Вечеринка с продолжением - Алена Смирнова

ЧАСТЬ II. ВЕЧЕРИНКА С ПРОДОЛЖЕНИЕМ

Профессор Иванцов возвращался домой с работы. Он обожал широкие, пустые в летнюю пору коридоры старинного институтского здания, их истертый паркет и особую тишину, плененную вековыми стенами, пропускающую сквозь себя физические тела, но поглощающую тоску и раздражение. Стоит ли удивляться, что в своем подъезде ученого мужа мало-помалу покидало возникшее в месте службы благодушие. Дважды мимо него промчались расхристанные парни, перезвякиваясь бутылками в объемистых сумках, а яростный вой какой-то англоязычной певички, нараставший с каждой преодоленной профессорскими ногами ступенькой, способен был испугать и менее солидного и респектабельного господина, чем Иванцов.

Наконец сомнений не осталось. Эпицентром бедлама была соседняя с иванцовской квартира. Хозяйничала в ней хорошенькая шебутная девица Галя, оставленная путешествующими родителями на попечение случая. Студентка Иванцова, кстати. Профессор сердито подумал, что от такой доченьки спасался бы в круизах целую жизнь. Нет, училась Галя неплохо, но в свободное от занятий и присутствия мамы и папы время творила такое… Например, собирала в своем доме всяких проходимцев и проходимок, которым железное здоровье внушало гадкую привычку пить, курить и скакать под магнитофон до скоропостижного летнего утра. Более того, в ее окружении попадались злостные троечники, чего профессор Иванцов простить не мог. Люди выбрали высшее образование, напряжением ума одолели каверзы школьных выпускных и вузовских вступительных экзаменов, были за это предпочтены другим претендентам на студенческие билеты. И вдруг они теряют чувство ответственности, стыд, совесть и начинают лодырничать, прогуливать, недоучивать. Разве можно таких субъектов заподозрить в порядочности? Разве можно знаться с ними старательной и умной девушке?

Гневное недоумение профессора Иванцова достигло апогея, а рука дотянулась до податливого пупырышка звонка и нервно его вдавила. Дверь отворилась, и смеющаяся Галя уставилась на Иванцова светло-зелеными подведенными глазами.

— Семен Иванович, — сказала она просто, — мы как раз собираемся отмечать окончание семестра.

— Вы его, по-моему, пятый раз отмечаете, — сухо пробормотал Иванцов.

— Ну, сдать половину вашего сумасшедшего предмета того стоит, — не растерялась Галя.

— Вот что, Савельева, — лекторским бубнящим голосом произнес Иванцов, — я вынужден напомнить вам о существовании правил общежития, одиннадцатичасовом рубеже, о пристойности, в конце концов. Я обращаюсь к вам и вашим гостям с личной просьбой: не шумите, не хлопайте дверью, не носитесь, вопя, по лестнице. Мне надо подготовиться к серьезному-ректорскому совещанию.

Профессор Иванцов хотел выдержать марку понимающего молодежь мэтра, но сплоховал, язвительно добавив:

— По итогам семестра, сами изволили упомянуть.

Галя насупилась, Иванцов повернулся к ней спиной и оказался нос к носу с загорелым юношей, словно обросшим многочисленными свертками, которые торчали у него из карманов.

— Добрый день, — бойко приветствовал он Иванцова. Потом взглянул через его плечо на Галю и благовоспитанно предложил: — Угощайтесь мороженым, Семен Иванович, такое пекло.

Он ухитрился перегруппировать в руках свои покупки так, чтобы протянуть профессору самый набитый пакет, в котором обреченно потели блестящие, источающие холод пачки. Иванцов, похоже, собирался отпихнуть парня, но только возмущенно возопил:

— Малеев, вы-то что делаете в компании дебоширов? Учтите, вам, как отличнику и участнику научно-практических конференций, можно многое позволить. Но вы, вы… пьяны сейчас!

— Семен Иванович, — громко возмутилась Галя, — Игорь спиртного в рот не берет.

— Я даже не курю, — дружелюбно довел до сведения профессора Малеев.

Иванцов слышал, что сзади собирается раздосадованный затянувшейся беседой студенческий люд. Он повернулся нарочито бесстрастным лицом к действительно толпящимся в прихожей ребятам и внимательно их оглядел. Ни один не смутился, не струсил, наконец, а ведь не последний экзамен ему сдали. Так, пятеро его питомцев, двое чужих и еще сколько-то нелюбопытных или втихаря пьющих копошатся в недрах жилища. Да, эта банда в силах разнести тихий приличный квартал за несколько часов. Иванцов, привыкший к скоплению юных физиономий, усмехнулся почти ласково, но заговорил повелительным тоном:

— Ладно, храбрецы, веселитесь. Но если ваше мероприятие выплеснется на площадку хоть единым лишним звуком…

— Вы нас с наслаждением завалите в следующую сессию, — нагло не дал ему выдержать многозначительную паузу Игорь.

