Покрышкин - Алексей Тимофеев

…Александру Ивановичу было в последние годы в Краснодаре служить нелегко. Начальник штаба нашего звена старший лейтенант Сорокин был, прямо скажем, по развитию своему дуб дубом. Безграмотный, плохо преподавал, подлый. Я не выдерживал, говорил: «Чушь не порите!» Сашу он просто невзлюбил. И отравлял, как мог, жизнь нам обоим. Что бы ни сказал Покрышкин на занятиях, он к нему привяжется — как ты смеешь обсуждать документы, принятые высоким начальством в Москве?! Начинает орать на Сашу. А того было крайне трудно довести до состояния нервного раздражения, выдержку он имел удивительную, никогда не сквернословил. Покрышкин спокойно отвечал Сорокину: «Вы просто не разбираетесь в этих вопросах». Начштаба — в бешенстве…

Мне Саша Покрышкин говорил тогда: «Во время войны я сделаю все, на что я способен! Какие бы ни были препятствия, я буду преодолевать их во что бы то ни стало. Я буду делать все, что могу сделать. А могу я многое. Я докажу, кто я и что я!»»

Отголоски тех разговоров с начальством остались в аттестациях Покрышкина 1936–1938 годов: «Мало интересуется общественной работой», «дисциплина непостоянная», «имелся случай нарушения уставных правил при обращении к старшему начальнику» и т. д. Везде, правда, говорится о том, что «к служебным обязанностям относится добросовестно. За хорошую подготовку технического состава имеет благодарность», «показал отличные знания материальной части и хорошую работу на ней».

Известен такой эпизод. Однажды Покрышкин, возвращаясь с аэродрома, увидел под дождем жену одного из репрессированных летчиков с тремя малыми детьми. Их выселили из квартиры. Все проходили, отворачиваясь, мимо… Александр Иванович приютил их у себя, сказав предостерегавшему его товарищу: «Мне бояться нечего. В случае чего — я один… Только видеть, как детей под дождь выбрасывают, я не могу». К счастью, отца этого семейства вскоре освободили.

Так, в делах службы, поглощенный собственной трудной погоней за ускользающей мечтой, Покрышкин жил в 30-е годы. На родине, в Новосибирске, ему удалось побывать лишь однажды, в 1937-м. Младший брат Виктор запомнил его приезд «стремительным». Не усидев дома и нескольких часов, он в одной гимнастерке в 30-градусный мороз, в буран, рванул на лыжах к тетке Марье в Ельцовский Бор. Провожая его обратно в Краснодар, мать плакала…

Рапорты Покрышкина командующему ВВС, наркому обороны и в другие инстанции с просьбой разрешить переучиться на летчика оставались без ответа. Хотя они все же прочитывались, и неожиданно для Александра Ивановича ему предложили поступать в Военно-воздушную инженерную академию РККА имени профессора Н. Е. Жуковского. Академию эту называли «храмом авиационной науки», в ней преподавали лучшие ученые, здесь получила образование целая плеяда военачальников, организаторов авиапромышленности, генеральных и главных конструкторов. Предложение было заманчивое. Покрышкин летом 1937 года едет в Москву, в исторический Петровский дворец, где находилась академия… Возможно, он надеялся, поступив сюда, уйти в летчики-испытатели, примеры такие позднее были. Возможно, в его душе какое-то время «Сашка-летчик» боролся с «Сашкой-инженером»… Ведь в последние годы жизни он говорил, что если бы по каким-то причинам не смог летать, стал бы изобретателем, конструктором. А в 1937 году ему было уже 24 года, летная карьера становилась почти невозможной.

Покрышкин успешно сдавал экзамены, хотя, как он пишет, «мысль о том, что я не буду летчиком, не давала мне покоя». На экзамене по политэкономии к комиссии вдруг присоединился начальник с двумя ромбами на петлицах, был он не в духе, начал в грубой форме задавать все новые вопросы. Когда он в очередной раз оборвал ответ Покрышкина, тот разозлился и ответил без должного почтения. Начальник вышел из себя: «Вы кому так отвечаете?! Кто вас учил спорить со старшим по званию?! Мне такие слушатели не нужны». И Покрышкин, получив двойку, отправился в Краснодар.

Но через год вновь приходит вызов. Вновь Москва, экзамены. Из окна Покрышкин видит, как над Центральным аэродромом летчики-истребители, вернувшиеся из Испании, виртуозно исполняют фигуры высшего пилотажа. С ревом они проносились над самыми крышами домов и круто уходили в небо… В управлении кадров ВВС Александр узнает, что наконец-то отдан приказ наркома обороны, разрешающий посылать лучших техников на переучивание в летные школы!

Покрышкина зачисляют в академию с условием сдать в первом семестре немецкий язык и физику. Он поразил всех своим отказом и отправился на вокзал. В голове у него уже сложился план действий, который он решил осуществить несмотря ни на что. Сейчас или никогда!

В Краснодаре первым делом Покрышкин явился к начальнику аэроклуба и сказал о том, что должен пройти курс обучения летчика. Тот выразил недоумение и отказал — ведь в ноябре уже планировался выпуск курсантов, завершивших годичную программу. Покрышкин жестко заявил, что в случае отказа прекратит читать лекции в аэроклубе. Угроза подействовала. До конца отпуска надо было научиться летать. После третьего полета с инструктором тот удивленно спросил:

— Вы когда-нибудь летали на самолетах?

— Нет. Только на планерах.

— Да? Но вы хорошо управляете самолетом. Вас можно выпускать самостоятельно. Сейчас попробую договориться с начальником по летной части.

Начлет еще более удивился, поскольку в самостоятельный полет выпускали только после пятидесяти, а то и ста провозных полетов. Решил сам проверить 25-летнего новичка. Покрышкин пилотировал с особой тщательностью. И после девятого контрольно-провозного полета начлет сдался.

Александр Иванович вспоминал:

«Моя мечта осуществилась! Я — один в воздухе. Чувство простора неба, полета в высоте непередаваемые.

Я осваивал программу. После полетов по кругу приступил к отработке пилотажа в зоне. Нужно было спешить… Я начал применять маленькие хитрости. Вылетая в зону, я прихватывал 10–12 минут сверх положенных. За это мне, конечно, попадало, зато в полетах я делал столько петель, переворотов и других фигур, что, уходя из зоны, был твердо уверен, что научился их делать чисто.

Дома, наспех перекусив, я в душевой ставил на стол тренажер — на доске укреплена ручка управления и педали, брал в руки сделанный из фанеры макет капота с центропланом и, используя панель на стене как естественный горизонт, мысленно и зрительно отрабатывал элементы пилотажа. Передо мной теперь лежала книга Пестова «Полет на У-Т. Это замечательная книга».

В результате годичная программа обучения летчика была освоена Покрышкиным, начиная с первого провозного полета 3 сентября 1938 года, за 15 летных дней! Это богатырское усилие чем-то, пожалуй, напоминает рывок к вершинам знаний другого русского самородка архангельского помора Михайлы Ломоносова…