Башня континуума - Александра Седых

— Да, я сержусь, но…

— Вот видишь, сердишься.

— Да, если честно, я очень-очень сержусь, но…

— Терпеть не могу, когда ты на меня сердишься. Это меня убивает. Просто убивает.

— Виктория!

— Бедный сердитый котеночек. Какая жалость, что мы с тобой теперь так редко видимся. Не представляешь, как я соскучилась. Ты устал, прямо с дороги. Прими ванну и приляг.

Для их милости как раз успели подготовить комнату, так что Кит пошел, принял ванну и прилег. Виктория принесла брату рюмочку. И еще две. Угостила необычайно вкусными сэндвичами. Пообещала вечером приготовить сногсшибательный ужин. Прикурила ему сигарету. Раз триста или четыреста попросила не сердиться на нее и, наконец, получила прощение. Бедный котеночек был обнят, поцелован и разнежился в лучах беззаветного сестринского обожания.

— Поверишь ли, Виктория, — горько пожаловался он сестренке, — этот зажиточный крестьянин, Таггерт или как его там, обозвал меня монархическим прихвостнем. Как мне было больно и обидно — ты не представляешь.

— Бедный обиженный котеночек, — посочувствовала старшему брату Виктория, — раньше за такую непочтительность крестьян отводили на конюшню и пороли плетьми.

— Пороли… а то и вешали прямо на ближайшем дереве, — протянул Кит мечтательно.

— Вот-вот! А почему сейчас не порют и не вешают, милый?

— Говорят, настали другие времена, гуманные и просвещенные.

— Не нравятся мне эти дурацкие времена, милый. Совсем не нравятся.

Кит чмокнул сестренку в уголок розового, как цветочный бутончик, рта.

— Когда твой муж вернется?

— Должен вечером.

— Хорошо. Я пока вздремну.

Вечером Гордон вернулся с охоты. Он выглядел до жути симпатичным в камуфляже. Он смущенно протянул жене скромный букетик белых полевых цветов. Его сапоги были до голенищ забрызганы грязью. От него пахло кровью, потом, бешеной скачкой и адреналином.

— Где твои мертвые животные? — опасливо спросила Виктория.

— Я завез их к таксидермисту.

Виктория украдкой перевела дух. Раньше Гордон приходил домой с охоты и сваливал трофеи прямо в гостиной на пол, пока она не объяснила мужу, что окровавленные туши мертвых животных не настолько украшают их со вкусом обставленную антиквариатом гостиную, как ему почему-то кажется.

— Мой брат приехал.

Гордон покивал и поднялся наверх, оставляя потеки мокрой грязи на безумно дорогих коврах. Против обыкновения, Виктория не сделала мужу ни единого замечания по этому поводу. Наверное, потому, что за спиной у него было охотничье ружье. Гордон вошел в комнату и сел, положив ружье на колени. Кит проснулся от грохота тяжелых сапог, сел и посмотрел на зятя.

— Гордон, ну, что случилось.

— Ты ведь уже сам со всеми переговорил и все выяснил, как я понимаю.

— Да. Я заехал в Мэрию и побеседовал с бургомистром. Он согласен взять тебя обратно. Он сказал мне, что считает ужасной ошибкой лишаться столь толкового и компетентного сотрудника вроде тебя оттого, что ты малость увлекся астрологией и в результате капельку вспылил.

Гордон опустил голову и заворчал, как медведь, случайно забредший в заросли крапивы и чертополоха. Непохоже, чтобы мысль о возвращении на свою прекрасную высокооплачиваемую должность в Мэрии прельщала его. Он уже три года посвятил этой работе, был сыт по горло рутиной и, вдобавок, искренне считал, что достоин гораздо большего.

— Не надо было тебе приезжать, — сказал он Киту.

— Давай я сам буду решать, что мне надо и что не надо.

— Я в том смысле, что если ты приехал отговаривать меня…

— Это нас к чему-нибудь приведет?

— Нет.

— Я так и думал. Поэтому решил помочь. Я буду спонсировать твою предвыборную кампанию.

Гордон непритворно растерялся.

— Что? Нет. Так дело не пойдет. Я твоих денег не возьму. Минимум, это поставит тебя в неловкое положение…

Кит махнул рукой, заставив Гордона замолчать.

— Опомнись! Вот ты олух деревенский! Я уже поставлен в невыносимо идиотское и неловкое положение. Все, кому надо о том знать, прекрасно знают, что ты мой зять и, в отличие от тебя, не забывают о том ни на секунду. Теперь все считают, что я был в курсе твоей затеи, более того — санкционировал ее. Интересуются: то ли я с ума сошел, то ли затеял ловкую политическую аферу. Что я могу ответить? Как так получилось, что я лег спать опорой священного Престола, а проснулся — о Господи, прости и помилуй! — монархическим прихвостнем?

Гордон расстроился.

