Сокровища Аттилы - Клайв Касслер

– И у тебя получалось?

– Нет. Если предупредить девочку, что ты поделилась с ней секретом, то этот секрет сразу становится ценностью, а подчас и предметом торговли. Когда человек говорит, что знает тайну, значит, он хочет ее раскрыть. Это приглашение приставать к нему, пока он не поделится.

– Здесь тысяча человек, владевших тайной. Неужели ни один ничего не рассказал?

– Нужно отдать гуннам должное, – ответила Реми. – Они знали: обезглавленному говорить трудно. У нас в шестом классе такого не было.

– Конечно. Пусть даже эти люди знали: их убьют – у них наверняка были родственники, которым они хотели помочь. Я верю в их фанатичную преданность Аттиле, но ведь к тому времени он уже был мертв. Без Аттилы гунны превратились в слабо связанную федерацию. Неужто ни один из этих парней не захотел подстраховаться?

– Очевидно, нет, иначе в истории появился бы другой парень с кучей драгоценностей.

– Вероятно, ты права, – согласился Сэм.

Они снова пошли вдоль столов со скелетами. Десяток, второй десяток, сотня.

– Подожди, – остановилась Реми. – Посмотри на этого.

Сэм вместе с ней подошел к скелету. На шее у него блестела золотая гривна, похожая на кельтское ожерелье. Рядом лежал меч в ножнах, отделанных серебром. Кости были облачены в жилет из овечьей шкуры. Снаружи еще сохранилось несколько клочков меха, а вся внутренняя поверхность кожи стала темно-коричневой.

Через грудную клетку мимо позвоночника тянулось что-то похожее на ряд букв, а ниже какая-то сложная большая фигура. Реми указала:

– Похоже на печать, да? А это какой-то рисунок.

– Странно, – заметил Сэм. – Если он носил жилет, из-под него этой штуки не было видно.

– Приск писал, что гунны носили кожаную одежду до тех пор, пока она не распадалась прямо на них. Увидеть это стало возможно, только когда воин превратился в скелет.

Сэм поднял руку и позвал:

– Альбрехт! Уделите нам минуту?

Альбрехт пересек просторное помещение и присоединился к ним. Ученый посмотрел на скелет, потом наклонился, вертя головой, чтобы увидеть жилет меж ребрами, и наконец негромко выдохнул:

– О нет!

Реми спросила:

– Похоже на письмо?

– Это письмо, – подтвердил Альбрехт. – Надо снять жилет, чтобы увидеть все.

Они осторожно подняли верхнюю часть скелета, оставив отрубленную голову на брезенте. Сэм держал торс, а Реми и Альбрехт стягивали жилет с плеч, а потом с рук. Уложили его на брезент. Альбрехт внимательно разглядывал буквы.

– Это готский. Один из раннегерманских языков, на нем говорила, вероятно, половина войска Аттилы.

– Можете что-нибудь прочесть?

– Могу прочесть почти все, – ответил Альбрехт. – Некий знатный гот по имени Вульфила примерно ко времени гибели Аттилы перевел на готский язык Библию, поэтому у нас есть словарь и грамматика этого языка. Он схож с другими германскими языками. По-английски говорят have, по-немецки haben. А по-готски haban. В целом готский сохранял то, что утратил немецкий. А сейчас прочту этот текст: «Два дня и половина на север, половина дня на запад. Он там, где луна четвертой ночи шире всего». Понятия не имею, что за луна четвертой ночи.

– А я имею, – сказал Сэм. – Лунный цикл состоит из двадцати восьми дней. Если начинаешь цикл с новолуния или с полнолуния, на четвертую ночь всегда полумесяц.

– Посмотрите на рисунок, – указал Альбрехт.

– Это убывающий полумесяц, – пояснил Сэм. – Поднят освещенный левый край.

– Думаете, это календарь? – спросил Альбрехт.

– Нет, – сказала Реми. – Этот парень – обманщик. Он не мог рассказать, но сделал карту. Полумесяц – это форма излучины, которую они перекопали, чтобы отвести реку. Он рассказывает нам, где похоронен Аттила.

Глава 9

Сегед, Венгрия

Супружеская пара находилась у себя в номере, а на экране компьютера Реми была Сельма Уондраш.

– Мы с Венди и Питом много раз проводили сравнения, измеряли углы, неоднократно рассчитывали и уверены: нашли место, указанное на жилете. Римские солдаты в ту пору успевали за день пешком пройти двадцать пять миль. Гунны-всадники при желании, вероятно, могли вдвое быстрее преодолевать такое расстояние. Но на этот раз они несли тяжелый груз, и мы возвращаемся к двадцати пяти милям. Это означает: расстояние вдоль реки к северу шестьдесят миль и на запад – двенадцать миль. С помощью аэрофотоснимков и спутниковых снимков мы действительно нашли сухое русло с накоплением осадков на его западной, или внешней, стороне. Последующее выпрямление и укорочение Тисы не только осушило данное место, но и значительно отдалило его от нынешнего русла.

– Вы рассуждаете так же, как мы, – подчеркнул Сэм. – Груз должен был весить несколько тонн, поэтому его поставили на телегу, которую везли скорее всего волы. Они двигались по равнине к востоку от реки, где не нужна дорога, и, вероятно, до самого конца держались там, чтобы их не было видно с реки. Скорее всего, они рассылали во все стороны группы всадников, желая убедиться в отсутствии ненужных свидетелей.

– Согласна, – кивнула Сельма. – Сопоставив карту западной части с аэрофотоснимками, мы получили координаты 46 градусов 25 минут 55 секунд северной широты и 19 градусов 29 минут 19 секунд восточной долготы. Это примерно в ста тридцати милях к югу от Будапешта.

– Что там?

– Ну, могло быть хуже, – усмехнулась Сельма. – Не собор и не атомная электростанция. Институт виноградарства в Кишкунхалаше. Часть «хал» означает «рыба». В Средние века город окружали озера, по-видимому, питаемые водами реки. Они давно исчезли, но память о них сохранилась, как и песчаная почва, на которой прекрасно растет виноград.

– Как туда попадает современный человек?

– Из Сегеда по 55-й дороге, потом повернуть на 53-ю.

– Мы дадим вам знать, когда поймем, что делать, – сказал Сэм. – Мы развернули бурную деятельность на Тисе, чтобы люди Бако думали, будто мы уже нашли могилу под водой.

– На вашем месте я продолжала бы в том же духе, – поддержала она. – Арпада Бако подозревали в трех убийствах, кроме сына Тибора Лазара. Желаю вам доброй охоты. Если вам придет в голову, чем я могу помочь, сразу звоните.

– Обязательно.

На следующее утро Сэм и Реми, как обычно, отправились на Тису и большую часть дня ныряли, притворяясь, будто что-то нашли. Только с наступлением темноты Сэм, Реми и Альбрехт увидели – на восьмилетнем «Мерседесе»-седане приехал Тибор.

– Это ваша машина? – спросил Сэм.

– Личная? – переспросил Тибор. – Нет. Она моя, но мы используем ее как такси. У нас некоторые клиенты не хотят, чтобы на машине был знак такси. Мы возим их в рестораны и на приемы. По венгерскому закону уровень алкоголя в крови человека за рулем должен быть нулевым, поэтому их нужно возить. А сам я хожу пешком. Мне машина не нужна.