Заложница Ада - Лали Та

я, утыкаясь ладонью в его грудь, чувствуя, как жар его тела расползается и по мне в тех местах, где мы соприкасаемся. Огонь камина жалит мою спину, и я действительно нахожусь в аду, когда его губы опускаются на мою шею, и Эм прикусывает кожу, тут же покрывающуюся мурашками.

Помимо собственной воли я издаю глухой стон, и он начинает тихонько смеяться, кладя руку на мою грудь и сминая ее жесткими пальцами.

— Скучала по мне?.. Скучала, Диана?.. — шепчет лихорадочно, и его дыхание учащается, а тело будто становится еще горячее.

Боже, дай мне сил!

— Скучала… — хриплю пересохшими губами, чувствуя, как его рука властно ныряет под мой свитер, отодвигая ткань белья и сжимая пальцами напряженный сосок. Он сам сходит с ума, прикрывая почерневшие глаза и покрывая мое лицо лихорадочными поцелуями. Его напряженная плоть упирается в меня сквозь ткань нашей одежды и я впиваюсь ногтями в его плечи, чувствуя, как начинает мучительно ныть между ног и уже знакомо перехватывает дыхание.

Я действительно скучала…

— Ты хочешь меня, или все, что я олицетворяю?.. Мм, Диана?.. — зло хрипит в шею, не переставая ласкать меня, но движения становятся грубее. — Ты течешь от той власти, что я имею, да? Не получилось с Константином, и ты решила переключиться на другого?

От внезапного, абсурдного высказывания, все марево желания растворяется. Я резко смотрю в его глаза, но вижу там только пустоту и похоть. Ярость и отчаяние расползаются по мне липкой паутиной.

— Ты это серьезно? — усмехаюсь я. — Думаешь, я могу тебя хотеть после всего, что ты со мной сделал?! После всего, что я пережила из-за тебя?! Константин на твоем фоне выглядит просто мужчиной мечты!

Я не хотела этого говорить.

Слова сами слетели с губ просто потому, что я знала, что это его заденет.

А я больше не могла гореть в этом пламени одна. Если он утягивает меня в бездну ада, то я заберу его с собой.

— Сука! — орет, резко вскакивая, и я валюсь на пол, тут же подбирая колени под себя и вжимая голову в плечи. — Сууука! — слышу грохот и звук бьющегося стекла.

Мулцибер беснуется так, что я пугаюсь до смерти, боясь поднять на него глаза.

В этот раз не пощадит! Не пощадит, точно знаю! И зачем я вообще рот открываю?! Почему я просто не могу заткнуться и не злить этого демона?!

Вскрикиваю, слыша, как что-то массивное трещит и падает в нескольких сантиметрах от меня так, что меня слегка подбрасывает на полу.

— Чтоб завтра сидела у себя в комнате и не выходила! — орет он где-то сбоку, а я все так же прячу лицо в руках. — Нос высунешь, и я отрежу его тебе, поняла?!

Быстро-быстро киваю, и слушаю давящую тишину, сквозь которую слышно только его тяжёлое, раскаленное дыхание дьявола.

— Бл***!!! — орет, что-то сшибая на ходу. Таким я его еще не видела никогда. Это сплошной поток гнева, заполняющий собой своей разрушительной энергетикой всю комнату. А я слушаю его удаляющиеся шаги и не верю, что Мулцибер не тронул меня.

Поднимаю глаза полные слез, и вижу, что он превратил в щепки всю комнату. Тяжелый дубовый стол лежит рядом со мной. Расколотый и переломанный, как и моя душа.

Глава 12

— Сегодня без укола, — усмехнулась Энже, вошедшая ко мне, как только я проснулась.

Я тут же убрала руку, послушно выставленную ей.

За все мое время пребывания на Арканууме укол она мне не делала всего несколько раз. И это были те дни, когда Мулцибер покидал поместье для визита в Колдор.

Мои знания о генетике и препаратах ровнялись примерно нулю, и я могла проводить только параллели с событиями.

— Он приказал мне не покидать комнату, — сказала я, поджав губы. В целом, после вчерашней вспышки ярости демона, это не вызывало во мне сопротивления.

— Знаю, — ответила Энже, впуская в комнату девушек с вазой фруктов и подносом еды. — Сегодня у нас гость с Харвады, планеты воинов шивари. Их полковник прибыл для обсуждения сделки по поводу металла, который они добывают. Скорее всего, пробудет здесь с неделю.

— И все это время я должна сидеть тут?

— Вполне возможно, — глухо ответила Энже. — Эм очень зол. Я не помню, когда видела его таким в последний раз.

Мы помолчали, а я поджала губы, кляня себя за то, что наговорила ему вчера.

Кому я сделала хуже? Разумеется, только себе.

Мулцибер правит здесь. Ему плевать на сколько запереть меня в этой комнате. А я просто медленно сойду с ума.

— Энже, ты можешь раздобыть для меня какие-нибудь книги? — я смотрела на нее с такой надеждой, что женщина улыбнулась.

— Попробую что-нибудь сделать, — подмигнула она, понижая голос до заговорческого шепота.

Чуть позже ко мне действительно вошла горничная, воровато оглядываясь и ставя на пол целую стопку романов.

Я тут же жадно схватила их, благодаря ее сверх меры. Девушка даже не улыбнулась. Она понимала, что за такое ее могут высечь, если господин будет не в настроении.

Когда я была примерно на седьмой главе истории о звездном маршале, стекла в окне задребезжали, и я бросилась к нему, смотря, что там происходит.

В абсолютной тьме, на посадочную площадку садился звездолет с красным гербом Харвады. Через некоторое время из него вышли крупные мужчины с мечами на перевес, и я поняла, что это те самые гости Мулцибера, о которых говорила Энже.

Мне тяжело было рассмотреть их лица в кромешной тьме, освещенной только факелами на дороге, но зато я заметила, что вход в их звездолет оставался открытым.

Живот свело спазмом безумной, сумасшедшей надежды.

А что, если это правда сработает? Не станет же Мулцибер носиться за мной по галактике, в самом деле?

Кто я такая для него? Постельная игрушка в лучшем случае, в худшем — обуза и бывшая невеста врага, от которой вскоре необходимо будет избавиться. А с учетом моего поганого языка, этот миг приближался семимильными шагами.

Я вдруг всерьез задумалась о свободе и словно ожила. Мрак Аркануума постепенно рассеивался, возрождая надежду когда-нибудь увидеть Землю, дом, Тесс…

И я начала лихорадочно соображать, как покинуть дом. Как оказалось, на это у меня была неделя. По крайней мере, ровно семь раз я засыпала и просыпалась, а Энже делала мне укол.

Семь дней Мулцибер ни разу не зашел ко мне, окончательно показывая всю глубину своего пренебрежения. Если и была во мне какая-то иррациональная надежда на то, что он хоть что-то испытывает ко