Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца - Нестор Бегемотов

Но вместо нее пришли Сократов и Сильвуплюев. Философ достал огромный свиток с печатью принцессы в левом нижнем углу и зачитал:

– Ее высочество принцесса желает, чтобы ее желание загадали мы: философ Сократов, то есть я, и инженер Сильвуплюев, то есть он.

Философ показал на Сильвуплюева.

– Мы согласны, – сказал Федя.

– Мы тоже, – согласился царь, которого перекосило при виде инженера.

– Прекрасно! – Сократов принял позу Наполеона и замогильным голосом произнес:

– Пусть этот Свиньин и этот его денщик убираются ко всем чертям, и чтоб мы их здесь больше никогда не видели. Таково желание ее высочества.

Воцарилась тишина.

– Так нельзя, – наконец сказал царь. – Ежели он исполнит желание и уберется, как он женится на нашей дочери? А ежели не исполнит, то тоже не женится? Нет, такое желание нам не подходит!

– Не подходит! – подхватил Федя.

Вениамин беспокойно хрюкнул.

– Что значит «не подходит»! – заорал Сократов, засучивая рукава. – Вы что, на рынке? Уговор дороже денег! Либо исполняй, либо не исполняй и в любом случае убирайся!

– Не кричать в присутствии царя, хам! – закричал главный министр.

Философ ткнул кулаком ему в нос, министр повалился и закричал:

– Наших бьют! Стража! Взять его!

Понабежали стражники. Сократов и Сильвуплюев отмахивались от них ногами, попадая не только по стражникам, но и по боярам.

Постепенно вся государственная дума ввязалась в драку.

Вениамин беспокойно оглядывался по сторонам. Федя от возбуждения подпрыгивал и кричал:

– В нос ему! В нос!

– Я сейчас тебе в нос! – надвинулся на него Сильвуплюев, размахивая кулаками.

– Убивают! – испугался черт. – Помогите!

– Тихо!!! – раздался вдруг гневный зычный голос.

Все замерли. В дверях стоял волшебник Бук. Царь вылез из-под трона, отряхнулся, надел корону и спросил:

– Это еще кто такой? Почему мешает заседать государственной думе?

Бук прошел в центр зала.

– Тут у меня ошибочка вышла, – сказал он, отыскав взглядом в толпе Вениамина и Федю, – в образе вот этих двух господ.

– Какая такая ошибочка! – завизжали Вениамин и Федя.

– Самая натуральная, – усмехнулся волшебник, – которую надо исправить.

Он подкинул волшебный рубль, рубль упал орлом. Вениамин превратился в поросенка, и, крича «Не надо!», они с чертом исчезли, оставив лишь легкое облачко пара.

– Порядок, – сказал Бук.

Он вынул из кармана ковер-самолет, сел и вылетел в окно.

Минуты две стояла гробовая тишина. Прервал ее инженер Сильвуплюев:

– Ну что, остались без инженера? Может на освободившееся место за три тысячи молодого специалиста возьмем? То есть меня, – уточнил он.

– Черта с два на три тысячи! – злобно плюнул царь и махнул рукой. – На сто тридцать примем!

Инженер обнял Сократова, и они, запев «Там, где пехота не пройдет», вышли. Вдруг заахал министр:

– Царь-батюшка! Новый мост и дворец пропали!!!

Начались горестные крики, трехдневный траур.

А в доме инженера Сильвуплюева был праздник.

Жил-был в некотором зарубежном государстве царь. Впрочем, пошли вы все, сами знаете куда, со своими царствами и государствами, о царях я рассказывать не буду – это пережиток феодального прошлого – поэтому начнем, пожалуй, так: не в некотором государстве, а в родном Советском Союзе жил простой советский гражданин – Иван… Или лучше Николай… В общем, Василий Иванович Николаев. Фамилия тут особой роли не играет, с таким же успехом он мог быть и Иваном Васильевичем Николаевым, или Николаем Ивановичем Васильевым. Работал он на родном заводе за родным станком, выполнял родной план, после работы выпивал пива у родного ларька возле проходной и по-своему был доволен жизнью и счастлив. Был он мужик холостой и добрый, любил животных, ходил в кино, ездил иногда на рыбалку. Все было бы нормально, если бы не… Но об этом дальше.

Подходили праздники – то ли Октябрьской революции, то ли Первое мая. Весь советский народ встречал это событие новыми трудовыми успехами. Работы было много: побегать по магазинам в поисках закуски для праздничного стола, отстоять в длинной-длинной очереди за портвейном, обсудить, кого приглашать в гости, а кого не стоит. Василий был из тех, кого не стоит. Он это знал и ни к кому не напрашивался. Купив в винном магазине бутылку портвейна, Василий решил отпраздновать событие сам с собой.

