Сердечные струны - Ребекка Пейсли

— Прошу прощения?

— Деньги, черт побери!

Его крик, казалось, как эхо, отразился в ее мозгу, завибрировав на коже.

— Бог мой, когда вы так кричите, мне видно ваше мягкое небо. Он разозлился еще больше. — Послушайте, не имею ни малейшего понятия, что такое мягкое небо, и мне глубоко наплевать. Вы…

— Мягкое небо — верхняя задняя часть ротовой полости. Когда вы кричите…

— О, к черту все это дурацкое…

— Ваша губа кровоточит. У меня в сумке есть мазь. Позвольте позаботиться о вашем порезе?

Ее предложение вернуло его в те годы, когда, будучи мальчишкой, сам лечил все свои раны и царапины, женщины всегда были слишком заняты другими делами.

Не задумываясь, погладил по щеке Теодосию и провел большим пальцем по нежной коже под глазом.

— Мистер Монтана? — пробормотала она, пораженная напряженностью его взгляда. — Что-то не так?

— Что? Нет. — Резко отдернул руку. Что это с ним, черт возьми? — Все нормально, и совсем не надо втирать какой-то вонючий жир в мою…

— Очень хорошо, пусть губа кровоточит, наверняка распухнет и причинит вам немалую боль. Повреждения рта…

— К черту всякие там царапины. Как насчет…

— Работа ваша, мистер Монтана. Жалованье — сто долларов золотом в месяц. Уезжаем из Уайлд Виндз рано утром, буду весьма признательна, если сопроводите меня в другой город. Я глубоко заблуждалась, поверив, что здесь живут интеллигентные мужчины. Присутствие библиотеки заставило меня подумать…

— Какая уж тут библиотека, мисс Уорт: мадам Софи велела написать это слово на окне, чтобы отвязаться от проповедника, проезжавшего через город несколько месяцев назад. Это бордель.

По лукавым искоркам в его ясных голубых глазах без труда читалось, что он от всей души потешался над ее ошибкой. Ее раздражала такая осведомленность Романа о непристойном доме.

— А как случилось, что вы так знакомы с мадам Софи и ее… девочками, мистер Монтана?

Он, подняв свою шляпу с пола, бросил ее на кровать.

Теодосия ахнула, когда она очутилась на подушке — черное на белом: шляпа Романа на ее подушке.

Чувства закружились вихрем.

От Романа не ускользнула чувственная игра эмоций в ее глазах, когда она смотрела на его шляпу. Боже, подумал он. Как немного надо, чтобы ее завести.

— Я знаю о мадам Софи и ей подобных, мисс Уорт, потому, что, в отличие от вас, у меня не было возможности изучать сексуальное руководство главу за главой, пришлось постигать на собственном опыте. Разве что-то случилось, если мужчина в своей жизни знал нескольких размалеванных дамочек, не так ли?

Она подошла к треснувшему зеркалу, висевшему на противоположной стене, привела в порядок волосы.

— Почему меня должно беспокоить, что вы проводите вечера в компании женщин сомнительного поведения?

Роман пересек комнату, подошел к девушке, остановился позади, положил руки на ее бедра, уперся подбородком в макушку головы. Наверное, никогда ему не стать ее любовником, размышлял он, зато уж, точно, позабавится, заставив ее захотеть, чтобы такое случилось. Очень справедливое желание — пусть выводит его из себя своей гениальностью, ему остается сводить ее с ума от желаний.

Приняв такое, на его взгляд, мудрое решение, обнял ее.

Девушка попыталась воспротивиться потоку жара, вызванного его близостью, но из этого ничего не вышло. Не сознавая, что медленно облизывает нижнюю губу, уставилась на его волосы, окружившие лицо и упавшие ей на грудь. В них сохранился аромат солнца и кожи, и мускусный запах тяжелой работы, и какое-то другое мощное благоухание, которое инстинктивно узнавалось, как сама суть мужского начала.

Лишь несколько мгновений спустя, почувствовав свой язык на нижней губе, чуть не прикусила его.

Роман, обняв руками талию, уловил в зеркале испуганный взгляд Теодосии.

— Насчет проведения вечеров, мисс Уорт: возможно, коитус может быть совершен только ночью, но занятия любовью…

Он сделал паузу ровно такую, какая ему потребовалась, чтобы медленно и непринужденно улыбнуться.

— Занятия любовью хороши в любое время. Но лучше утром: если заниматься любовью ночью, а затем уснуть, то забудешь об удовольствии; утро представляет тебе целый день, чтобы думать об этом.

Она и понятия не имела, что пары могут иметь сексуальные отношения в течение дня; по какой-то странной причине всегда считала, что такое возможно разве что ночью.

— А удовольствие, действительно, незабываемое? Он понимал, что подобный вопрос продиктован наивностью, но и не мог устоять, чтобы не обратить ее милое любопытство в свою пользу.

— Мы могли бы проделать кое-что незабываемое прямо сейчас. — Его рука двинулась вверх, задержалась, когда пальцы коснулись внутренней стороны ее груди.

— Позже подумаете и решите, стоит ли об этом помнить.

Тепло руки обжигало грудь, порождая чувственные намерения, струившиеся во всех ее мыслях: она на мгновение закрыла глаза, изумляясь власти желания. Как хотелось испытать его силу в полной мере!

Но, конечно же, не могла. Собрав остатки воли, подняла руку, чтобы остановить ладонь.

— Я просто поинтересовалась. Вполне естественно, задумалась о том, чего не понимаю; однако, как уже сказала вам ранее, для меня удовольствие не имеет значения.

— Имеет, мисс Уорт, — хрипло сказал Роман. — Огромное, и если бы обстоятельства были другими, сделал бы все, что в моих силах, чтобы было понятно.

— Обстоятельства таковы, каковы есть, и мне не забыть об этом. — Она освободилась из объятий и повернулась к нему лицом.

— Пожалуйста, поймите, нельзя позволить физическому влечению к вам нарушить мои планы: мне следует сосредоточить свои усилия на поисках совершенного мужчины для зачатия ребенка, мистер Монтана.

— А, да, да — высокого, темноволосого, голубоглазого гения. Что случилось с идеальным доктором Уоллэби? Не смог сосредоточить все усилия на том, чтобы дать вам такого ребенка? Или, может, так разволновался, читая ваше секс-руководство, что лишился чувств, так и не дойдя до второй главы?

Нескрываемая насмешка в его глазах напомнила ей, что однажды он усомнился в способности доктора Уоллэби на любовные подвиги, но решила не предоставлять ему удовольствия злорадствовать.

— Доктор Уоллэби не отвечает предъявленным требованиям.

— Каким требованиям? Что…

— Больше не стану обсуждать доктора Уоллэби, мистер Монтана, — отрезала она. — Теперь, с вашего позволения, я…

Громкий крик Иоанна Крестителя резко прервал ее.

— Чая тоже нет, мэм. В него нападали мухи. О, бедный, бедный доктор Уоллэби.