставаться в детстве, — отталкиваю его и закрываю перед носом двери. Хватит. Наигрались.

Глава 30. Алена

— А я все равно считаю, что ты все сделала правильно, — утверждает Вика, пока ведет машину по трассе. После моего звонка, на следующий же день она решила отвезти меня отдохнуть загород и поплавать в крытом бассейне.

Первые пару минут я отнекивалась, а потом поняла, что соскучилась по природе. В городе мне нравится, но дышать свежим воздухом, которым я наслаждалась в резиденции Самсоновых две недели, мне нравится еще больше.