В праздничный день он побывал на демонстрации, погулял по парку, глядя, как местные хулиганы распивали водку и горлопанили неприличные песни, и пошел домой. Включив телевизор, где диктор замирающим от счастья голосом докладывал о наших успехах в области тяжелого машиностроения, Василий вынул из холодильника заветную бутылочку, наделал бутербродов и сел к телеэкрану. Его рука потянулась к штопору, и он открыл бутылку. И тут произошло.

Из бутылки простого 33-го портвейна повалил дым, и в воздухе медленно сформировался человек восточного вида, типа тех, которых можно видеть на любом базаре, в засаленном халате, грязной тюбетейке и в туфлях с загнутыми носами.

«Хоттабыч», – подумал Василий удивленно – в сказки он не верил – и сказал:

– Добрый вечер.

Человек не отвечал.

– Салям алейкум, – на всякий случай, добавил Василий.

– В алейкум эс-салям, – оживился незнакомец, – ва рахмет Аллах ва барак ату!

«Татарин, – решил Вася, – ни фига по-русски не понимает».

По-татарски Вася тоже кроме «Нихт ферштейн» больше ничего не знал. Человек из бутылки склонился перед ним и что-то забубнил по-своему, часто поминая Аллаха и пророка Мухамеда, с которыми Василий не был знаком, затем протянул Васе какое-то кольцо и, сказав напоследок «Аллах ишини раст гетирсин!», растворился в окружающей среде.

«Лечиться надо, – тоскливо подумал Вася. – Призраки всякие чудятся».

И вдруг он обнаружил, что держит в руке кольцо. Кольцо было тяжелое, видимо золотое, слегка позеленевшее от старости. Вася автоматически надел его на палец и вспомнил о бутылке. Бутылка валялась на полу, закрытая пробкой, и в ней был портвейн!

– Фу! – облегченно вздохнул Вася. – Хоть тут повезло.

Выпив стакан портвейна, он повеселел и решил обдумать случившееся событие. В процессе раздумий Вася выпил еще стакан, потом еще, и решил больше не пить, тем более, что бутылка опустела.

Он глянул в телевизор. Шел какой-то «Огонек», симпатичная девушка пела симпатичную песенку, и Васе стало хорошо и тепло.

– Эх, такую бы сюда, – подумал Вася, – я бы с ней познакомился.

Надо сказать, что с девушками Васе не везло. Не желали девушки знакомиться с таким скромным, тихим и не очень красивым парнем. Да и сам он был не слишком решительный, так что…

Раздался легкий щелчок, как будто бы выскочила пробка из бутылки шампанского, и девушка, поющая в телевизоре, оказалась перед Васей.

– Вы кто?! – изумленно и испуганно крикнула она.

– Вася, – широко раскрыв глаза, пробормотал он.

– Где я? Почему я здесь?

«Откуда я знаю?» – тоскливо подумал Вася и вежливо сказал, указывая на кресло:

– Садитесь, пожалуйста. Да не волнуйтесь так! Внезапно девушка успокоилась и села.

– А я и не волнуюсь.

– Извините, – засмущался вдруг Василий. – Вы так неожиданно появились, а у меня тут не убрано…

– Это я пою, – сказала девушка, указывая на телевизор.

– Знаю, – вздохнул Вася.

– А меня Лена зовут.

– Это хорошо.

Они помолчали. Вася не знал, о чем говорят с девушками, которые поют в телевизоре.

«Татарин, сволочь, наколдовал, теперь сиди тут, – думал он. – А кольцо-то, наверно, волшебное!»

Эта мысль его так поразила, что он разинул рот.

– Что вы сидите, разинув рот? – спросила Лена. – Расскажите что-нибудь.

– Что? – глупо спросил Вася.

– Что-нибудь, – настаивала девушка.

«Что-нибудь, – мысленно передразнил он, – чтоб тебя черти взяли!»

Позвонили в дверь.

Вася встал, вышел в коридор и открыл дверь. Вошли три черта.

– Где она? – деловито спросил главный черт в кепке и кирзовых сапогах.

– Кто?

– Баба, кто же еще!

–А…

Пораженный Вася медленно сходил с ума. Черти прошли в комнату. Послышался визг Лены, запахло серой, и черти ушли, унося трепыхающийся мешок.

– Расписочку пожалуйста, – попросил главный.

Вася машинально поставил закорючку на какой-то бумажке, и черт исчез.

Когда Василий очухался, в квартире было тихо, как на кладбище.

«Я волшебник», – подумал Вася и заказал:

– Пива!

В его руке оказалась кружка пива, и он ее с удовольствием выпил.