Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное - Андрей Николаевич Савельев

знаем: чтобы иметь возможность бороться с этим явлением, нужно предоставить каждой нации, – а нация это не одно целое, там борьба классов, из которых одним выгодно отделение, а другим невыгодно, и для того, чтобы отделения не было, для того чтобы демократия могла на что-нибудь опереться в своей борьбе с сепаратистскими тенденциями мелкой и крупной буржуазии, – для этого она должна быть уверена, что та нация, которая имеет силу, не будет её давить».

На поверку мысль оказалась очень смутной: нация не должна давить демократию. А если она будет давить, что тогда? У лево-демократической фракции ответа, разумеется, нет. Рецепт на примере Украины самый нелепый: если глубинного сепаратизма на Украине нет, то надо просто предоставить событиям течь произвольно, без всякого вмешательства: «не нужно декретировать какими-либо насильственными присоединениями и не предоставлять права на полное свободное самоопределение даже в процессе, даже в момент революции, потому что если таким образом обрабатывать нацию, как обрабатывается приказами, запрещающими съезды и т. д., то, товарищи, может получиться совершенно обратное». Но если ничего не делать, то это «обратное» тоже может получиться – этого фантазирующий леволиберал представить себе не мог.

Канторович[57] от объединенных социал-демократов быстро сформулировал логическую задачу по поводу деятельности Временного правительства: не могут или не хотят? Доклады министров были «скорее блестящими полемическими речами вождей той или иной партии». При этом перед лицом ужасного кризиса не сделано ничего, и этого не отрицают сами министры. Следовательно, налицо преступное бездействие власти. Одновременно Канторович утверждает, что нет сомнений в том, что Чернов или Церетели – несомненные сторонники революционной демократии, и они вполне понимают положение момента. Из этого вытекает: «что бы наши министры ни делали, какими бы способными представителями революционной демократии ни были, всё равно они ничего сделать не могут, и не могут потому, что буржуазия систематически саботирует всё». И тогда единственный выход – путь, указанный в резолюции Луначарским. Иначе говоря – полностью социалистическое правительство. Но не большевистское: «мы предлагаем не нелепую диктатуру пролетариата, в чём нас, между прочим, обвиняют, а совершенно определенную передачу власти в руки великой российской революционной демократии в лице её трех ветвей: революционных рабочих, революционных солдат и революционного крестьянства».

Бесхитростный представитель Кавказской армии меньшевик Михаил Смирнов (биографических данных нет) рассказал, что революционные организации всё держат в своих руках, но в результате они превращаются чуть ли не в ночных сторожей, а потому хотели бы разделить власть с представителями других классов – пусть они возьмут на себя часть работы и ответственности. Что касается предложения Луначарского, то это всего лишь идея сформировать революционный парламент из 500 человек. Но это решает вопрос не о сущности власти, а только о форме власти. Подобного рода эксперименты совсем не гарантируют, что новая форма будет лучше старой. Уже есть организации, которые работают. К ним всегда, так или иначе, будут проявлять недоверие. Но это не означает, что революционная демократия должна шарахаться из стороны в сторону.

Затем на трибуну поднимается Орлов[58] из Донбасса. Он решительно заявляет, что защитники министров-социалистов («министерская партия») хотят сильной власти вовсе не для защиты от «правых», а для защиты от «левых». И они видят опасность анархии только «слева». Анархией «справа» он объявил отказ повышать ставки чернорабочих, которые зарабатывали на шахтах 1,5–1,75 р. в день, но при этом повышали чуть ли не вдвое зарплаты тем, у кого они были и так велики – надо полагать, квалифицированным рабочим. Эта ситуация может привести к забастовке Донбасса и прекращению поставок топлива.

Малограмотный телеграфист Любович[59] заявил, что самочинные организации стали массовым явлением, и задача состоит в том, чтобы на местах стать оплотом действующей власти. В то же время он выступил за полностью социалистическое министерство, полагая, что в коалиционном правительстве у министров-социалистов связаны руки.

И пример тому – «кадет Некрасов оказался гораздо демократичнее в проведении реформ в железнодорожном ведомстве, чем Церетели, министр-социалист, у которого сейчас наблюдается конфликт с почтово-телеграфным съездом».

Эсер из Новочеркасска, фамилия которого в стенограмме не зафиксирована, предложил здравую мысль. Он сказал, что Съезд не может быть революционный парламентом, но может такой парламент избрать в качестве временной законодательной власти. А министры – это исполнительная власть. Они должны отчитываться именно перед парламентом. Что касается предложения отдать власть местным Советам, то этим будет создана тысяча республик, и Россия будет разодрана на мелкие части, которые «изгрызут друг друга и подавят дело революции, погубят его окончательно».

Власть уже в руках. Осталось только временную законодательную власть отделить от временной исполнительной власти.

И эта мысль была верной: у Временного правительства не было опоры на какой-либо представительный орган, который мог бы стать законодательным.

Дума уже отжила своё и её законодательные функции, формально никем не отмененные, неформально отрицали все «левые», а «правые» не в состоянии были собрать какой-либо представительный орган, хотя в течение 1917‐го несколько раз пробовали это сделать – в пику Советам.

Далее безымянный эсер привел пример местной эффективности Совета. При размытии дороги администрация растерялась, а Совет мобилизовал 1000 солдат, реквизировал нежилые помещения вдоль дороги, и в кратчайшие сроки движение было восстановлено.

а прежде всего как практические работники, постоянно имеющие дело с революционной массой». И руководствоваться марксистским принципом: бытие определяет сознание. Под «бытием» он понимал неизменность классовых интересов и несовместимость интересов рабочих и буржуазии, крестьян и помещиков. Что революция буржуазная, не имеет значения, поскольку борьба идет именно против этой буржуазии. Буржуазия изменила политическую систему, но вопрос состоит в том, чтобы изменить экономические отношения.

Меньшевик Романов [60] заявил, что «метод, предлагаемый товарищами большевиками, не организует революцию, а дезорганизует, подготовляет ей развал». Потому что они говорят не о власти, а о захвате власти. Пока власть революции не организована в центре, захват власти на местах приведет к развалу и гибели революции. В таком случае бесконтрольный захват земли приводит к тому, что крестьяне «сажают друг друга на вилы». То же происходит, когда рабочие захватывают фабрики. Вместо народовластия Ленин предполагает партийное всевластие. Выборы в Петрограде показали, что большевики заняли только третье место. На выкрики из зала оратор ответил: «вы утописты, вы не видите действительного соотношения сил в России, не понимаете России, вы живете на Луне, а не на грешной земле». Самочинно захватывающих власть на местах он назвал «несомненными изменниками».

Эсер Малевский (202), председатель армейского комитета 4‐й армии, напомнил, что поддержка Временного правительства определяется множеством решений. В армии – от ротных до фронтовых собраний принято такое решение. Тринадцать армий и