Разбег в неизвестность - Павел Дмитриев

Слегка придерживаясь рукой за роскошный широкий поручень, Александр бодро застучал каблуками вдоль художественной ковки ограждения. Однако хорошего настроения хватило ненадолго. По чуть стершимся ступеням между первым и вторым этажом едва ли не на весь пролет расплылось огромное пятно масла. Легкий запах жженых семечек не оставлял сомнений в его происхождении.

– Чертовы домработницы! – непроизвольно вырвалось у Дубчека. – Совсем обленились, нет чтобы убрать сразу!

Поднимавшийся навстречу солидный господин в темном старомодном костюме лишь потыкал в расплывшееся по стертым ступеням пятно концом трости и укоризненно покачал головой. Затем, здороваясь, приподнял не по погоде тяжелую шляпу. Александр ответил легким кивком и посторонился, не оттирать же от перил пожилого человека. Тем более не хотелось пачкать обувь в масле. Встречный господин, увидев, что занимает проход, поспешил подняться по чистому краю лестницы, тяжело дыша и налегая на перила. Достигнув площадки, он вежливо отошел на шаг и остановился передохнуть, отирая пот со лба огромным носовым платком.

Но едва Александр решил сделать шаг вперед, на чистое место возле ограждения, как сильный удар снизу, под колени, выбил ступеньку из-под ног. В попытке задержать падение гладкие подошвы туфель бессильно скользнули по маслу, а рывок за плечи довершил дело. Дубчек с криком полетел спиною вниз на лестницу. Сильнейший удар вышиб дух, заставил неуклюже барахтаться на скользких бетонных ребрах.

Ничего больше сделать он просто не успел. Сильные руки обхватили сзади голову первого секретаря ЦК КПС, вздернули ее высоко вверх, затем, с силой упершись в плечи, загнали затылок в край ступени. Так, что кость ответила глухим хрустом. Резко побелели глубокие залысины с острым хохолком оставшихся волос посередине…

Внезапно помолодевший господин быстро приложил руку к шее бьющейся в агонии жертвы, проверяя пульс. Но ничего разобрать не успел: снизу хлопнула дверь, привлеченная криком консьержка спешила на помощь. Мешкать было нельзя, поэтому киллер скинул измазанные в масле ботинки на ребристой каучуковой подошве и сунул их в вытащенный из кармана пластиковый пакет. Затем мягко, в одних носках, побежал наверх, так и не замеченный спешившей на помощь женщиной. Под ее громкие вопли убийца отработанным движением просочился через заваленный хламом выход на чердак, спокойно потратив при этом десяток минут на возвращение проходу давно заброшенного и засыпанного пылью вида.

Через полчаса он уже нервно избавлялся от следов масла на обуви и костюме в заблаговременно снятой квартире в одном из соседних подъездов. Окончательно киллер успокоился после сообщения по радио о том, что Александр Дубчек скончался в машине «скорой помощи», так и не придя в сознание.

Поздно вечером престижный дом по улице Мостецкой покинул молодой человек с легким дерматиновым чемоданчиком в руках. Перед уходом он любезно распрощался с консьержкой, выслушал от нее весьма отдаленную от реальности версию «ужасных, кошмарных событий», с улыбкой посочувствовал «бедной Марте, которая чуть не потеряла сознание, когда увидела несчастного пана Дубчека, еще живого, всего в крови». Более никаких воспоминаний убийца о себе не оставил.

Нелепая смерть первого секретаря Словацкой компартии вызвала немалый переполох в тихой и местами провинциальной Праге. Расследование было длительным, тщательным, но не слишком профессиональным. Сказывалось отсутствие практики. Приглашенные из ГДР и СССР эксперты не добавили ясности. Мнения расходились, даже прорисовка трассы падения не давала однозначного результата, так как о положении тела после падения оставалось только догадываться по противоречивым свидетельским показаниям. Объяснить повреждения головы Александра Дубчека в теории можно было естественными причинами, но и версия профессионального убийства оставалась более чем вероятной.

Больше надежных улик не обнаружили. По месту преступления потопталась изрядная толпа жильцов и врачей. Консьержка и водитель с охранником не видели, чтобы кто-то посторонний выходил или заходил в подъезд. Лестница черного хода была покрыта толстым слоем пыли. По теории было возможно проникновение через чердак, но и там ничего особенного не нашли, кроме высоких куч старого хлама и голубиного помета да многочисленных следов непрофессионалов из пражской полиции. Подробный и вдумчивый опрос всех возможных и невозможных свидетелей в ближайшей округе выявил не менее трех десятков потенциальных подозреваемых, из них двоих найти так и не смогли.

