Эффект пустоты (СИ) - Терри Тери

Я пожимаю плечами.

— Подумаешь, большое дело — температуру измерили. Просто они хотят убедиться, что мы не заболели этим гриппом. — Говорю, а сама думаю: зачем они заблокировали нашу улицу? В душе нарастает предчувствие беды. Что, если завтра у меня повысится температура? Что тогда?

— Мне так и хочется взять дробовик и проводить их отсюда, — говорит мама.

— Если бы он у тебя был.

Она ухмыляется.

— Если бы был. — Трудно придумать что-то более нелепое, чем мама с дробовиком: она участвовала в кампаниях по ужесточению контроля за продажей оружия, по запрещению охоты, против войны.

Вечером мы снова включаем телевизор. Еще рано, но я смертельно устала после хлопот по дому и жду только повода, чтобы подняться к себе. Приходит сообщение от Ионы — просит, чтобы я позвонила. Пользуюсь этим как предлогом, чтобы уйти, и закрываю дверь. Не ходить в школу, конечно, здорово, но когда сидишь под домашним арестом, это скучно.

Падаю на кровать и звоню Ионе. После первого же гудка она отвечает.

— Ты не поверишь, что я отыскала. — Говорит она быстро и напористо.

— И вам здравствуйте, — приветствую я. — Что на этот раз?

— Зайди на «Встряску», — говорит она. — Твои разговоры о сестре Кая навели меня на мысль. В последнее время появилось множество сообщений о пропаже людей, в основном таких, про которых не упоминают в новостях, — бездомных и беженцев.

Пока Иона говорит, я достаю ноутбук и захожу на «Встряску», ее блог. Сразу вижу неопубликованные заметки, которые она еще пишет. Подруга просит меня проверить содержание, убедиться, что она сделала не слишком скандальные выводы и никого не оклеветала, а еще — исправить орфографические ошибки.

С тех пор как я в последний раз посещала ее блог, на нем появилось несколько новых черновиков. Начала она с заметки про «Мультивселенную», эту странную коммуну, поклоняющуюся истине, но, похоже, бросила ее ради чего-то другого.

Кликаю по одному из заглавий вверху — «Массовые исчезновения».

— Порядок, давай, — говорю я, пробегаясь по тексту.

— В интернет-траффике гигантский прирост сообщений о пропаже людей определенного типа. Все это продолжается уже три года. В основном они из Шотландии и Северной Англии; трудно сказать точно, где именно проходят границы.

Она листает страницу за страницей — ссылки, имена, многие с фотографиями.

— В какой степени прирост?

— В гигантской, в самом деле гигантской.

— У тебя есть какие-нибудь цифры?

— Э, нет, но…

— Если бы это было правдой, неужели власти не отреагировали бы? — спрашиваю я, исполняя роль официального скептика.

— Нет, ты только послушай, Шэй. Эти люди по большей части — низы общества; это те бедолаги, исчезновения которых не заметит никто, кроме немногих приятелей, которым никто не поверит. Но все это происходит.

— Ты думаешь, сестру Кая, Келисту, можно к ним отнести?

— Я не знаю. Она не относится к данной группе. Можешь прочитать все и сказать мне свое мнение?

— Можно я сделаю это завтра? Мама весь день нагружала меня работой по дому; я вымоталась.

— Завтра. Обещаешь?

— Да. Теперь дай мне поспать.

Иона смеется.

— Должно быть, она действительно утомила тебя. Обрадуешься, когда школа откроется.

Мы прощаемся. Я устала, но не могу удержаться и снова просматриваю черновик в ее блоге. Как много пропавших — их буквально сотни — в основном, как и сказала Иона, из районов Шотландии и Северной Англии.

Куда они все подевались? Что с ними могло случиться?

Если все это имеет отношение к Келисте, должна ли я сообщить Каю и полисмену Дугалу? Закусив губу, размышляю. То, что между пропавшими людьми существует связь, всего лишь предположение. Это действительно значительный прирост обычных показателей, или Иона видит то, что ей хочется видеть, и охвачена азартом, потому что заметила то, чего никто не замечал?

В любом случае, как сказала Иона, даже если здесь что-то происходит и она наткнулась на это, оно не может иметь отношения к Келисте: девочка никак не подходит под критерии данной группы.

