Не доставайся никому! - Галина Романова

– У него еще родители пьющие. Из неблагополучной семьи он, хороший мальчик, светленький. Волосы у него еще такие вот, – Алиса потрясла растопыренной ладонью над своей головой, пытаясь изобразить повышенную лохматость.

– Неблагополучная семья! – еще больше озлилась женщина и снова попыталась дверь захлопнуть. – Она тут стоит благополучная, дальше некуда! Мои вон тоже с утра умотали куда-то работу искать. А мне своего засранца на руки кинули! Они тоже неблагополучные, по-твоему?! Любят, любят нынче клейма ставить! Срань господня, а не жизнь! Да пусти ты дверь, гадина такая!!!

Ребенок визжал невыносимо, расплевывая манную кашу по сторонам. Попало даже его бабушке на щеку и Алисе на рукав. В ноющей с похмелья и от бессонной ночи голове Алисы крик этот множился, закладывал уши, забивал мозг. Ее сильно тошнило, и в какой-то момент она едва не смалодушничала, так вдруг захотелось удрать, зарыться головой в подушку, укрыться одеялом и забыть, забыть, забыть.

И про Аристова, обещавшего ей заботу на долгие годы и вдруг исчезнувшего непонятно куда. И про Макса, оставившего ее одну хмурым мокрым утром. И про вероломство единственной подруги, обострившееся как-то сразу на исходе зимы.

Да пошли они все, может, так, а?! Может, ну их всех, а?

Но нельзя так, нельзя!

Петр Иванович, он… он хоть и проблемный, но хороший очень. Это она сразу, как увидела его у больничной койки, поняла. И спас ее от верной гибели. Никто не спас, а он…

Макса забыть? Это вообще невозможно. Тело до сих пор сладко ныло от его рук и безжалостных властных губ. И то, что он шептал ей всю ночь, не казалось ложью. Там, в этом сладком, почти невнятном шепоте, было все! И любовь, и нежность, и будущее счастье. Как забыть это?!

И Тайка…

Той тоже требовалась хорошая взбучка. Срочно надо мозги ей вправить, встряхнуть как следует и напомнить о годах крепкой верной дружбы.

Не могли же все сразу восстать против нее? Не могли все врать, изворачиваться, лицемерить?

Нет, отступать поздно. Поэтому, невзирая на плевки манной каши, «гадину» и много еще чего лестного, Алиса продолжала держать дверь за ручку.

– Сука! – плюнула в нее тетка следом за внуком, прежде чем скрыться. – В пятьдесят второй твой неблагополучный! Своим скажу, они тебе ноги выдернут, сука!!!

Окончания истории с ее выдернутыми ногами Алиса уже не слышала, мчась наверх через три ступеньки. Один пролет, второй, третий. Ага, вот она, пятьдесят вторая. Ожидания не обмануты, все, как положено: обшарпанная, давно не крашенная фанерная дверь, ручка на одном шурупе, звонок мотается на длинном скрученном шнуре, в трех местах замотанный изолентой.

Звонить Алиса не стала, чего доброго током шарахнет. Принялась стучать кулаками и кричать, чтобы открыли.

Не открывали долго, хотела уже уходить. Потом дверь неожиданно распахнулась, и на нее глянуло опухшее небритое мурло Андрюшкиного отца. Ошибки быть не могло, они оказались похожи. Наверное, когда-то это чудовище с волосатым обвисшим пупком и в полосатых трусах до коленей тоже было вихрастым курносым подростком, но запойные годы сделали свое дело, и на Алису взирала теперь неприятно видоизмененная Андрюшкина копия.

– Чего изволите? – попытался быть галантным алкаш со стажем, даже чуть задницей мотнул, изображая полупоклон.

– Андрея позови! – приказным тоном потребовала Алиса и приврала: – Я знаю, он дома.

– А зачем он вам? – Левый глаз мужика алчно заметался, тогда как правый прищурился.

– Я из школы! – мгновенно пригвоздила его Алиса. – Позови быстро!

– Понял, – скуксился тот сразу, отступил на шаг, заорал куда-то себе за спину: – Андрюха, подь сюда, живо!

Через минуту мальчишка замаячил за сутулой спиной отца. Тот не упустил возможности повоспитывать отпрыска на глазах учительницы, отвесил мальчику подзатыльник, сердито пихнул его к двери.

– Вот к тебе из школы. Опять прогуливаешь, гад? – тут же глянул на Алису, разгладив суровую складку меж бровями, заискивающе улыбнулся. – Ну, вы тут пообщайтесь пока. В дом не зову, не убрано у нас…

Из неубранного дома, к слову, несло, как с городской свалки, и гул стоял невообразимый, намекающий на раннее сплоченное застолье.

Обойдя отца боком, Андрей вышел на лестничную клетку, закрыл за ним дверь. И, прислонившись к ней спиной, понуро опустил голову.

Алиса едва снова не разревелась от жалости к мальчишке. Андрей был в замызганной футболке, еле достающей ему до пупка, в которой, наверное, еще в сад ходил. Все в тех же тренировочных штанах чуть ниже колена и в больших женских тапках.

