"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6 (СИ) - Семёнова Мария Васильевна

Волк молча стоял за спиной жреца, похлопывая свёрнутым кнутом по ладони.

«Нет Богов, кроме Близнецов и Отца Их, Предвечного и Нерождённого!» – провозгласил жрец.

Серый Пёс ничего не знал о выкупе из неволи, но безошибочное чутьё подсказывало ему – от его ответов на вопросы жреца зависело нечто очень важное. Может быть, даже свобода. И жизнь.

Много лет спустя он с неохотой и стыдом вспоминал охватившее его искушение и миг колебания, который – из песни слова не выкинешь – всё-таки был.

«Я молюсь своим Богам…» – выговорил он медленно. И закашлялся, уткнувшись лицом в пол.

«Догнивай же в мерзости, ничтожный язычник!» – Ладонь жреца вычертила между ними в воздухе священное знамя – Разделённый Круг. Надсмотрщики видели, как, освобождая единоверцев, он сам промывал гнусные нарывы и перевязывал раны. Но от язычника он отошёл, брезгливо подхватив полы двухцветного одеяния. Волк молча ушёл следом за ним.

Откуда мог знать Серый Пёс, что Боги, которых он не предал тогда, всего через год выведут его из подземного мрака…

Снаружи делалось всё светлей. Вот медленно процокала копытами лошадь водовоза. Потом скрипнула, пропуская кого-то, калитка двора. Волкодав слышал, как заворчала свирепая сука, охранявшая двор, но ворчание почти сразу сменилось умильным повизгиванием. Должно быть, пришёл кто-то знакомый. Хватит валяться, сказал себе Волкодав. Некоторые тут собирались работы искать. Хорош работник, который спит до обеда…

Беззвучно поднявшись, он накрыл своим одеялом свернувшуюся калачиком Ниилит и тихо двинулся к двери. Нелетучий Мыш тотчас раскрыл глаза и потянулся к нему со своего гвоздя. Вчера он в очередной раз убедился, что бывает, если хотя бы ненадолго оставить Волкодава без присмотра, и повторять оплошность не собирался. Попробуй не возьми его – небось переполошит весь дом. Заверещит, как блажной. Волкодав подставил ему руку, потом нагнулся и потрепал по загривку проснувшегося щенка. С кем, с кем, а с собаками он ладил отлично. Куда лучше, чем с людьми. Спи, мысленно велел щенку Волкодав. Пушистый хвостик вильнул туда-сюда по полу, и сонный малыш снова опустил голову на лапы. Подняв сапоги, Волкодав вышел и притворил за собой дверь.

Выбравшись на крыльцо, он немедля понял, кого приветствовала скрипучей песней калитка. На толстом бревне, уложенном вдоль забора нарочно для захожих гостей, сидел и грелся на ласковом утреннем солнышке старый Варох. Внучок, устроившийся у его ног, гладил собаку, тащил из мохнатого уха толстого, насосавшегося клеща. А на коленях у старика лежал свёрток. Длинный, узкий свёрток. Волкодав без труда догадался, что именно прикрывала от сглаза плотная рогожа.

Он остановился на верхней ступеньке крыльца, не очень понимая, как себя вести. Между тем старик открыл глаза и сразу посмотрел на него.

– Здравствуй, мастер, – без особой охоты поздоровался Волкодав. Был бы сегван помоложе, он, пожалуй, и вовсе бы промолчал.

– И ты здравствуй, – отозвался Варох. И добавил, помедлив: – Подойди, парень. Уважь старика.

Делать нечего, Волкодав подошёл.

– Сядь, – сказал мастер и похлопал ладонью по гладкому бревну рядом с собой. – Я хочу кое-что тебе рассказать…

Волкодав сел, искоса поглядывая на внучка, который тем временем оседлал псицу и дёргал длинную шерсть, упрашивая встать и покатать его по двору. Собака вставать не хотела и только беззлобно морщила нос.

– Ты, верно, заметил, что мастерская моя не та, что была раньше, – начал старый сегван. – Когда-то рядом со мной трудились два моих сына. Даже витязи из крома приходили заказывать у нас щиты и ножны к мечам…

Волкодав молча слушал его, косясь на отблески бронзы между растрепавшимися кое-где нитями рогожи.

– Я пришёл сюда, в Галирад, ещё до великой битвы у Трёх Холмов, когда жадности островных кунсов был положен предел, – продолжал мастер Варох. – Ты, парень, верно, сражался тогда?

– Нет, – сказал Волкодав.

