Фармацевт. На задворках Империи - Сергей Харченко

что не понимает, чего он хочет. Наверное, уже надо как-то более прямо изъявлять свои желания.

— Двобвый дей, — в кабинет зашёл смуглый парень. Он чесался, а его лицо было покрыто красными пятнами.

— Здравствуйте, проходите, — напрягся Иван Иванович, подскакивая с кресла. — На кушетку.

— Мы не вжнаем, хто наф покуфал, — с трудом выговорил ещё один пациент, показавшийся в дверях. Плечистый парень и тоже смуглый, вроде араб или кавказец. Пятна на лице, распухшее лицо и губы, и говорил он с трудом.

Где-то он их видел, вот только не мог припомнить

Рядом с ним появился ещё один, поменьше, и тоже опухший. И он его узнал.

— Рамиль! Что произошло⁈ — воскликнул Юрский. Это же сын Ахмеда. С его отцом он почти каждые выходные в нарды играет.

— Что-то нас покусало. Помогите нам, пожалуйста, Иван Иваныч, — просипел Рамиль. — Сил больше нет терпеть.

— Проходи, на кушетку, — Юрский в спешке нацепил магическую маску, когда плечистый парень громко чихнул, не успев закрыть рот платком. Не хватало ещё подцепить от них эту дрянь. А вдруг она передаётся воздушно-капельным путём?

— Но вы ведь должны были заметить, кто вас покусал? — спросил Иван Иванович, и обратился он к первому, который говорил понятней. — Насекомые? Жуки? Может клещ? Некоторые из них носители как раз опасных штаммов вируса. Опишите, как можно подробней.

— Муы не ражглятели. Ыло темно, — продолжая расчёсывать шею, выдавил один из друзей Рамиля.

— Пеёк, — выдохнул плечистый парень. — Да, пеёк.

— Что вы говорите? — прищурился Юрский. — Ещё раз, а то я не понял ничего.

— Он говорит, что пенёк. Но сам я этого не видел, — пробормотал Рамиль. — Ночью это было.

Так, в их крови сильнейший яд, но действует он странным образом. Лишь вызывает аллергию. Не парализует работу нервную систему, не нарушает работу внутренних органов, не отравляет кровь, не пытается остановить сердце. А лишь воздействует на иммунный барьер, причём очень успешно. Заставляет иммунитет работать неадекватно. А гиперактивный иммунитет — это и есть аллергия.

Затем Юрский приступил к их лечению. И провозился два часа. Впервые он столько времени лечил вроде бы обычную аллергию. Забавно. Он раны глубокие затягивает за десять минут. А тут не может справиться с последствиями от укуса насекомого, паука или ещё какой живности. Чёрт её знает.

Семь пото́в сошло с Ивана Ивановича, когда он закончил лечение. Мало того, что заживил многочисленные колотые раны, так ещё и с ладоней плечистого юноши убрал сильнейшие ожоги. И понял, что уже устал. Троица замерла на кушетке, ожидая, что скажет лекарь.

— Вы до сих пор мне ничего не объяснили, — вернулся он к своему столу. — Как я могу вас отпустить? А если это заразно?

— Нет, не заразно, Иван Иваныч, — ответил сын Ахмеда. — У отца и матери нет ни чесотки, ни отёков, ни пятен.

— Очень странно. Где вас черти носили, Рамиль? — озадаченно посмотрел он на парня. — Только честно. Обещаю, что никто об этом не узнает.

— Были у дома парня. Зовут его Ярославом. Хотели с ним пообщаться, — вздохнул Рамиль. — Ничего противозаконного не делали. А этот садист спустил на нас что-то. Было темно…

— Да это пенёк был, — загудел плечистый парень.

— Сам ты пенёк, — процедил Рамиль. — Спасибо вам, Иван Иваныч. Нам пора.

Когда компания была уже в дверях, Юрский остановил её. Неужели всё это сотворил с ними тот, о ком он подумал?

— Ярослав… этот Ярослав случайно не за Протокой живёт? — прищурился Иван Иванович, ожидая ответа. Когда он узнавал информацию, узнал и адрес помощника Митрофана.

— Именно там и живёт, — произнёс Рамиль. — А почему вы спрашиваете?

— Да просто так поинтересовался, — улыбнулся им Юрский. — Можете идти.

Лекарь остался в кабинете один. Его конкурент опаснее, чем казалось на первый взгляд. И вступать с ним в открытый конфликт может быть чревато.

— Что же делать? — забормотал под нос Юрский.

— Иван Иванович, к вам пожилая пара, Матвеевы, — помощница выглянула из-за приоткрывшейся двери.

— Инна, скажи, чтобы подождали, — взбудораженным голосом ответил лекарь. — Я немного занят.

Так-так. А что если поступить немного по-другому? К Митрофану он точно не обратится, тот его пошлёт. Ведь они враждуют уже давно.

Но что если с этим самым Ярославом не воевать, а использовать его в своих целях?

* * *

Рабочий день подходил к концу, и сегодня я сделал двойную норму. Что было хорошим признаком. Посетителей становилось всё больше, и от этого Митрофан Игнатьевич недоумевал прямо пропорционально этому росту.

— Я вот всё не могу понять, — задумчиво пробормотал он, устало выдыхая, когда последний посетитель, седой мужчина покинул лавку, — отчего так народ повалил. Сарафанное радио что-то уж слишком громко работает. Такого не бывает.

— Всякое может быть, — ухмыльнулся я в ответ. — Наши зелья скоро фору дадут любому лекарскому заклинанию, вот увидите. Это лишь только начало.

— Ты не подумай, Ярослав, я радуюсь. Но… — скорчился Митрофан Игнатьевич. Он вновь начал превращаться. На этот раз быстрее. Вместе с глазами, которые сразу же стали змеиными, кожа на лице моментально покрылась чешуёй.

Наставник успел выпить зелье. И оно подействовало не сразу. Так… Надо подумать об усилении. Видно, магическая зараза, которая сидит внутри него, уже приспособилась к лекарству. Притом следует продумать новый план действий уже сегодня.

Завтрашнее превращение может быть гораздо мощнее, и не удивлюсь, если зелье не подействует.

— Так вот, — просипел наставник, затем прокашлялся и схватил графин с водой, припав к нему на несколько секунд.

Выпив его почти целиком, Митрофан Игнатьевич вытер губы.

— Я радуюсь, но не следует недооценивать лекарей. Иван Иваныч — это всего лишь шестерёнка в этой махине. Там такие хищники сидят, что палец в рот не клади, по локоть откусят. И своего не отдадут.

— Поверьте, Митрофан Игнатьевич, я переживаю об этом меньше всего, — засмеялся я. — Они нам точно не соперники.

— Ты вспомнишь наш разговор, Ярослав, — наставник выставил указательный палец в предупредительном жесте. — Я ведь так же как и ты хочу, чтобы бизнес развивался. Но монополия давит неугодных. Боюсь как бы мы под давлением сильным не оказались.

— Всегда можно что-нибудь придумать, —