– Хватит на меня таращиться, Алиска, – попросил он хрипло и тут же пригрозил: – А то уйду и отцу скажу, что никакая ты не учительница.

– Извини, – пробормотала она, проглотив спазм в горле. – Тут это… Я работала и… Занята, короче, была сильно, не могла позвонить. Увидеться. А сейчас пришла, а там дверь опечатана. Где он? Петр Иванович где, Андрей? Может, уехал? Обиделся на меня, что ли? Другую работу нашел, да? Здесь, наверное, платили мало? Он, может, и приходил ко мне, и звонил, а я три последние ночи из офиса не выходила. Аврал у нас и все такое…

Перечисляя все эти «может» и «наверное», она сильно надеялась не обмануться. И очень ждала, что мальчишка кивнет ей согласно. Или плечами пожмет, а как ты хотела, мол. Но Андрей странно молчал, опуская при этом голову все ниже и ниже. А потом щеки его прострочили слезы. Он шагнул от двери, шмыгнул носом, силился что-то сказать через судорожные вздохи, но вдруг с громким всхлипом рванул вперед. Обхватил Алису тонкими руками, прижался щекой к ее груди и заревел, как тот самый младенец на первом этаже, плюющийся манной кашей.

– Андрей, что случилось? – У нее мгновенно ослабли ноги и закололо под левой лопаткой. – Что с ним?! Он… Он жив?!

– Да жив, жив, – забормотал мальчик сквозь слезы, прижимаясь к ее груди еще сильнее. – Я искал тебя, а тебя дома нет и нет. Я ходил, ходил около подъезда. Но потом ушел домой… Дядя Петя предупредил меня, что опасно. Что светиться нельзя… И тебя велел предупредить, Алиска! Велел, чтобы ты уехала куда-нибудь на время!

– Господи… – ахнула она и покачнулась. – Андрей, отпусти, мне нехорошо.

Он испуганно отпрянул, схватил ее за рукав и увлек к ступенькам, усадил, сел рядом.

– Ты встань, Андрей, холодно, – в подъезде было не жарко, а на нем детская футболка с короткими штанишками. – Господи, о чем думают твои родители? Уроды какие-то. Почему ты так одет?

– Дома же, – невнятно отозвался он, обхватил себя руками, его трясло. – А думать ни о чем, кроме бутылки, они не могут.

– Вот что, – она поднялась со ступенек, потянула его за руку и легонько подтолкнула к двери. – Ты давай одевайся, и идем ко мне. У меня тепло, еды полно. Выпьем чаю и все обсудим. Я жду тебя на улице.

– Хорошо, – он взялся за наполовину оторванную дверную ручку, взглянул на нее. – Ты только не думай ничего такого, Алиска. Он не виноват.

– Я ничего и не думаю, – отозвалась она рассеянно, в уме уже перетряхивая бабушкины мешки с вещами, может, чего-нибудь для Андрея там найдется. – Ты давай быстрее. Если он жив, значит, все в порядке, да?

– Не совсем, – угрюмо отозвался мальчик, стоя к ней спиной. – Его взяли, Алиска.

– Что взяли, куда взяли, когда?!

А в голове тут же запрыгало испуганными блохами что-то подзабытое из старых милицейских детективов, которыми они с Сашкой зачитывались на пляже: взяли, повязали, скрутили и так далее. Это как? Это же никуда не годится! Он же обещал начать все заново! Обещал новую жизнь и себе, и ей! Как же так…

– Он что, обокрал кого-то снова? – Вспомнился тут же его дорогущий пуховик, новые джинсы с ботинками и шапкой. – Он опять взялся за старое?! Андрей, прошу, не молчи! Его арестовали, да?

Он кивнул, все так же стоя к ней спиной.

– Что он натворил?!

– Он?! – Андрюшка резко обернулся и посмотрел на нее с неприязнью, в глазах застыло невыплаканное море злых детских слез. – Он ничего не натворил, Алиска! Он лишь хотел помочь тебе и… вляпался!

– Куда? Ну, куда же, господи?!

Ну не за газетную же статью его арестовали, которую Аристов собирался прочесть. И не за то, что мел слева направо, а не наоборот. Он же ничего такого, да?

– Пока мы с ним по дворам ходили, пытаясь разыскать тех людей, за которыми тетя Шура наблюдала из своих окон, кто-то к нему в каморку забрался, – начал рассказывать Андрей, снова повернувшись к ней спиной.

– Ограбили?! – ахнула она и чуть по языку себе не надавала.

Что там было грабить, в нищенской конуре одинокого мужика?! Щербатые чашки? Разделочную доску, тазик для мытья посуды или обрезки колбасы?

– Подбросили ему вещественное доказательство, Алиска, – выдал с тоской Андрей и чуть скосил в ее сторону взгляд.

– К-какое доказательство?

– Доказательство того, что это он тебя под сердце пырнул, – понизил голос до шепота мальчик.

– Что???