Эта сука, серая мышь - Ника Сафронова

Неужели только потому, что я не способна напялить на себя резиновую маску какого-то нелюдя и шарашиться в ней по переполненному цирку? Но ведь это же стыдно!

А Гарику все нипочем.

Он и Славика попытался записать в извращенцы.

– Скажи, наша Пампушка заметно похорошела?

– Да. – Мальчик, робко улыбаясь, кивнул. – Ей идет, когда у нее все лицо в бородавках.

Гарик расхохотался. А Оксанка вся в возмущении стянула с головы пупырчатую резинку.

– Не, ну вы и хамы, мужичье!.. А ты посмейся, посмейся, – обратиласьонауже непосредственно ксвоему кавалеру. – Я тебе устрою сегодня…

На этих словах меня накрыло окончательно. Я даже перестала расчесывать царапины, оставленные мне на память юной фотомоделью. Ну, то есть цирковым тигренком, на фоне которого мы со Славиком только что отснялись.

Нет, безусловно, Гена из Чебоксар не привил мне интереса к сексу. Но оказаться в чьих-то объятиях я бы сейчас тоже не отказалась. И очень даже! Желательно, конечно, в объятиях Лихоборского. Однако при моем нынешнем настроении это мог быть кто угодно. Хоть папа римский! Такое со мной иногда случается по весне. Не пойму только, почему приключилось теперь? Наверное, я просто устала от одиночества. Страшно устала! А игривость влюбленной парочки, носившая явно интимную подоплеку, разбередила мои раны вконец.

И в таком-то состоянии мне еще два с половиной часа пришлось смотреть на воздушных гимнастов. Потом на атлетов. На мускулистого укротителя тигров. Я даже не знала, кого из них хочу больше! Просто ужас какой-то…

Всю дорогу домой меня буквально знобило. Хорошо хоть, рядом оказался Славик. В какой-то момент он так доверчиво прижался щекой к моему плечу, что я моментально перестала быть одинокой. Вот же родственная душа! И пусть я сама хотела быть слабой! Опереться на более сильного. Теперь все было наоборот. Главное, я почувствовала, что кому-то еще нужна в этом мире.

И с этого момента я твердо решила: не отдам малыша никому! Ни в какую чужую семью! Стану воспитывать, вкладывать душу. Это будет мой мальчик! Только мой!

Мы ехали в абсолютно пустом вагоне. Лишь в дальнем углу пили пиво какие-то грязные завшивевшие подростки. И я вдруг подумала: «Когда мой мальчик вырастет, он не будет таким…» Странная это была мысль. И ощущения странные. Я таких прежде никогда не испытывала. Неужели это шевельнулась во мне самая настоящая материнская гордость? Хм, надо же, как удивительно! Вот так нежданно-негаданно у меня появился сын!

Я улыбнулась. В отражении напротив сидела молодая женщина, к руке которой льнул маленький черноволосый мальчонка. И хотя отражение это было наполовину скрыто словами: «есть инвалид хилого возраста с детьми» (ума не приложу, почему школьники всех возрастов так неравнодушны к надписи «места для инвалидов», ну и так далее). Все равно, ни у кого бы не возникло сомнений, что это едут мама и сын. Я что есть сил прижала Славика к себе и впервые задумалась о том, как теперь, должно быть, изменится моя жизнь.

Так увлеклась, что едва не пропустила нашу остановку. Выскочила как ошпаренная с малышом на руках, когда двери уже закрывались. От метро мы поймали такси. И уже через десять минут без всяких приключений очутились дома.

Старый Пляж при виде нас заспешила навстречу:

– Ну наконец-то явились гулены! – Она от души расцеловала Славика, потом стала тискать меня, приговаривая: – Ох ты, горюшко-шоферка ты луковое! Что же ты! Чуть сама не убилась и мальца мне чуть не угробила! А?

Только я открыла рот, чтобы начать оправдания, как она безо всякого перехода, затараторила:

– Ну ладно, давайте-ка ужинать, за столом потолкуем… Я, пока вас дожидалась, чуть от голода дух не испустила. Не бережете старуху! Креста на вас нет!

– Да погоди, бабуленька. Дай хоть раздеться, руки после улицы помыть…

Бабушка несколько ослабила натиск, но далеко не отходила. Пока Славик был в ванной, потихоньку спросила:

– Ну как малец-то?

– Да так, вроде получше.

– Ну ничего, ничего, оклемается мал-помалу, – и крикнула громко: – Ей, Славка! Хватит там намываться! Иди уж за стол, вареники стынут!

То, что стыло в тарелках, действительно было приготовлено по старинным украинским рецептам. Из самых что ни на есть подходящих продуктов. Только размер изделий бабушка почему-то позаимствовала у кавказской кухни. Так что внешне это напоминало, скорее, творожные чебуреки.

Впрочем, Славик их ни в каком виде есть не стал. Отщипнув кусочек, он залился слезами и сказал, что устал и хочет спать. Ни я, ни Пляж настаивать не стали.

Уложив мальчика в своей комнате, я достала с полки любимую с детства сказку про мумми-троллей.

– Давай почитаем?

– Угу. – Славик, полностью завернувшись в одеяло, как в кокон, приготовился слушать.

Уютно устроившись на животе рядом с ним, я начала: «Это было, должно быть, после обеда где-то в конце августа. Мумми-тролль и его мама пришли в самую глухую часть дремучего бора…»

Пока я бубнила, на меня вдруг накатили воспоминания из детства. Когда эту же самую книгу мне читал мой отец. Я лежала с высокой температурой и перемотанным горлом. А он сидел вот на этом зеленом стуле, что стоит в изголовье, и все прерывался: «Поленька, у тебя ничего не болит?», «Может, хочешь чаю, малышка?» А мне было так интересно, что там дальше, что я только просила: «Папочка, ты читай, читай».

Судя по всему, Славик оказался куда менее любознательным. Потому что, когда я дошла до конца страницы, то с удивлением обнаружила, что мальчик уже крепко спит. Наверное, он и впрямь ужасно устал. Все-таки для него это нереальные нагрузки. Ну ничего, завтра отсидится дома с бабуленькой. Уж она-то не даст ему соскучится, я уверена!

Я поцеловала высунутую из-под одеяла ручонку и пошла доедать свои чебуреники.

Бабушка, успевшая отужинать, терпеливо ждала моего возвращения. Она сидела, взгромоздив на нос суровые очки, и на свободной части стола раскладывала пасьянс.

– Ну как там, уснул?

– Уснул, бедненький! Прямо не могу, так мне его жалко! Весь какой-то маленький, беззащитный. Личико бледненькое, глазки несчастные…

На этих словах картежница приостановила расклад, глянув на меня поверх очков с непривычной строгостью.

– Ты вот эту свою жалость забудь! Ни к чему это, чтоб малец понимал, что его кругом жалеют. Вырастет размазней – куда это годится? Мужик должен быть волевым, решительным, как Володя мой. Что ж с того, что сиротой остался… при живом-то отце?.. Не звонил, поди, ирод?

– Нет, не звонил.

– Ну и бес с ним! Сами воспитаем!

Она снова потянула из колоды замусоленную карту.

Мы еще посудачили немного, и вскоре я отправилась спать. Завтра нужно было встать ни свет ни заря, чтобы до работы успеть нанести визит одному человеку. Вернее, сверхчеловеку, которому предстояло решить сверхнепростую задачу…