Липовый лифт - Лемони Сникет

И в какой-то момент люди, толпившиеся вокруг, поскользнулись и попадали друг на друга, смешавшись в огромной куче голубых в полоску тел. Мистер По упал на Джерома, Джером — на человека в солнцезащитных очках, а его очки на женщину, которая выиграла Лот 47. Эта женщина выронила шоколадные балетные туфельки, которые упали на сапоги Гюнтера, а сапоги, в свою очередь, упали на три салфетки. В итоге еще четыре человека поскользнулись и свалились друг на друга, так что вскоре вся толпа превратилась в один большой перепуганный клубок.

Но Бодлеры даже не обернулись. Они не смотрели на толпу, словно не видели, сколько неприятностей наделали салфетки. Глаза всей троицы в тот момент были прикованы к двум отпетым негодяям, которые бегом спускались по лестнице Веблен-Холла к большому черному пикапу, стоящему перед дверью. За рулем пикапа сидел консьерж, который наконец повел себя разумно и закатал свои необъятно длинные широкие рукава, но, очевидно, это не так просто было сделать. Когда дети заглянули в пикап, они увидели два крюка там, где должны были быть руки консьержа.

— Крюкастый! — закричал Клаус. — Он все это время был у нас перед носом!

Граф Олаф повернулся с ехидной улыбкой к детям, когда Бодлеры приблизились к пикапу.

— Может, и был у вас под носом, но скоро будет у ваших глоток, — прорычал он. — Я вернусь, Бодлеры! Скоро сапфиры Квегмайров будут у меня в руках, но не думайте, я не забыл и о вашем наследстве.

— Гомопи? — взвизгнула Солнышко, а Вайолет тут же перевела: «Где Дункан и Айседора? Куда вы их дели?».

Олаф и Эсме переглянусь и с громким хохотом юркнули в черный пикап. Эсме указала большим пальцем с длиннющим ногтем на багажник — слово, обозначающее заднюю часть пикапа, куда кладут вещи.

— Нам пришлось сделать муляж рыбы, чтобы одурачить вас, — сказала она, перекрикивая рев включенного мотора.

Взглянув на багажник, дети увидели статую рыбы, Лот 48 Модного Аукциона.

— Там Квегмайры! — закричал Клаус. — Олаф заточил их внутри статуи!

Дети вихрем проскочили ступени лестницы, но здесь снова вы можете решить — не приятнее ли вам отложить книгу, закрыть глаза и вообразить, что у этой истории более счастливый конец, чем тот, о котором я собираюсь рассказать. Вы можете, например, представить себе, что дети, добежав до пикапа, услышали звук глохнущего мотора, а не гудок рожка, когда крюкастый увозил своих боссов. Можно даже представить себе, что Бодлеры увидели, как Квегмайры вырвались из статуи рыбы, вместо того чтобы слушать издевательское «бай-бай» из поганого рта Эсме. Кроме того, вы могли бы вообразить, что слышите не рыдания бодлеровских сирот в момент, когда, свернув за угол, пикап исчез из виду, а вой сирены полицейских машин, когда наконец схватили Олафа.

Но все воображаемые вами картинки — это такая же липа, как вообще все, что возникает в воображении. Картинки эти такие же ненастоящие, как липовый аукционер, отыскавший Бодлеров в пентхаусе, как липовый лифт перед входной дверью на последнем этаже или же липовый опекун, столкнувший детей в глубокий колодезь шахты. Эсме прикрывала свои гнусности престижной репутацией шестого по важности финансового советника, а Граф Олаф скрывал свое настоящее имя с помощью монокля и черных сапог, точно так же как таила свои секреты пара раздвижных дверей лифта. Но как ни горько мне сообщить вам, что бодлеровские сироты стояли на ступенях Веблен-Холла, рыдая от душевной боли и рухнувших надежд, пока Граф Олаф увозил все дальше и дальше тройняшек Квегмайров, я все же не могу скрыть от вас печальную истину, сочинив липовый счастливый конец,

Итак, бодлеровские сироты стояли на ступеньках Веблен-Холла, рыдая от душевной боли и утраченных надежд, в то время как Граф Олаф увозил все дальше тройняшек Квегмайров. Вид мистера По, неожиданно возникшего из престижной двери с салфеткой в волосах и паническим ужасом во взоре, заставил детей зарыдать еще горше.

— Я вызову полицию, — объявил мистер По. — Они сразу же поймают Графа Олафа.

Но дети знали, что его слова — такая же липа, как и ломаный английский Гюнтера. Они знали что Олаф слишком умен, чтобы так легко дать схватить себя полиции. С сожалением должен вам сообщить, что к тому времени, когда два сыщика обнаружили черный пикап, брошенный перед собором Святого Карла, мотор машины продолжал работать. Олаф уже успел переправить Квегмайров из статуи рыбы в черный блестящий футляр для музыкального инструмента. Водителям автобуса Олаф сказал, что это труба и везет он ее своей тетушке. Все трое Бодлеров были свидетелями того, как мистер По поспешил обратно в Веблен-Холл поспрашивать людей, не знает ли кто, где найти телефонную будку. Но Бодлеры хорошо знали, что банкир им не помощник.