Пока я решаю успокоиться и посмотреть, что еще раскопала Иона.

Достаю свой телефон и перечитываю сообщение Кая. Решаю, что лучше ему сейчас ответить.

Улыбаясь, набираю текст: «Ты называешь это каникулами? Меня выпустили из дома только для того, чтобы я помыла машину. Надеюсь, ты проводишь время интереснее, чем я. Ш.

За глазами, в голове тупая боль; я выпиваю парацетамол и отправляюсь в постель.

18

КЕЛЛИ

Когда мама кладет трубку, лицо у нее белое.

Она ругается на немецком.

— Что такое? — спрашивает Кай.

— Звонил Крейг, доктор Лоусон, с которым я разговаривала прошлым вечером. Тот, что работает в здравоохранении Англии. Просит у меня помощи. Как я и думала, так называемый «абердинский грипп» — необычный грипп. О случаях заболевания сообщают от Абердина до Эдинбурга. А теперь он и в Ньюкасле. — Она переводит взгляд на комнату позади Кая, и он поворачивается и смотрит туда же.

— Это то, что…

— Будем надеяться, что нет. — Она качает головой и вздыхает. — Бедный Мартин. Что я скажу его родителям?

Взгляд Кая перескакивает с тела Мартина на маму, он делает шаг, подвигаясь поближе к ней и подальше от него.

— Значит, мы тоже заразились?

— Я так не думаю. Полагаю, что если бы мы были инфицированы, то у нас уже наблюдались бы симптомы. Но мне не хватает данных: как распространяется болезнь, как он ею заразился. Даже если допустить, что он умер от нее. Это может быть все что угодно. — Я вижу, что она так не думает. Это написано у нее на лице.

— Теперь мы должны вызвать «Скорую»?

Она качает головой.

— Об этом позаботится Крейг.

Очень скоро мы слышим громкое завывание сирен. Бросаюсь к окну, чтобы посмотреть. Приехала не одна «Скорая», а две, и грузовик тоже.

Воют не только эти сирены — издалека доносятся еще завывания.

Когда Кай открывает дверь, он выпучивает глаза. Люди в пластиковых костюмах, стоящие у порога, поражают его.

Я не удивлена. Я в ужасе. Они так похожи на комбинезоны тех, из подземелья на Шетлендах. Их носили все, кроме подопытных, таких, как я. Похоже, то, что происходило там, под землей, происходит здесь и сейчас. Неужели мама с Каем тоже заболеют?

Что еще хуже, под защитными костюмами они носят форму. Думаю, это военные, хотя что военные, что полиция или кто-то еще — для меня все одно. Они означают беду.

Несколько человек упаковывают в мешок тело Мартина и его постельные принадлежности и выносят из дома. У мамы и Кая просят перечислить все места, где он побывал в последние несколько дней.

— Нигде. Он нигде не бывал, — отвечает Кай.

— Это правда, — вмешивается мама. — Он писал докторскую. Не выходил из дома. По крайней мере, не тогда, когда мы находились здесь и могли видеть, как он уходит. Представить себе не могу, как он сумел с кем-то вступить в контакт.

— Мэм, у меня приказ доктора Лоусона взять вас с собой. Вам нужно надеть костюм биозащиты.

— Что насчет моего сына?

— Он может остаться здесь. На домашнем карантине.

— Как вас зовут?

— Брайсон, мэм.

— Вот что, Брайсон. Без сына я никуда не поеду.

— Но…

— Если только вы не потащите меня, кричащую и пинающуюся, без него я не поеду. — У нее с Брайсоном происходит поединок взглядов, и тот, наконец, вздыхает.

— Конечно, почему бы нет?

Они помогают маме и Каю надеть костюмы биозащиты и провожают до машины «Скорой помощи». За нашими спинами дверь перекрещивают широкими лентами, похожими на полицейские, только эти красные, с забавными значками и черными буквами, из которых складывается слово КАРАНТИН. Соседи смотрят в окна, но двери у них остаются закрытыми. Словно это их спасет. Никакие меры предосторожности — ни костюмы, ни запертые двери — не спасли тех, кто находился в подземелье. Если оно вырвалось, то его уже не остановить.