Параллельно сыщики начали перетряхивать всех жителей и посетителей, пытаясь выяснить, кто разлил масло. Но тут оказалось, что журнал учета велся консьержкой крайне небрежно, и установить по нему «прошедших» по лестнице можно было лишь очень приблизительно. Показания путались, а использовать жесткие методы допроса проживающих в таком доме товарищей посчитали не слишком разумным даже по столь экстраординарному поводу. Для порядка арестовали (а позже посадили на пару лет) консьержку, которая, вместо того чтобы убрать масляное пятно своими силами, спокойно дожидалась прихода уборщицы. В конце концов на зашедших в тупик следователей надавили сверху, и смерть Дубчека признали несчастным случаем. Так было намного удобнее практически для всех. На этом официальное расследование завершилось.

Напротив, среди политиков и журналистов нашлось множество желающих оспорить выводы специалистов. Словаки обвиняли чехов, консерваторы реформаторов, акулы пера искали любовниц и даже коммерческий интерес. Не остались без внимания западные спецслужбы. Кто-то приводил в пример разработанное в ЦРУ десяток лет назад покушение на Чжоу Эньлая[153]. Другие припоминали покрытый туманом нестыковок выстрел в Далласе. Третьи многозначительно кивали на Степана Бандеру. Однако про вездесущий КГБ вспоминали обычно в контексте «не уследили, позволили врагу расправиться в убежденным коммунистом и верным союзником».

Действительно, после оглушительно конфуза с убийством Степана Бандеры молодым чекистом Богданом Сташинским[154], которого наградил в Москве орденом Красного Знамени лично Шелепин, Президиум ЦК КПСС наверняка не санкционировал бы даже явно целесообразную акцию. Поэтому Семичастному пришлось вместо пистолетов и сложных ядов использовать деньги и строжайшую конспирацию. Причем таиться от своих пуще, чем от чужих. Впрочем, даже жизнь первого секретаря ЦК стоит не слишком дорого, если удастся выйти на настоящего профессионала своего дела.

Почти полгода ушло у нового начальника Службы «А» первого Главного управления генерал-майора Музыкина на установление необходимых контактов. Более того, договаривался с исполнителем он лично, для чего пришлось провести почти месяц в Риме. Но работа не оказалась напрасной. Свой первый орден Ленина товарищ Музыкин получил только зимой, без всякой помпы и торжественности. Никому не пришло в голову связать это награждение с уже подзабытой смертью Александра Дубчека[155].

Тем временем официальная политическая жизнь следовала древнему принципу «король умер, да здравствует король». Вскорости первым секретарем ЦК КПС был избран Василь Биляк[156], занимавший активную «антиновотновскую» позицию. Однако конфликт в ЦК не успел толком разгореться. Приехавший на похороны Дубчека Александр Николаевич Шелепин приватно, но настоятельно посоветовал первому секретарю ЦК КПЧ и президенту ЧССР Антонину Новотному «в память о выдающемся соратнике» принять наиболее важные требования «братской республики», включая «федеральное» разделение КПЧ и КПС.

Однако ни о какой отмене цензуры печати и телерадиопередач не могло быть даже речи. Рекомендованный курс был простым – больше экономической свободы при сохранении жесткой идеологической линии.

Практически все следующее десятилетие партийная элита Чехословакии была занята разделением полномочий и отладкой взаимодействия между сельскохозяйственным востоком и промышленным западом, причем все это под недреманным оком «старшего брата» – КПСС. На большее сил попросту не хватало.

После почти одновременной смерти в тысяча девятьсот семьдесят пятом году первого секретаря Антонина Новотного и президента Людвига Свободы, взлетевшего на этот пост с подачи Хрущева, к власти в Чехословакии пришел тихий, но весьма эффективный реформатор Олдржих Черник[157]. Уже через несколько лет КПЧ стала лишь одной из многих партий… Закончилось это все вполне прогнозируемо – почти незаметным распадом на два независимых государства, Чехию и Словакию[158]. Президентом последней стал один из соратников Александра Дубчека – Густав Гусак[159], который, заручившись поддержкой Москвы, умудрился оттеснить в сторону друга Биляка.