— Думаю, мистер По как раз тот человек, который вам по-настоящему сможет помочь, — сказал Джером, когда вышел из Веблен-Холла и сел на ступеньку, для того чтобы немного утешить детей. — Мистер По собирается позвонить в полицию и сообщить им приметы Олафа.

— Но Олаф всегда в разном обличье, — ответила несчастным голосом Вайолет, вытирая глаза. — Никогда неизвестно, как он будет выглядеть, пока не увидишь его.

— Я намерен все сделать для того, чтобы вы никогда больше с ним не встретились, — пообещал Джером. — Эсме, может быть, и уйдет, не собираюсь с ней спорить. Однако я остаюсь вашим опекуном и хочу увезти вас куда-нибудь далеко отсюда, где вы забудете о Графе Олафе и о Квегмайрах, вообще обо всех ужасах.

— Забыть об Олафе? — спросил Клаус. — Как мы можем о нем забыть? Мы никогда не забудем о его подлости, где бы мы ни жили.

— А Квегмайров мы тоже не забудем, — добавила Вайолет. — Я не желаю о них забывать. Мы должны сообразить, куда Олаф увез наших друзей, и спасти их.

— Терси! — воскликнула Солнышко, что приблизительно означало: «Мы не хотим ни о чем забывать — ни про подземный туннель, который ведет к нашему разрушенному дому, ни про истинное значение букв „Г.П.В.“!

— Мои сестры правы, — сказал Клаус. — Нам надо выследить Олафа и выведать все секреты, которые он от нас скрывает.

— Мы не станем выслеживать Олафа! — Джером даже вздрогнул от этой мысли. — Нам сильно повезет, если он не станет выслеживать нас. Ну а вы разве не хотите спокойно жить со мной в полной безопасности?

— Конечно хотим, — ответила Вайолет. — Но нашим друзьям грозит смертельная опасность. И мы должны сделать все, чтобы их спасти.

— Ну хорошо, не буду с вами спорить, — сказал Джером. — Если вы решили, значит, решили. Я попрошу мистера По найти вам другого опекуна.

— Вы хотите сказать, что отказываетесь нам помочь? — спросил Клаус.

Джером вздохнул и по очереди поцеловал всех Бодлеров в лоб.

— Вы, дети, мне очень дороги, — сказал он. — Но у меня нет вашего мужества. Ваша мама всегда говорила, что я недостаточно храбрый. Я думаю, она была права. Удачи вам, Бодлеры!

Дети с удивлением глядели на Джерома. Он ушел, так и не оглянувшись ни разу на оставленных им троих сирот. Глаза их снова наполнились слезами, пока он постепенно исчезал из виду. Они больше никогда не увидят пентхаус Скволоров, им больше не придется ночевать в своих спальнях или даже хотя бы ненадолго нарядиться в шикарные полосатые костюмы. И хотя Джером не был таким, как Эсме, или Граф Олаф, или же крюкастый консьерж, он все равно был опекуном липовым потому, что настоящий опекун должен обеспечить детям дом, где спать, и какую-никакую одежду. И все, что на прощание они услыхали от Джерома, были слова: «Желаю удачи!»

Джером дошел до конца квартала и повернул налево, и Бодлеры остались одни-одинешеньки в этом мире.

Вайолет вздохнула и поглядела в ту сторону улицы, куда сбежал Олаф.

— Надеюсь, меня не подведут мои изобретательские способности, — сказала она. — Нам понадобится гораздо болыне чем просто удача, для того чтобы спасти Квегмайров.

Клаус вздохнул и поглядел в ту сторону, где лежали засыпанные золой руины их родного дома.

— Надеюсь, меня не подведут мои исследовательские способности. Все они нам понадобятся, чтобы разгадать тайну туннеля и гибели бодлеровского особняка.

Солнышко тоже вздохнула, глядя, как одинокую салфетку гонит сквозняк вниз по ступенькам лестницы.

— Байт, — сказала она, уверенная в том, что уж зубы-то никогда ее не подведут.

Бодлеры поглядели друг на друга и грустно улыбнулись. Они улыбались, так как верили, что изобретательские способности Вайолет не подведут; как не подведет исследовательский дар Клауса, и, уж конечно, не подведут Солнышкины зубы. Не имеет значения, сколько обрушилось на них несчастий в прошлом и сколько липовых ситуаций ждет их в будущем, но бодлеровские сироты были уверены, что они до конца своих дней могут надеяться друг на друга. И только эта их уверенность и была настоящей.

Моему любезному издателю

Мне очень жаль, что бумага насквозь промокла, но я пишу Вам из того места, где были спрятаны Квегмайры.