Через Кордильеры - Иржи Ганзелка

Наступивший XX век вновь встряхнул этот захиревший город. Промышленность Европы и Америки, почуяв в воздухе приближение войны, искала по всему свету новые месторождения олова и свинца. А в отвалах потосийских рудников даром пропадали тысячи тонн не оцененной в свое время и выброшенной руды, которая содержала до 60 процентов чистого олова.

Потоси воскрес из мертвых. На его улицах появились новые завоеватели. Одеты они, правда, были иначе, и оружие у них было иное, и говорили они на другом языке, но конечная цель их ничем не отличалась от целей испанских конкистадоров. По кровеносным сосудам города потекла новая жизнь, и название Богатой горы Потоси — Серро-Рико — вновь разнеслось по свету.

Некогда ее судьба была неразрывно связана с судьбами испанского трона.

Теперь богатства из этой горы выкачивают другие, но тоже далекие страны. А боливийским индейцам, численность которых составляет 85 процентов всего населения этой страны, живется в настоящее время хуже, чем до прихода Хуана-де-Вильяроэля.

Решето с тремя тысячами бокаминас

— Хорошо, джентльмены, как только нам принесут карбидные лампы, можно будет начать.

Горный инженер, по национальности американец, шеф производства на руднике Паилавири, отвернул воротник своей кожаной куртки. Мы стояли у входа в один из крупнейших и самых богатых рудников в Потоси, расположенный на высоте 4400 метров над уровнем моря. Двухэтажное административное здание; узкоколейка, ведущая к перевалочной станции, откуда руда по канатной дороге переносится в долину, в Инхенио Веларде, где она концентрируется до отправки в порт; умывальные комнаты для экскурсантов и служащих; пункт выдачи шахтерских ламп, инструментальный склад и небольшая механическая мастерская с кузницей.

Вся эта кучка построек ютится на маленькой площадке в крутом склоне горы Потоси. Тем не менее это самый крупный и лучше всех оборудованный рудник, центр добычи. Сотни же остальных рудников кажутся искусно замаскированными от угрозы воздушных налетов. Нигде не видно ни вышек подъемников, ни рудничных узкоколеек, ни раздевалок, ни складов, ни вспомогательных сооружений. Лишь кое-где к склону горы жмутся деревянные хибарки, теряющиеся в серо-желтых лавинах отвальной породы.

— Господин инженер, а как обстоит дело с добычей серебра? Ведь в свое время оно было главным потосийским сокровищем.

— Вы правы — было, но уже давно перестало им быть. Мы, впрочем, продолжаем добывать и серебро и свинец, но теперь это лишь побочная продукция при разработке олова.

— А это олово было найдено только в серебряных рудниках?

— Не совсем так. Собственно говоря, добычу олова тут можно было бы вести повсюду в радиусе трех километров вокруг города. Тут нет ни клочка земли без олова. Даже в самом захудалом камне и то можно обнаружить два процента. Но два килограмма олова из кубического метра породы нас отнюдь не устраивают.

— Значит, та руда, что похуже, лежит здесь просто так, без всякой пользы?

— Почти круглый год. Но после сильных дождей индейцы, которые либо не желают, либо уже не в состоянии работать на рудниках, отправляются к руслам бывших рек. Там они намывают из наносов более тяжелую, уже достаточно обогащенную оловянную руду и продают ее правлению рудников.

— Судя по всему, руда здесь должна быть действительно очень богатая. Сколько же в ней чистого металла?

— Ответить на это не так-то просто. Разрешите на минутку ваш блокнот!

Инженер Бревер набросал схему, напоминающую ветвистое дерево с коротким стволом.

— Итак, вот вам общая картина разработок в горе Потоси. В шести главных ветвях высверлено шесть больших шахт. В самом низу залегает шестипроцентная руда. Более глубокие зонды, все, как один, показывают пустую породу.

А здесь, в верхних слоях, у вершины горы, содержание чистого металла в руде достигает шестидесяти процентов. Вы, конечно, уже заметили, что ночью гора похожа на зажженную новогоднюю елку. Каждый огонек обозначает вход в штольню, но не каждая штольня обозначена огоньком. Там, наверху, на самых маленьких рудниках, у индейцев нет ламп, то есть, говоря точнее, у них нет денег на лампы.

— Сколько здесь всего этих штолен?

— Более трех тысяч. По-испански они называются бокаминас.

— Три тысячи! Как же это должно выглядеть внутри? И вы не боитесь, что это решето вдруг рухнет на вас?

— Я бы не стал утверждать, что не боимся. Иногда это случается. Впрочем, вам же хотелось увидеть все своими глазами. Вот лампы, огниво возле горелок. Осторожно, не прожгите себе брюки! Вот так! А теперь можно идти.

В узкой скважине штольни Бревер еще раз обернулся к нам:

— Смотрите не заденьте верхнюю проводку! Провода у нас тут не изолированы!

Мигающие огоньки карбидных ламп то и дело освещали наполовину засыпанные входы в заброшенные штольни. За нашей спиной угасали последние лучи дневного света. Мы вступили в подземное царство легендарной горы Потоси, пополнявшей в течение трех столетий денежные сундуки монархов, которые никогда и в глаза не видели ее.

«Чем больше они работают, тем больше у них воздуха»

Вдали замелькали блуждающие огоньки шахтерских лампочек. Через несколько минут мы были на месте.

Полуголые рабочие жуют коку, перекатывая ее во рту от одной щеки к другой; в результате многолетнего употребления этой жвачки, содержащей кокаин, кожа их щек сделалась дряблой и отвисла. Инженер Бревер пытается заговорить с рабочими на мучительном для него испанском языке, но разговор не вяжется; инженер встречает лишь ледяные взгляды да мокрые от пота спины горняков. Нерешительно потоптавшись на месте, он поворачивается и ведет нас дальше. Индейцы следят за нами с каменным выражением лица, их взгляды мы чувствуем у себя на спине. Инженер, видимо, не считает нужным объяснить нам причину этого.

Наконец, мы останавливаемся у подъемного ствола шахты, из которого только что вынырнула железная клеть.

— Господин инженер, на какой глубине ведется здесь добыча?

— Под нами сейчас десять ярусов, метров по тридцати каждый. Давайте спустимся ненадолго в самый низ. Только берегите головы! И держитесь поближе к середине: в клети нет задней стены!

Мы облегченно вздохнули, вновь почувствовав под ногами твердую почву. На каждом шагу мы видели всю убогость техники безопасности. В лабиринте штолен, где мы проходили позднее, было еще хуже. Старые, ненадежные деревянные крепления, трещины в стенах, голые электрические провода на низких потолках, вынуждавших нас идти подчас согнувшись, и воздух, который становился все хуже и хуже по мере того, как мы удалялись от ствола. Большинство штолен не вентилировалось, и в воздухе, наполовину отравленном человеческим дыханием, на высоте 4400 метров над уровнем моря и без того бедном кислородом, не чувствовалось почти никакого движения.