Утонуть в тебе - Хармони Уэст

Кроме того, у него не было бы никакой возможности найти меня. Я стерла свое существование из Интернета, а родители Джульет ни за что не сказали бы ему, где мы.

Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

— Что? — Люк хмуро смотрит на меня с того места, где он стоит у своей машины, открыв для меня дверцу.

Я качаю головой и заставляю себя улыбнуться.

— Ничего.

В машине я достаю телефон. От Десятого нет сообщений. Я ненавижу то, что мое сердце до сих пор каждый раз замирает от разочарования. Я надеялась, что фотография в платье заставит его ответить. Что он хотя бы скажет мне, чтобы я повеселилась или берегла себя. Но он по-прежнему игнорирует меня.

К разочарованию примешивается нотка досады. Я не сделала ничего плохого, и не было времени, когда я нуждалась бы в нем больше. И все же он решает бросить меня, даже зная, как сильно меня подкосил уход отца. Он всегда был моей опорой, но сейчас он ведет себя как дерьмовый друг. Но если я скажу ему об этом, то боюсь, что только оттолкну его еще больше.

Люк включает обогрев, и я сдерживаю свою благодарность. Он это сделал, потому что ему тоже холодно — а не только мне. Он кивает на мой телефон.

— Что случилось?

— Ничего. — Но он продолжает смотреть на меня. И, по всей видимости, мы не уедем, пока я не дам ему ответ. — Я просто давно не получала вестей от друга.

— Какого друга?

Я готовлюсь к его приступу ревности. Не то чтобы у него было право претендовать на какую-либо власть надо мной. Я знаю Десятого гораздо дольше, чем Люка.

— Его зовут Десятый.

Люк включает поворотник и отъезжает от тротуара.

— Звучит как «придурок».

Я фыркаю.

— Ты его даже не знаешь.

— Расскажи мне о нем.

Это совсем не тот ответ, которого я ожидала. Я бы предположила, что Люк потребует, чтобы я отдала свой телефон, чтобы он мог удалить и заблокировать номер Десятого.

— Он очень забавный. — Я улыбаюсь, просто думая обо всех наших банальных шутках. — Он всегда знает, что нужно сказать. Он носит маску, поэтому я не знаю, как он выглядит, но я знаю его лучше, чем кто-либо другой. По сути, он был моей опорой с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Я рассказываю ему почти все. Даже больше, чем Джульет.

— Почти все? — Люк приподнимает бровь. — Что ты ему не сказала?

— Если я не сказала ему, то не скажу и тебе.

В темноте, при мерцающем свете уличных фонарей, Люк невероятно красив. По-прежнему самый великолепный мужчина, которого я когда-либо встречала.

— Если бы он был сейчас перед тобой, что бы ты ему сказала?

Боже, я так много хочу сказать Десятому. Я хочу ударить его и наорать за то, что он заставляет меня волноваться, за то, что сводит меня с ума, за то, что заставляет меня сомневаться в себе, как это делал мой отец. Но я также хочу обнять его и поблагодарить. Поблагодарить за то, что он был рядом со мной каждый раз, когда я нуждалась в ком-то в течение последних нескольких лет, поблагодарить его за то, что он заверил меня, что то, что мой отец бросил меня, не было моей виной, поблагодарить его за то, что он всегда заставлял меня чувствовать себя любимой и достойной.

— Я бы сказала ему, что он мудак, раз бросил меня, — говорю я. — И что я скучаю, и ему лучше никогда больше так не делать. И что он должен мне что-то вроде десяти дюжин цветов.

— Тебе от этого стало бы лучше?

— Попробовать стоит. — Мне нужно сменить тему. Разговор о Десятом вызывает у меня знакомые слезы на глазах. — Так ты в последнее время разговаривал со своей мамой?

— Да, она пишет и звонит каждый день.

На самом деле довольно мило, что Люк разговаривает со своей мамой каждый день. Я стискиваю зубы. Меня раздражает, что все, что он делает, мило.

— Мой папа тоже. Моя мама тоже звонит мне каждый день, но она живет не в Европе.

Люк отводит взгляд от дороги и слегка улыбается мне.

— Я рад, что твой отец пытается наладить с тобой отношения.

Его искренность поражает меня. Он заботится обо мне больше, чем я могла бы ожидать от человека, который все еще не более чем незнакомец.

— Да. Я тоже.

— Ты заслуживаешь отца, который делает больше, чем просто отправляет тебе открытки и звонит в твой день рождения.

Мой позвоночник напрягается.

— Откуда ты об этом знаешь?

Люк секунду колеблется, сосредоточившись на дороге перед собой.

— Он упоминал об этом. Почти уверен, что это его самое большое сожаление — пропустить такую большую часть твоей жизни. Так и должно быть.

Для извращенного сводного брата, слишком сильно опекающего свою сводную сестру, он заботлив и мил. Возможно, это самое худшее в нем.

— Больше всего я сожалею о том, что стала причиной его ухода. Во всяком случае, это одно из моих самых больших сожалений.

Челюсть Люка сжимается.

— Он ушел не из-за тебя.

— А из-за чего бы еще он мог исчезнуть из моей жизни? Я была слишком шумной, слишком много говорила, не могла усидеть на месте. Они с мамой никогда ни из-за чего не ссорились. Потом они развелись, и его больше не было рядом. Так что я точно знаю, что он ушел из-за меня.

— Это просто смешно.

Впервые с тех пор, как я села в машину Люка, я смотрю на него. Его внимание приковано к дороге, и я могу полюбоваться его профилем. Твердая, квадратная линия челюсти, полные губы, темные светлые волосы, завивающиеся вокруг ушей. На мгновение я напоминаю себе, что меня не может привлекать мой сводный брат.

— Почему это смешно?

Люк еще больше хмурит брови и сбрасывает скорость, когда мы подъезжаем к перекрестку возле кампуса.

— Ты не была слишком шумной или слишком разговорчивой, или непоседливой. Это называется быть ребенком. А дети не становятся причиной разводов — это делают взрослые. То, что твой отец ушел и не появлялся десять лет, — не твоя вина. Это его вина.

Его слова согревают холодную часть моей груди, до которой не доходит даже тепло, бьющее из вентиляционных отверстий. Они до странности напоминают то, что сказал мне Десятый, когда я рассказала ему о разводе и отсутствии отношений с отцом. Это не твоя вина. Если его нет рядом, значит, он тебя не заслуживает.

С тех