Второй закон - Роман Суржиков

О том дне у нас принято говорить просто: случилось. Никто не дает более точных названий — поскольку это невозможно ни назвать, ни описать. События первых дней у большинства из нас вытеснились из памяти: психика не сразу смогла воспринять тот факт, что весь мир вывернулся наизнанку. Что двадцать градусов на улице стали убийственной жарой. Что пища комнатной температуры способна выжечь желудок изнутри. Что из двух ведер воды можно изготовить вечный двигатель. Что можно вызвать пожар, положив холодную ложку на скатерть…

— Постойте. Капитан, так вы хотите сказать, что изменение закона — это диверсия?!!

— Ну да, черт возьми, да! А что же еще?! — Капитан посмотрел на нас, как на полоумных. У всех, кроме Ника, вид действительно был обалделый и придурковатый. — Тридцать лет мы ждем атаки и защищаемся ото всех традиционных видов оружия. А потом вдруг происходит событие, от которого гибнет три четверти населения. Что же это еще, как не долгожданная атака?

Вот что поразительно: среди десятков версий в моей коллекции были шутливые, метафизические, религиозные, экзистенциальные — и ни одной о нападении!

— Но изменение закона… Даже не константы, а одного из центральных законов физики! Не слишком ли?

— Мичман, внешнего врага потому и называют внешним, что он не принадлежит к нашей вселенной! Вполне возможно, что и наши законы не являются для него догмами. Вспомни, эти самые мертвые зоны, дыры в пространстве — это ни что иное, как области вакуума с измененными физическими свойствами.

— Ну да… а барьер? Откуда?

— Барьер — граница между пространствами с различной физикой. И, конечно, он непреодолим для любой волны или частицы. Ведь по сути этот город — уже не часть нашей вселенной.

Это было слишком круто, чтобы осознать мгновенно. На минуту воцарилось молчание. Я взял у лейтенанта флягу и хлебнул для упорядочения мыслей.

— Хорошо… Допустим. Но почему вы не арестовали Павла Петровича тогда, как только случилось? Ведь вы уже поняли, что зеркала — это оружие!

— В первую неделю было попросту не до него. Это дало ему время спрятать прибор. Ну а потом…

А потом, когда люди опомнились и начали понемногу осознавать происходящее, Климов вспомнил о втором агенте. Если одна бомба изменила термодинамику, страшно подумать, что может сделать другая! Закон сохранения энергии? Электромагнитные константы? Квантовые уровни электронов? Любое из этих изменений неизбежно истребило бы всех, кто еще остался в живых! В термическом аду, на каждом шагу теряя своих людей, капитан стал разыскивать владельца второго зеркальца. Они выследили Павла Петровича… И были крайне удивлены: агент внешнего врага занимался тем, что помогал людям выжить!

Он отлично ориентировался в обстановке (еще бы!), и знания свои использовал, чтобы посоветовать, подсказать, найти путь к спасению. Учил людей прогревать жилища до температуры тела, готовить еду, соблюдая термический баланс, безопасно охлаждать предметы, спасать тех, почти спекся. Климов не мог понять этого феномена. Он приказал схватить Павла Петровича и допросить с применением крайних психотропных средств. Когда от самоконтроля и психологических защит агента не осталось камня на камне, тот по-прежнему показывал себя добрым, отзывчивым и законопослушным человеком. Если и была ему внедрена деструктивная программа, то так глубоко, что сознание не подозревало о ней. Где находилось зеркало, допрашиваемый не знал. Он спрятал его на складе, после пожара склад рухнул, и все, что уцелело, люди растащили кто куда.

Климов мог казнить врага, а мог отпустить. От второго было больше пользы: не имея бомбы, агент был безопасен, зато помогал людям чем только мог. "Угрызения совести, — решил капитан. — Искупления ищет. Ну и пускай." Контрразведчики отпустили Павла Петровича, а через полгода он стал главой города, почтенным Председателем, чтобы за восемь лет мудрого и дальновидного правления заслужить преданную любовь горожан.

За все это время капитан ни на день не упускал его из виду.

Сам Климов не участвовал в допросе и слежке, потому Председатель не знал его в лицо. Контрразведчику удалось вызвать доверие правителя, и доверие столь крепкое, что три дня назад Павел Петрович сам попросил его о странной услуге:

— Дима, моя Оленька узнала от торговца об одной интересной вещице. Очень хочет получить в коллекцию! Но хозяйка вещи весьма несговорчива, а сейчас, к тому же, пропала куда-то, понимаешь? Помоги, будь другом.

И Председатель, чуть стесняясь, описал внешний вид антифизической бомбы, почти неотличимой от женского зеркальца.

Все, что случилось дальше, я уже знал.

— Капитан, — спросил я, — почему вы мне сразу не сказали, что к чему? Проблем было бы куда меньше! И таксист-ищейка целей бы остался.

— А откуда мне было знать, что ты не Петровичу служишь?

М-да. И после этого еще спрашивают: почему никто на флоте не любит контрразведку?..

Прибыла скорая. Долго — за душевнобольными они не торопятся. Когда увидели, кто пациент, сперва лишились дара речи. Потом отмерли, аккуратно уложили экс-председателя на носилки, погрузили в аэр. Двое дружинников отправились сопровождать.

— Капитан, — спросил Комаровский, — а почему Павел Петрович сошел с ума? Этому у вас есть объяснение?

— У меня есть, — веско заявил Ник. — Лерчик, помнишь, ты спрашивала, что такое большой оперант. Вот это он и есть. Глубоко в подсознание агенту внедрили программу, которая совершенно не осознается и не может быть обнаружена при допросах. Но при контакте с некоторым объектом — ключом — срабатывает.

— Мичман, а твой младший — молодцом, — отметил Климов. — Да, именно так. Девять лет Петрович не видел потерянное зеркало, программа никак не влияла на него. Он жил как хотел, утешал свою совесть, завоевывал популярность. Может, уже и вовсе позабыл, кто таков на самом деле. А теперь взял в руки зеркало — и оперант сработал, и вывернул психику наизнанку. Слишком велика оказалась пропасть между тем, кем себя считал Председатель, и тем, кем ему велела быть программа.

— Послушайте, может быть, нам убраться отсюда? — Предложил я. — Час на жаре никому не идет на пользу!

— Перейдем в админкорпус, там есть отопление, — сказал капитан. — Расходиться еще рано. Остался главный вопрос: что делать с бомбой?

— Не вижу проблемы. Павел Петрович не смог активировать ее, значит, опасности нет.

— Да, — подтвердила Лера, — он все пытался набрать что-то, но так и не вышло.

Лейтенант Комаровский как-то мрачно кашлянул.

— Господа, я стоял за спиной Павла Петровича и видел экран. На нем была дата — 13 марта этого года. А сегодня 6 марта.