– И я не сражался, – вздохнул старик. – Мои сыновья были наполовину сольвеннами, а сам я считал – раз уж мы со своего острова не на дикий берег пришли, так надо вежество понимать… – Варох снова вздохнул, потёр ладонью колено и вдруг сказал: – Ну, про Жадобу-то ты всё, поди, знаешь…

Волкодав покачал головой.

– Откуда мне, – ответил он мастеру. – Только то, что он вроде знатного рода… и вас, сегванов, не жалует.

– Не жалует, – усмехнулся старик. Нелетучий Мыш, спустившийся на бревно, любопытно обнюхивал его руку – на сей раз безо всякой враждебности или боязни. – Не жалует, – повторил Варох. – Его батюшка был из тех, кто после Трёх Холмов встал за то, чтобы всех нас спровадить обратно за море. А не вышло – подался в лес и начал сам по себе воевать… Батюшка одних нас ненавидел, сын всех без разбору резать повадился…

Узловатые пальцы Вароха теребили рогожку.

– Один раз мы поехали на ярмарку к западным вельхам, – выговорил он глухо. – У нас было целых три повозки… Сыновья взяли жён и детей, хотели… порадовать… И ведь не одни ехали, большой обоз был… Кто ж знал, что половина разбойников в охранники нанялась… Жадоба… Нас с внучком за мёртвых сочли, зверям бросили на дороге…

Голос Вароха сорвался, старик не договорил. Волкодав молчал.

– Теперь ты понимаешь, почему вчера я… так хотел, чтобы ты оказался Жадобой, – справившись с собой, продолжал старый сегван. – Прости меня, парень. Вот, возьми… – Он откинул рогожу: на коленях у него лежали прекрасные ножны цвета старого дерева, перевитые длинным ремнём. – Я работал всю ночь, – сказал старик не без гордости. – Боялся… кабы ты к другому кому не пошёл… Сделай милость, прими… не обижай…

– Сейчас меч принесу, – сказал Волкодав.

Тилорн, которому лечение щенка, видно, и впрямь недёшево обошлось, спал по-прежнему крепко. Ниилит плела косу, присев на край деревянной кровати у него в ногах. Она улыбнулась Волкодаву и поклонилась ему, но тут же испуганно вскочила: он протянул руку к лежавшему на полке мечу.

Волкодав прижал палец к губам и помахал ладонью – нечего, мол, бояться. Забрал меч и кошелёк с деньгами и вернулся во двор.

Узорчатый клинок вошёл в ножны, как нога в хорошо знакомый сапог. Ни ноготка лишку, ни волоска недостачи. Крестовина легонько щёлкнула о фигурную оковку устья, снабженную ушком для «ремешка добрых намерений». Волкодав перевернул ножны и с силой встряхнул их несколько раз. Меч и не подумал вываливаться. Волкодав перекинул ремень через плечо и застегнул пряжки. Потом завёл руку, и рукоять легла в ладонь удобно и точно. Волкодав потянул меч наружу. Тот вышел спокойно и плавно, не застревая, одним движением, сулившим немедленный удар. Волкодав улыбнулся и вернул меч в ножны, без труда поймав устье кончиком лезвия.

– Ты настоящий мастер, Варох, – сказал он с уважением. – Хотя погоди! Вчера ты обмерил только меня, а меч, помнится…

Хромой сегван улыбнулся в ответ и покачал седой головой.

– Какая мерка? Мне один раз посмотреть…

Волкодав развязал кошель:

– Полчетверти серебром, так?

Мастер проворно поднялся и удержал его руку.

– Не обижай, парень, – проговорил он негромко. – Ты зарубил троих разбойников и ещё одного, говорят, застрелил, а у Жадобы меч отобрал и правую руку ему изувечил… которой он… За это я тебе не то что ножны… Всю лавку свою…

– Спасибо на добром слове, дед, – сказал Волкодав. – Только плату всё же возьми. Тебе внучка растить… самому есть-пить надо… Не возьмёшь, выйдет, опять тебя Жадоба ограбил.

Он отсчитал монеты и, не слушая уговоров, высыпал их Вароху в ладонь. Старый сегван долго смотрел на блестящее серебро, и белая борода вздрагивала всё сильнее. Потом он вдруг шагнул к Волкодаву и обнял его.

– Ты заходи к нам… сынок, – сказал он и судорожно вздохнул, тщетно пытаясь скрыть подступившие слёзы. – Заходи как-нибудь, а? Девочке твоей поясок справим… плетёный… с застёжками…