Навечно твой (ЛП) - Сэндс Линси

Сначала собака оставалась там, где была, и провожала ее взглядом. Но когда она обошла стену здания, он последовал за ней, прокравшись за угол достаточно далеко, чтобы снова ее увидеть. Она заметила, но проигнорировала это и просто пошла по своим делам. Но когда он снова последовал за ней, когда она скрылась из виду, она начала разговаривать с ним во время работы.

По правде говоря, Бет не могла вспомнить, что она ему говорила, кроме того, что сказала ему, что будет звать его Раффом, потому что он лаял и рычал всякий раз, когда кто-то подходил слишком близко. К тому времени, когда уборка была завершена и она и Дри направились к своей машине, Рафф сократил дистанцию, которую держал между ними, до двух или трех футов. Он последовал за ними к внедорожнику, и когда она открыла заднюю дверцу, он всего мгновение колебался, прежде чем запрыгнуть внутрь.

Бет отвела его домой и снова накормила, но позволила ему прогуляться по дому, там где он хотел. Затем она легла спать и уже засыпая, почувствовала, как он вскочил на изножье кровати. Она чуть не велела ему уйти. Бедный зверь был весь в грязи и крови. Но в конце концов она позволила ему остаться. Когда она проснулась, то обнаружила, что он прижался к ней в постели. Он позволял ей гладить себя и искупать, а после того, как снова поел, послушно пошел с ней к ветеринару.

За очень короткое время Рафф стал совершенно другой собакой. Красивый американский боксер, он вырос сильным и здоровым и стал ласковым, веселым и верным компаньоном. Он стал более уверенным в себе и потерял всякий намек на пугливость. Как будто и не было насилия. Он отпустил это и пошел дальше, наслаждаясь жизнью с ней. Бет была поражена. А ветеринар объяснил, что животные — более умные существа, живущие настоящим и не волочащие с собой по жизни багаж прошлого. У Раффа все было хорошо, и он наслаждался этим.

Бет научилась этому у Раффа. К тому моменту ей было почти сто шестьдесят пять лет, и последние сто пятнадцать лет с тех пор, как она обратилась, она тащила с собой страдания своей смертной жизни. Но она решила быть похожей на Раффа, забыть о прошлом и дальше двигаться без него. Ей потребовалось немного больше времени и усилий, чем Раффу. Бет поскользнулась пару раз и снова поднимала тот багаж, который она так привыкла нести, но в конце концов ей удалось поставить его и оставить так, что он стал просто частью ее прошлого и остался там, где ему и место. Это сильно изменило жизнь Бет. Ее гнев и горечь испарились, она начала больше радоваться жизни и стала той, кем, как она подозревала, всегда должна была быть.

Так что да, Бет изменилась. Очевидно, это не осталось незамеченным Скотти, и это, в свою очередь, изменило его отношение к ней. Интересно.

Медленно выдохнув, Бет наконец кивнула и просто сказала: «Хорошо. Я иду спать. Одна и без охраны, — твердо добавила она, и когда он открыл рот, как она подозревала, для протеста, она напомнила ему: — Я отвечаю за эту миссию. Ты и Донни — моя поддержка, поэтому я знаю, что ты подчинишься мне, когда я скажу, что не ночуешь в моей комнате, охраняя меня, как беззащитного ребенка. Понял?»

Рот Скотти закрылся, но он сухо кивнул.

«Понял.» Повернувшись, она вышла из кухни с тихим: «Приятных снов».

Глава 8

Бет толкнула дверь аварийного выхода и снова оказалась в переулке. Стук высоких каблуков привлек ее взгляд к плачущей женщине, когда она внезапно остановилась и присела на корточки перед мусорными баками. Бет посмотрела на нее, а затем перевела взгляд на стоящую фигуру, спрятанную в тенях, отбрасываемых мусорными баками. Прищурив глаза, она попыталась пронзить темноту и получше рассмотреть человека, ожидающего, чтобы напасть на нее, но все, что она смогла разглядеть, это очертания кого-то высокого в костюме.

«Каштаны! Всего, пенни!

