Человек с топором - Юрий Никитин

– Ты еще попробуй догони, – ответил Мрак.

Деревья расступились перед ними и отечески сомкнулись за их спинами. Каролина с веранды проводила их заинтересованным взглядом. В деревню доходили кое-какие слухи о появлении на свете каких-то странных голубых, что… ну, страшно и срамно такое даже вышептать, но эти не такие. Она не знала, какие эти голубые с виду, но эти двое ну совсем не похожи. Чувствуется же, как реагируют на ее зовущее молодое тело.

Мрак с его волчьим чутьем и нюхом слышал на километры вокруг, везде пусто, можно начинать, но Олег упорно вел в самую чащу и остановился, когда оказались в действительно диком месте, словно и не Подмосковье, а Зауралье. Даже полянкой это не назовешь, одни лесные завалы со всех сторон, куда лесник смотрит и как не совестно зарплату получать…

Олег что-то нашептывал, но уже по привычке, да и помогает сосредоточиться, волосы начали потрескивать, шерсть встала дыбом. Мрак дернулся, с кончиков пальцев Олега веером полетели искры.

– А током не шарахнет?

– Не… шарахнет…

– Ты смотри, – предупредил он, – а то я как-то раз, не глядя, пальцами в розетку… Света белого не взвидел! Из ушей дым неделю шел. Ну, три дня – точно.

Олег напрягся, веки опустил, стал похожим на статую из желтоватого металла. Деревья задрожали, начали расплываться. Мрак смотрел на них, как через пленку мыльного пузыря, даже цветные разводы углядел, словно от бензина на лужах.

Внезапно его стиснуло, он покачнулся, но упасть не упал, со всех сторон окружала мягкая незримая резина.

– Не прорвется? – спросил он с беспокойством. – Ты б под ногами уплотнил.

– Мрак, не отвлекай…

– Все, затыкаюсь!

Деревья качнулись. Серые стволы пошли вниз, как урановые стержни в реакторе. Мрак взглянул под ноги, тут же вздернул голову с такой быстротой, что хрустнули позвонки. Хотя бы, гад, закрасил чем внизу, а то прямо под подошвами удаляется зеленая поляна, огромный твердый пень, ноги как будто висят в воздухе, вот-вот вывалится…

Тело потяжелело, ноги налились свинцовой тяжестью. Мрак ощутил, что весит не меньше тонны. Внезапно они влетели в белый туман. Олег спросил почти щебечуще:

– Ну как?

Мрак хотел огрызнуться, но едва проговорил, тяжело ворочая языком, что тоже весит как добротная деревенская наковальня:

– Что как? Как птица… Лечу и гажу, лечу и гажу… ты забыл, что я – волк! Это ты, уродина, и раньше порхал как летучая мышь… размером с барана… Только в рыбьей чешуе.

Олег проговорил с натугой:

– Нет, я был покрупнее… А ты, если честно, молодец. Я помню, ты и с дракона не мог смотреть вниз.

– Не любил! – крикнул Мрак сердито. – Просто не любил… А смотреть мог на все, понял? А ты боишься посмотреть даже на атомы…

– Даже?

– Ну да. Они ж такие мелкие, это не драконы.

Он осекся, кровь с силой бросилась в лицо. Это Олег, решив, что поднялись достаточно, перешел на горизонтальный полет. Чересчур резко перешел. Если бы не силовой кокон, то оторвалась бы голова… наверное, оторвалась бы.

Внизу потянулась однообразная заснеженная наледь. Чем-то похожа на спину старого седого дракона. Такие же синевато-белесые чешуйки, выпуклые, покоробленные, то налезающие одна на другую, то бегущие впритирку одна за другой, как пугливые овцы.

Мрак окинул взглядом все это странное поле, пришлось сделать усилие, чтобы увидеть то, что это есть: бесконечные облака, закрывшие планету от Пиренеев до Карпат, а вовсе не привычные стада белых овец, спину дряхлого дракона, заснеженное поле и все такое привычное, примелькавшееся.

А вот Олегу, напомнил он себе с сочувствием, куда страшнее. Он, прирожденный трус, заставляет себя всматриваться в структуру материи, даже в кишки атома, а это, признаться, в самом деле жуть из всех жутей. Только Таргитай в такое может смотреть широко открытыми глазами. А тут разок взглянул вполглаза, и полдня как будто в проруби, кровь стынет, сердце вот-вот остановится, а перед глазами, как ни гони, эта страшная пустота, из которой сами…

Наледь проплывала неспешно. Между иными выпуклыми чешуйками Мрак замечал провалы, не просветы, а как раз провалы: черные, жутковатые. Дальше к горизонту эти чешуйки сливаются в единое заснеженное поле, бугристое, но не более бугристое, чем когда в поле ветер наметает множество мелких бугорков. Он сделал над собой усилие и попытался увидеть облачный покров над планетой Земля, однако глаза увидели, а все чувства подтвердили, что внизу просто идет ледоход. По огромной реке двигаются грязно-белые льдины, толкаются, сталкиваются, но медленно и неспешно идут единым потоком. Нет, их несет в едином потоке, но это льдины, обыкновенные льдины, которые он видел тысячи и тысячи раз…

Он зло выругался. В том-то и дело, что ледоход видел тысячи раз, а облака вот так никогда не зрел. И потому его чувства отказываются видеть то, что он видит… тьфу, что на самом деле. Они видят то, для чего приспособлены, на чем он их натаскал, идиотов. И хотя такого ледохода быть просто не может, но он, хоть убей его, видит именно ледоход.

Олег летел рядом, сосредоточенный, серьезный. Зеленые глаза немигающе смотрят вдаль, красные волосы не шелохнутся, встречный ветер расшибается о незримую броню силового пузыря. Ну да, сказал себе Мрак настойчиво, они летят, как в старое доброе, но теперь даже Олег, пропитавшись духом начала третьего тысячелетия, должен считать те полеты в магическом коконе странными и непонятными! А вот эти, в силовом поле… дык все ж понятно, ясен пень!

Второй раз чувства отказали, когда облачный покров закончился, а внизу на немыслимой высоте поплыла поверхность планеты. Чистая от облаков, видимая ярко, ясно, четко. Он увидел, что летят над поваленным ветром огромным стволом старого дерева с потрескавшейся корой, в щели нанесло снега, а они летят над ним как два гордых жука… и напрасно твердил, что вовсе не дерево, а горный хребет, а снега нанесло не в трещинки коры, а в многочисленные ущелья.

Чуть позже он вдруг понял, что летит, как муха, над заиндевевшим окном, там морозные узоры, там вытканы елочки и ажурные паутинки мельчайших ледяных кристаллов… И снова напрасно твердил себе со злостью, что это почему-то земная поверхность так разукрасила себя трещинками, прямо какой-то кубачинец полжизни потратил, нанося все эти черточки, клинышки, такие симметричные, правильные, что на тупую природу и не подумаешь…

Он задержал дыхание. Они стремительно неслись к странному образованию, как сказал Олег, но Мрак не видел ничего странного в исполинского вида женской груди с ясно выпуклым соском. Грудь – идеальная чаша, белая, как нежнейший снег. Плывет над землей, кокетливо глядя белым кончиком в звездное небо, словно сама планета пытается соблазнить космос. От груди отходят спирально повернутые белые нити, Мрак засмотрелся на них, наконец разглядел, что они поворачиваются против часовой стрелки, и вся грудь тоже поворачивается, наконец сообразил, что это над землей с огромной скоростью несется не то смерч, не то тайфун, он-то и вращается по кругу…