— Нет, я не опущусь до подобного. Только ваше извращенное воображение, Малеев, способно рисовать такие пошлые перспективы.

Студент и преподаватель вновь смотрели друг на друга в упор. «Я бы тебя, гордость института, закидал тройками и лишил красного диплома, — думал Иванцов. — Но ведь твой дядюшка — не шишка на ровном месте, а пик в горной цепи. С тобой ректор за руку здоровается, поэтому ты и хамишь профессору, доктору наук напропалую». «Какое свинство в соседских отношениях пользоваться служебным положением, — внутренне кипел Игорь. — Еще и угрожает! Мне-то плевать, а остальным может не поздоровиться. Впору заканчивать этот фарс».

— Извините, Семен Иванович, — показушно, рекламно оскалился Игорь.

— Впредь выбирайте выражения, не оскорбляющие достоинства интеллигентного собеседника, — пробурчал Иванцов. — А вы, Савельева, не забывайте о скором возвращении родителей.

Иванцов заметил, как поскучнели молодые люди. Ему самому была неприятна вынужденная выволочка. Но должен же хоть кто-нибудь воспитывать этих нахалов.

— До свидания, — с издевательской учтивостью победителя бросил профессор и направил стопы сорок второго размера к своей двери.

Ответом ему был протестующе-скорый щелчок савельевского замка. Минут десять в квартиру профессора не проникало звуков извне. Иванцов уже примерял на губы довольную улыбку, когда услышал гром беспокойной музыки. Он тяжело вздохнул, достал из ящика стола папку с докладом и принялся мастерить ватные тампоны для затыкания многострадальных своих ушей.

Полковник Измайлов смотрел на лейтенанта Юрьева с сомнением в хитроватом взгляде. Парень просился на пять дней в пригород — помочь матери по хозяйству. Он всегда брал отгулы в счет отпуска весной, летом и осенью. Измайлов никогда не отказывал; знал, каково пожилой женщине грустить у окошка, когда сын близко, но из-за своей суматошной работы месяцами не может к матери вырваться. Кроме того, полковник помнил свой деревенский дом, окруженный благодарно плодоносящим садом. Там он за час-другой сбрасывал с плеч заботы и печали, понавесившиеся на них в суетном, непривычном тогда еще городе. Наверное, потому и не сутулился в свои сорок пять.

Однако кто же мог предположить, что Колю Воробьева подстрелят и он застрянет в больнице до сентября? Кто ожидал, что Алеша Вагапов сломает ногу, поскользнувшись в бассейне? Если отпустить Бориса Юрьева, то в отделе останутся только Сергей Балков и Измайлов. Маловато.

— Виктор Николаевич, — осторожно убеждал тем временем Юрьев начальника, — забор лежит, скотина огород вытопчет, а мама столько на нем горбатилась. Ну я за три дня обернусь. Тихо ведь кругом, жара…

Он был прав. С тех пор как банкиры, купцы и прочие представители обеспеченного населения плотными косяками потянулись на заграничные пляжи, дел поубавилось. Вероятно, киллеры и их будущие жертвы на каникулах предпочитают ставить шезлонги рядышком и учтиво трепаться за экзотическими коктейлями. В родных же пенатах народ тонул по пьяному делу да грабители калечили не вовремя вернувшихся домой дачников. Наверное, продержатся они со спокойным основательным Балковым без Юрьева. Правда, Сергей порядком увяз с трупом из Центрального парка, но тут количество улик и свидетелей вот-вот перерастет в качество результата, и убийц они возьмут. Классика. Так что же делать?

Виктор Николаевич Измайлов пытал суховатыми, с крупными суставами пальцами беспомощную сигарету. Борис Юрьев, совершив дарованное человечностью полковника отступление от субординации, молча ждал решения судьбы материнских овощей.

Если бы полковник Измайлов сказал Борису, что чувствует приближение чего-то скандального и страшного, тот, наверное, не поверил бы. Если бы не позволил отлучиться без объяснений — разрушил бы дух беззаветной самоуверенности, который вдохнул в своих ребят, твердя, что они талантливые сыщики и испепеляющее вдохновение при определенной степени концентрации на расследовании им не чуждо. Наконец Измайлов отбросил истерзанную сигарету.

— Обещаешь за трое суток обернуться? — вяло и недоверчиво уточнил он.