— Да. Это неправильно. Хорошо. Я откажусь от этой…

— Нет. Не откажешься. Ты пойдешь и выиграешь выборы. Тем более я уже упросил старину Монтеррея оказать тебе всю возможную поддержку на самом высоком уровне, — прибавил Кит, очень довольный собой.

— Старину… кого?

— Верховного Канцлера Милбэнка, твоего, если позволишь, однопартийца. Милбэнк будет несказанно счастлив свалить на Салеме консерваторов и наконец заполучить тут своего губернатора.

После трехдневных блужданий в темном глухом лесу Гордон малость одичал и соображал довольно туго.

— Но… Милбэнк? Я думал, ты на дух не переносишь этого… прохвоста. Зачем тебе вздумалось ему помогать?

— Ты ведь учился в школе и, наверное, слыхал историю о троянском коне?

— Да, слыхал. И в чем суть.

— О, Боже, Гордон, не хочу тебя обидеть, но иногда тебе действительно стоит собраться и пользоваться своими мозгами по их прямому назначению.

В дверях тихонечко появилась Виктория и поглядела на них обоих, кусая губы.

— Допустим. Старина Монтеррей? Деньги? Только… а если я не выиграю выборы? — промямлил Гордон, с трудом собравшись с мыслями.

Кит расцвел от счастья, заулыбался и от избытка теплых чувств так крепко обнял зятя, что слегка придушил.

— Что ж, тогда с твоей карьерой будет покончено. А моя сестра… она, конечно, не захочет провести остаток жизни в компании жалкого неудачника. Мы оба знаем, Виктория — женщина далеко не такого самоотверженного сорта. Не правда ли, милая? С какой стороны ни глянь, у тебя просто нет выбора. Полагаю на этом вопрос решенным. Детали обсудим позже, когда моя сестра не будет слоняться поблизости, глядя на нас обоих удивленными, прекрасными, невинными глазами.

— Я не…

— Прежде чем ты что-нибудь скажешь, глупышка, вспомни: твой муж отлично стреляет, — промолвил Кит, — пристрелит тебя, отвезет к таксидермисту, сделает чучело и украсит им вашу гостиную.

Виктория ужасно побледнела.

— К-как? — пролепетала она.

— А вот так, — отрезал Кит.

Гордон посмотрел на жену и растрогался.

— Ах, ты мой птенчик, моя красавица.

— Пупсик, — сказала она и немножечко всплакнула.

— Прекратите, — взмолился Кит, — ваши соловьиные трели… у меня от них в ушах звенит, и вот-вот кровь пойдет из носа!

— Прости, милый, — спохватилась Виктория, и щечки ее порозовели, — мы постараемся больше не звенеть в твоих ушах своими трелями. Иди, Гордон, умойся, переоденься и сядем ужинать.

Кит до последнего мгновения не верил, что эта политическая авантюра увенчается успехом. И все же, с тех пор, как Таггерт захлопнулся, дела у демократов на Салеме здорово пошли на лад. Гордон говорил, много и вдохновенно, а Таггерт стоял рядом, держа в руках широкополую шляпу, и молчал. Когда Таггерту все же приходилось говорить, он читал по бумажке заранее написанные Гордоном вдохновенные речи. Читал Таггерт мямля и запинаясь, по складам, но избирателям это импонировало. Остальное доделали крупные финансовые вливания и поддержка самого Верховного Канцлера.

Победу свою Гордон и Таггерт встретили в предвыборном штабе. После полуночи, наконец, объявили, что они выиграли — пятьдесят один процент против сорока у консерваторов. Остальные проценты голосов рассредоточились по прочим кандидатам, в том числе, и от Народного Трудового Альянса, который получил чуть больше четырех процентов голосов. Вроде бы очень скромный результат, но и не такой уж плохой, учитывая, что НТА в качестве общеимперской существовала меньше трех лет, а кандидат от нее был зарегистрирован за две недели до начала выборов и, в отличие от двух главных претендентов, не затратил на свою предвыборную кампанию и гроша ломаного.

Но это уже были частности… пускай и настораживающие. В штабе царило ликование, усталые сотрудники поздравляли друг друга, обнимались и пили шампанское.

Кит тоже приехал, тоже вкусил общего триумфа и тоже принимал поздравления. То, что он сам считал самой опасной и безнадежной финансовой авантюрой, когда-либо им предпринятой, остальные расценили как блестящий образчик его исключительного делового и политического предвидения. Теперь Кит и вправду мог выдвинуть в сенат коня. Да хоть троянского.

Размышляя о троянских конях, Кит неспешно дегустировал местные виноградные и пшеничные напитки, когда к их милости подошел Бенцони. За свои старания он тоже получил по заслугам и был назначен главой администрации новоизбранного губернатора. Тот, кстати, занимался любимым делом — ломал питьевой фонтанчик.