Киноповести - Василий Шукшин

Колька засмеялся.

— А сыграю я, дядя Матвей!

— Валяй.

И Колька заиграл веселый мотив...

Позови меня в даль светлую...

В небольшом русском городке, где-то на окраине, где дальше — за пустырем — виден уже и лес и не дымят трубы, в аккуратном домике из трех комнат жила женщина. Звали женщину красиво — Агриппина, Агриппина Игнатьевна Веселова, попросту — Груша. Было ей тридцать четыре года, и были у нее сын Витька двенадцати лет да брат Николай Игнатьевич, главный бухгалтер пригородного совхоза, да где-то был муж... С мужем они разошлись три года назад: тот взял в подруги... бутылку, и та подруга белоголовая завлекла его куда-то далеко, даже и не слышно было, где он.

Брат Николай приезжал по воскресеньям к сестре и племяннику, старался как-нибудь им помочь, продукты привозил, деньжонок иногда.

И один раз, в воскресенье, приехал он с важным каким-то делом... Но пока дело это не выкладывал, а, как обычно, они с Витькиной матерью воспитывали Витьку.

— Ну сладу нет — не слушается, и все,— жаловалась мать.— Совсем парень выпрягся...

— Что же это ты, Витька?— гудел большой дядя Николай, постукивая толстыми прокуренными пальцами по клеенке.— Не годится так, не годится. А что же дальше-то будет, если ты уже счас... черт те чего вытворяешь? Ведь матери-то одной трудно с тобой, как ты это не поймешь!..

— Ни дьявола не понимает! На днях чего удумал: взял да соседской свинье глаз выбил...

— Глаз?— удивился дядя Николай.

— Но! Ветеринар, сосед-то... ладно, мужик добрый — не пошел никуда жаловаться. А то бы было дело!

— Зачем же ты ей глаз-то выбил?— спросил дядя. Лобастый Витька сидел тут же за столом, делал вид что усердно читает книгу. Молчал.

— Витьк!

— Ну?

— Зачем глаз-то свинье выбил?

— Я нечаянно,— буркнул Витька.

— «Нечаянно»!— воскликнула мать.— Знаю я, как нечаянно... Нечаянно.— И повернулась к брату — рассказать: — Я его все в пример ставлю, ветеринара-то: выучился человек, теперь живет-поживает, в доме-то только живой воды, наверно, нет... Бери, мол, пример — приглядывайся. А он его и невзлюбил...

— При чем же тут животное, если тебе человек не поглянулся? Витьк!

— Ну?

— Разве можно такие вещи делать?! Ты что, живодер, что ли?

Витька молчал.

— Папа родимый — набычится, и не сдвинешь с места,— заключил дядя Николай. Помолчал. Спросил сестру: — Где он счас? Не слышно?

— «Где»!— горько воскликнула мать.— У него дорог много, и все — веселые.

— Алименты-то шлет?

— Шлет.

— Эх, Витька, Витька...— вздохнул дядя Николай.— Что ж ты так живешь-то? А?

Витька молчал.

— Витька!

— Ну?

— Чего молчишь?

— Я читаю.

— Что ты мне очки втираешь!— осердился дядя Николай.— Читает он!..— Потянулся, взял у Витьки книгу.— Что ты читаешь? То ж — задачник! Кто же так задачник читает... как художественную литературу. Менделеев мне нашелся!

— Вот так он меня все время обманывает,— сказала мать.— Спросишь: Витька, выучил уроки? Выучил! А где выучил, где выучил — ничего не выучил, одна улица на уме...

— Ты эту улицу брось, Витька,— резонно стал убеждать дядя Николай.— Она до добра не доведет. Хватишься потом, да поздно будет. Вот он, близко будет, локоть-то, да не укусишь. Улица от тебя не убежит, а время уйдет, не воротишь. Ты лучше возьми да уроки хорошенько выучи, чем... глаза-то свиньям вышибать. Чем выбил-то, камнем, что ли?

Витька водил пальцем по синим клеточкам клеенки. На вопрос только неопределенно поморщился и пожал плечами.

Дядя помолчал и спросил совсем другим тоном — мирно, несколько удивленно:

— Так что, здесь тоже свиней держут?

— Держут,— откликнулась мать.— А чего? Мужик-то в доме, так и держут. Зато всю зиму без горюшка — с мясом. Мужик-то есть, чего не держать?

— Витька,— повернулся дядя к Витьке,— иди учи уроки в ту комнату, мне надо с матерью поговорить.

Витька незаметно с облегчением вздохнул и ушел в другую комнату. Накачка кончилась.

— Я вот о чем с тобой,— заговорил Николай негромко. И посмотрел на часы.— Помнишь, я тебе говорил про мужика-то?..

— Ну, помню.

— Это... видал я его в пятницу, говорил с ним...

Груша насторожилась. Заинтересовалась.

— Ну?

— Он придет сегодня...— Николай опять глянул на часы.— Через десять минут.

