Сестра (СИ) - Галина Гончарова

Никон далеко, да и не факт, что он одобрил бы. Если Софья правильно поняла, для Никона власть была и папа, и мама, и подушка любимая. И конечно, он пользовался любым шансом для давления на царя. Дарил богатые подарки, чтобы показать свою состоятельность, говорил о каре божьей и к месту и не к месту. Софья невольно порадовалась, что сейчас его сплавили куда подальше. Если бы они оказались рядом — обязательно сцепились бы, если это можно так назвать.

Просто Никон, как манипулятор, наверняка использовал бы Софью, а девочке в любой жизни это не нравилось. А у кого больше авторитета?

То‑то… гореть не хотелось.

И так начинания любимого наследника, за которым хвостиком ходила младшая сестра, не могли не тревожить. Что предпринял царь — батюшка?

Разумеется, повез и первого, и вторую, и заодно сестру Анну в Николо — Угрешский монастырь. Почему туда?

А нравилось там мужчине. Алексею Михайловичу было там хорошо, спокойно, уютно, к тому же…

А с кем поговорить в Кремле?

С местоблюстителем патриаршьего престола?

Можно, можно… и не тянет. До сих пор больно было Алексею Михайловичу вспоминать Никона. Умные темные глаза, тонкие пальцы, голос, змеей вползающий в душу — патриарх. Все для веры… или для своей власти?

Больно.

Потому и не разговаривал больше необходимого с Павлом, потому и не тянуло его в Чудов монастырь… тяжко.

Можно бы поговорить с Михаилом Кирилловым, да приболел святой отец. Все мы под богом ходим. И проехаться хотелось, развеяться…

Почему бы и не игумен Дионисий?

Умный муж, серьезный, Алексей Михайлович давно его знал — почему бы и нет? Глядишь, он чего и подскажет, со стороны‑то виднее…

Раньше Софья из Москвы не выезжала — и сейчас понимала, что так и не хочется. Привыкнув к бешеным скоростям своего века, она чуть с ума не сошла от тряски в карете. Если бы не царевна Анна, которая успокаивала, уговаривала и кое‑как приводила в чувство — точно бы впала в истерику и попыталась всех убить. Ей — ей, Софья чувствовала себя, как доктор Лектер, если его так люди раздражали — понятно, почему он маньяком стал.

Сама бы, да кто ж даст…

Именно в этом путешествии она оценила по достоинству царевну Анну. А вы попробуйте повыносить целый день ребенка, которого то тошнит, то мутит, то его поить надо, то разговаривать… Софья искренне старалась не срываться, но пару раз у нее это не получалось. Царевна выносила это с похвальной стойкостью, успокаивала девочку, гладила по голове, путь продолжался.

Мужчинам было легче. Они ездили верхом, у них была карета, хотя трясло, честно говоря, везде безжалостно. Софья тоже напросилась бы верхом, но — нельзя.

Царский выезд — это ведь не три человека. Это порядка четырехсот человек. Хорошо хоть Николо — Угрешский монастырь находился недалеко, примерно в тридцати километрах от Москвы… в двадцатом веке до него добирались за пару часов. Сейчас же — два дня!*

* соотношение время — расстояние современное дано с учетом вездесущих пробок. А времен А. М. Романова — с учетом торжественности выезда и неорганизованной оравы народа. Прим. авт.

Два! Дня!

И это еще не торжественный выезд, не всей семьей, без патриаршьего письма, просто — на выезд в монастырь, помолиться, мысли в порядок привести!

Процессия растянулась так, что Софья только за голову хваталась.

Впереди везли (и далеко не на одной тележке, нет, в нескольких возках) столовую казну и шатерную, вели царских лошадей — на кой черт царю и царевичу штук пятьдесят коней, чтобы проехать тридцать километров, Софье никто не объяснял. А она молчала, боясь сорваться уж вовсе в откровенное издевательство. Ничего, потом Лёшке мозги почистим.

За конями следовали запасная казна (там первой бы хватило Москву купить), всякая всячина из разряда 'а вдруг понадобится', оружие и даже — намоленные царским семейством образа!

Вот на кой ехать в монастырь со своими образами?

Еще бы купаться на речку со своей водой ходили!

Под конец этого обоза (естественно, под охраной) ехала телега для вещей, которые будут преподносить царю — батюшке в пути благодарные подданные.

Здесь же крутился челобитенный дьяк. А то ж! Чтобы видеть начальство, да не пожаловаться?

Не бывать на Руси такому позору! Обязательно кляуз накидают, хорошо хоть в письменном виде.

А ведь это еще принимать надо, останавливаться… и так тащимся со скоростью очень печальной черепахи.

И это еще не все.

После всего этого склада барахла едет собственно царь. Весь народ, который сопровождал царскую карету, Софья даже отдаленно не знала. Конюшие, бояре, окольничие, стольники, постельники… да леший их разберет! Вся эта масса сверкала самоцветами, лязгала оружием, звенела сбруей коней, выхвалялась друг перед другом…

Венец кошмара — царская карета. Этакое здоровущее сооружение, раззолоченное до беспредела. Зато окна едва видны, чтобы никто зловредный царевича не углядел, и порчу не наслал. Или от солнца прячутся… Зато запрягли аж восемь лошадей, хотя больше четверки так и так — нерентабельно.

Софья понимала, что большие окна в карете — не для отечественной ранней весны, но шипеть не переставала.

Сейчас в ней находились два пассажира — сам царь и его наследник.

А во второй, не менее сильно раззолоченной карете, ехали они с Анной. Кстати — со своими служанками. Нет, служанок разместили в обозе, с остальными слугами (не сама ж эта орава за собой ухаживать будет), но Софья была рада, что ни кормилицу, ни Груню, ни Арину (ту самую девчушку, которую удалось переманить из стана Лобановой — Ростовской) не надо оставлять в Кремле. И потравятся поменьше, и пока ее нет — на них могут отыграться.

Царевна Анна, кстати, одобряла Софьину заботу о своих людях. Воспринимала ее как игру, но одобряла.

Учитывая, что путь аж в тридцать километров занял три дня и предполагал две ночевки, было отведено и время на отдых в пути. И Софья по достоинству оценила здоровущие шатры из алой ткани. Уютный и удобный, такой шатер ставился не сразу на землю, а на специальное основание, прогревался переносными жаровнями и разгораживался внутри с помощью занавесей на небольшие комнатки.

У царя с царевичем был свой шатер, у дам свой, но вечером царевич все равно сбежал к сестре.

Там их и нашел уже спящими Алексей Михайлович.

Полюбовался на картину — два ребенка спали, обнявшись, Софья обхватила брата за шею, а тот, словно защищая сестру, придерживал ее за талию. Рядом бдели служанки — и царь решил навестить царевну Анну.

Хоть и не любил он сестру, но все ж родная кровь…

Царевна поклонилась брату, предложила горячего сбитня, присесть, захлопотала вокруг сама… Алексей Михайлович махнул рукой, мол хватит, присядь рядом. Хотя ему и было приятно.