Вздрогнув, Бет обернулась на этот крик и посмотрела в переулок в другом направлении. Ее глаза расширились, и на мгновение ей показалось, что в дальнем конце переулка горит огонь. Однако, как только она подумала об этом, она внезапно оказалась посреди всего этого света и тепла, и она увидела, что то, что она приняла за огонь, на самом деле было сотнями огней, исходящих от киосков, стоящих по обеим сторонам дороги. В каждом прилавке был как минимум один, а иногда и два светильника для освещения товаров. У одних горели свечи, у других дымилось пламя старомодных жирных ламп. Однако вместе они все работали, чтобы осветить всю площадь, так что она была почти ослеплена окружающими ее цветами. Вот всплеск красных яблок, там фиолетовая квашеная капуста рядом с прилавком с желтым луком, а затем мясной прилавок с кусками мяса, сложенными высоко за спиной мясника, который расхаживал взад и вперед, точа нож о сталь, свисающую с его пояса.

Это был субботний вечер на рынке в Тоттенхэм-Корт, когда народу было так много, что едва можно было пошевелиться. Запахи были ошеломляющими, а звуки….

«Подходим, не стесняемся! Бумага за пенни!

«Фунт винограда два пенса!»

«Кому нужно дешево, то это здесь! Три ярмута за пенни!»

«Прекрасный красновато-коричневый отрез, пенни!»

Шум был невероятным, Бет уже позабыла об этом.

Она почувствовала, как ее дернули за длинное голубое викторианское платье, которое сейчас было на ней, и взглянула на девочку лет пяти-шести с тяжелой корзиной в руке.

— Грецкие орехи, мисс? Шестнадцать пенни, — сказала девушка, поднимая корзину, чтобы Бет могла лучше видеть.

Заметив ее обнадеживающую улыбку и ее пальцы, покрытые коричневыми пятнами от грецких орехов, Бет ощупала себя, надеясь, что у нее есть карман или кошелек с монетами. Ребенок напомнил ей ее младшую сестру, и она купила бы все грецкие орехи до последнего, если бы могла.

— Вот, девочка.

Бет огляделась, и ее глаза расширились, когда она увидела рядом с собой Скотти, одетого в традиционную шотландку. Пока она смотрела, он вручил девушке несколько монет, но отмахнулся от корзины, которую она с радостью протянула ему.

Скотти покачал головой и ласково сказал: — Монеты для тебя, девочка. Держи свои грецкие орехи.

— Благодарю вас, милэр. Спасибо. Девушка бросилась прочь, как будто боялась, что он передумает.

— Это было мило, — мягко сказала Бет, ничуть не удивившись, обнаружив его здесь. В ее снах всегда фигурировал Скотти, с тех пор как она встретила его сто двадцать пять лет назад.

Повернувшись, она обвела взглядом прилавки и снующих людей. Именно здесь она была счастливее всего в своей жизни, на рынке с матерью и сестрами.

— Субботний ночной рынок в Тоттенхэм-Корт, — пробормотал Скотти, оглядываясь по сторонам.

«Ты откуда знаешь?» — спросила она с удивлением.

«У меня был дом в Лондоне в семнадцатом веке, — пробормотал он.

Бет нахмурилась, не зная, было ли это правдой или ей просто приснилось. Она полагала, что это не имеет значения. Правда это или нет, но ей нравилось, что он знал эту часть ее жизни, хотя бы во сне.

— Я любила рынок, — пробормотала Бет, начав ходить вдоль прилавков. «Всегда было шумно, волнительно и красочно. Казалось, что это всегда было похоже на ярмарку».

— Да, — согласился Скотти, а затем схватил ее за руку и притянул к себе, когда резкий щелчок прорезал воздух. Но он расслабился, когда понял, что это всего лишь капсюль от каких-то мальчишек, стреляющих по мишеням.

«Торопитесь! Не опоздайте! Мистер Фредерикс собирается спеть «Точилку ножей (Knife Grinder)»! Когда она проходила мимо, рядом с ней прогудел высокий худощавый мужчина.

— Я и забыл, каким шумным всегда был рынок, — сказал Скотти с кривой улыбкой, и Бет снова удивилась, что он вслух высказал ее собственные мысли. Но тогда, что еще он мог сказать? Ведь это был ее сон.

— Ммм, клубника, — внезапно пробормотала Бет, заметив ее в соседней палатке. Улыбаясь Скотти, она призналась: «Я всегда любила клубнику. Она была моим любимым лакомством в детстве».

«Но не сейчас?» он спросил.