— Батюшки!— испугалась Груша.— Чего же ты молчишь-то сидишь? Надо же хоть маленько прибраться, что ли?..

— А что у тебя?.. Нормально и так.

Груша вскочила было, но, оглянувшись, села опять.

— Так ты расскажи про него... Что хоть за человек-то? Ты откуда его знаешь-то?

— Учился с ним на курсах бухгалтеров вместе...

— Так это когда было-то!

— Давненько. А тут встретил его — я в банк приехал, и он туда же пришел. Ну, разговорились... Ну как, мол, живешь?.. То, се... Одинокий он счас — разошлись тоже, двое детей было...

— А чего разошлись-то?

— Пил тоже...

— Вот те на! Так это, что же мне, шило на мыло менять?

— Да погоди ты! Пил, счас не пьет — лечился, что ли, или так бросил, не спрашивал. Но твердо знаю, что счас не пьет. Хороший мужик. Я рассказал про тебя: вот, есть, мол, сестра — одинокая тоже, парнишка в пятом классе... Приду, говорит. Посмотри, может, что и выйдет у вас. Чего же одна будешь с этих лет...

Через приоткрытую дверь в горницу Витька слышал весь разговор. Навострил уши.

— Страшно, Коля,— говорила мать.— С одним всадилась до ушей... Но тогда хоть молодая была — простительно, а теперь-то — это уж глупость будет несусветная. Сама себя исклянешь...

— А не торопись, никто тебя силком не гонит,— отвечал на это Николай.— Присмотрись сперва... Да и он, думаю, тоже не кинется сломя голову. Алименты только с него здоровые дерут...

— Да это-то... черт бы его бей, с алиментами, они все нынче с алиментами. И я-то ведь не девка. Был бы человек хороший. Не зряшный какой...

— Да нет, он так-то ничего вроде. Вон он идет! Особо не суетись — тоже не в поле обсевок. Но и... это... не строй из себя... Нормально, как всегда...

— Да уж как-нибудь сумею. А семья-то его где, здесь живет?

Николай не успел ответить. В дверь снаружи постучали.

— Ну?— кивком показал на дверь Николай — откликнись, мол.

Груша чего-то растерялась...

Помолчали и вместе сказали:

— Да!

— Войдите!

Вошел носатый, серьезный, преуспевающий на вид человек лет этак сорока трех — сорока пяти. В добром, сталистого цвета плаще, при шляпе и при большом желтом портфеле. Маленькими глазами сразу с любопытством воткнулся в женщину... Но смотрел ровно столько, сколько позволило первое приличие.

— Ну вот, не заблудился,— сказал он.— Здравствуйте.

Николай поднялся ему навстречу.

Поздоровались за руку.

— Сестра моя... Груша — знакомьтесь,— представил Николай.

Груша, по-молодому еще стройная, ладная, тоже поднялась, подала руку.

— Владимир Николаевич,— назвался гость.

— Груша.

— Груша — это... Графена?

— Агриппина,— сказал Николай.— Это родители наши верующие были, ну, крестили, конечно... Хорошо, я под Миколу-Угодника угодил, а то был бы тоже какой-нибудь... Евлампий.— Николай мелко, насильственно посмеялся.— У нас был в деревне один Евлампий...

— Он потом переменил имя,— сказала Груша.

— Да, потом, правда, променял на... забыл, кто он стал-то?

— Владимир?

— Тезки, значит.— Владимир Николаевич тоже искусственно посмеялся.

— Садитесь,— пригласила Груша.

— Спасибо. Я бы разделся...

— О господи!— спохватилась Груша. И покраснела.— Раздевайтесь, пожалуйста!

Она была еще хороша, Груша. Особенно заметно стало это, когда она суетилась и на тугие скулки ее набежал румянец и глаза, широко расставленные, простодушно, искренне засмеялись.

Владимир Николаевич опять ненароком прицелился к ней мелким, острым взглядом.

— Витька!— громко позвал дядя Коля.— Иди-ка сюда.

Вошел Витька.

— Познакомься с... дядей Володей,— сказал дядя Коля.

Витька стоял и смотрел на носатого дядю Володю.

— Ну, герой!..— добренько сказал дядя Володя. И поискал в карманах у себя...— На-ка — пиратом будешь.— Подал простенький пистолетишко, который даже и без пистонов был, а просто чакал.

Витька не смог сдержать снисходительную ухмылку. Чакнул пару раз...

— Это для первачей только.

Матери стало неловко, что сын у нее такой неблагодарный. Она опять покраснела.

— Ну, Витька!..— сказала она. И засмеялась, и опять доверчиво и ясно засмеялись ее глаза.

— Ну, дядя Володя тебя еще не видел, не знал, что ты такой большой,— пришел на выручку дядя Коля.— В следующий раз принесет... А что тебе, пушку, что ли, надо?! Какой!

— Садитесь, Владимир Николаевич,— пригласила мать.