Параллели - Герберт Циргибель

Наша машина спустилась еще ниже. Солнце уже клонилось к горизонту, тени стали длиннее. Необходимо отыскать Деменса до наступления темноты, ведь привлекать внимание аутогонов светом прожектора было бы неразумно и опасно. Под нами, увеличиваясь в размерах, проплывала плоская вершина скалы с отвесно падающими стенками. Мы уже не раз летали над этим местом, но не так низко. Вдруг мы увидели человека, возбужденно подававшего нам какие-то знаки. Это мог быть только Деменс. На вершине хватало места для посадки. Когда мы сели, Деменс, шатаясь, направился к гравиплану. Он никогда не был представительным мужчиной, но сейчас походил на опустившегося, изможденного старика. Выцветшие спутанные волосы свисали на заострившееся лицо, изорванный грязный костюм но цвету почти не отличался от известняка. Под распахнутой рубашкой была видна натянувшаяся на ребрах загорелая кожа. Неизменным оставался только фанатический блеск его глаз, чуть померкший в тот момент, когда он увидел меня, своего старого противника. Он не приветствовал нас как спасителей словами радости и благодарности, чего следовало бы ожидать в его положении, а воскликнул торжествующе:

— Эксперимент удался, Гуман!

— Мне тоже так показалось, — ответил я сдержанно. — Где вы, собственно, обитаете?

Он кивнул на плоскую выемку в скале. Там из нескольких слоев жесткого хвороста была устроено ложе, над которым возвышался навес от солнца, сооруженный из брезента и колючих веток.

— Да, мой милый, все прошло именно так, как я предусмотрел. Я расскажу вам о ходе эксперимента с самого начала. Но прежде один вопрос: нет ли у вас случайно чего-нибудь съестного?

Я пригласил его в кабину и стал угощать всем, чем была богата наша бортовая кухня. Он проглатывал это, забыв о необходимости пережевывать пищу. Я терпеливо ждал.

— Когда вы в последний раз ели что-нибудь существенное, Деменс?

— Восемь дней назад. — Он вытер губы тыльной стороной ладони. — А потом только кору эвкалиптов. Знаете, это надолго отбивает аппетит. К счастью, у меня еще было немного питьевой воды.

— А чем бы закончился для вас этот грандиозный эксперимент, если бы мы не прилетели?

Глаза Деменса заметали искры.

— Вы опять хотите спорить? Это нечестная игра. В настоящее время я не в наилучшей форме.

Я отчетливо видел, что его хладнокровие было деланным, что его обуял страх, буквально панический ужас.

— Оставим эту комедию, Деменс, — сказал я. — Состояние ваших дел у всех на виду.

Профессор отодвинул в сторону остатки еды.

— А что? Я доволен.

— Довольны, что доказали неизбежность гибели как Илифоруса Деменса в частности, так и гомо сапиенс в целом?

— Да, если хотите Мои аутогоны нанесли мне полное поражение. Если бы вас сейчас здесь не было, у меня оставалась бы альтернатива умереть от голода на этой скале или до скончания века подчиниться аутогонам. И если они схватят ваш чудесный гравиплан, вы окажетесь в той же ловушке, что и я.

— Непонятно. Видимо, налицо какая-то ошибка в контактах.

— «В контактах»! — Деменс язвительно засмеялся. — Вы рассуждаете как дилетант, Гуман. Тут цепная реакция, которая, будучи однажды высвобожденной, уже не поддается сдерживанию.

— Сколько аутогонов в вашей резервации?

— Около сорока.

— Вам бы полагалось знать точное количество.

— Я потерял контроль. Они репродуцируются невероятно быстро. Это уже их второе поколение.

— Когда же? Ведь вы только полгода в Деменсии…

— Однако это так. Я пришел с тридцатью сервоавтоматами и с их помощью построил лабораторию.

— Те развалины?

— Сейчас все разнесено вдребезги, вы правы. Поблизости от нее был устроен склад. Я доставил туда много сырья, отдельных узлов и заготовок. Большие запасы материала находились наготове за океаном. Я еще не знал, когда и буду ли вообще использовать эти резервы. Мой план был гибким, рассчитанным на разные неожиданности.

— А почему вы избрали именно эту местность?

— О, это совсем не просто — отыскать клочок земли, уединенный настолько, насколько мне было необходимо. Этот горный хребет больше всего соответствовал моим требованиям. Он окружен скрэбом, побег через который по меньшей мере затруднен. Кроме того, как вы знаете, кибер охотнее подымается в гору, нежели спускается с нее. И наконец, море находится отсюда достаточно далеко. Мои аутогоны способны жить и в воде. Большое преимущество, но, если они улизнут под воду, их уже ни один дьявол не поймает.

Я, не теряя времени, принялся за работу, и через неделю первый аутогон был готов. Цилиндровый тип из полисилита. Отличный материал, выдерживает разницу температур в четыреста градусов. Очень вам рекомендую. Механизм аккумуляции — накопитель опыта — занимает верхнюю треть цилиндра Все это я рассчитал еще дома. Емкость двадцать миллиардов бит!

— Но это количество единиц информации соответствует разве что знаниям семнадцатилетнего юноши…

— Мой дорогой Гуман, аккумулятивный механизм у человека…

— Память!

— Что? Ах, да. Человеческая память сама по себе сконструирована очень хорошо. Но функциональная способность — увы! Уверяю вас, трехступенчатый искусственный мозг в продолжительном режиме работы много надежнее. В нем ничего не забывается. Все, что важно, остается. Во всяком случае я был очень горд своим аутогоном. Антей — так я его назвал — действовал безупречно. В первые дни он изучал окрестности и накапливал опыт. Особый интерес аутогон проявил ко мне и к моей работе. Часами Антей стоял в лаборатории и смотрел, как я монтирую аутогонов. Однажды он пришел и спросил, зачем у меня ноги. Он-то их не имел, а передвигался, или, лучше сказать, плыл, по АГБ-принципу. Антигравитационный баланс, по-моему, — идеальный способ передвижения для механизмов цилиндровой конструкции. Я попытался объяснить Антею, что человеческие ноги всего-навсего грубая погрешность природы. Я демонстрировал ему, как неуклюжа, прямо-таки беспомощна наша походка, доказывал, что при ходьбе мы только переваливаемся с ноги на ногу, и если теряем какую-нибудь из них, то остаемся на всю жизнь калеками. Однако мне не удалось его убедить. Напротив, он стал дерзить, обозвал меня ограниченным и даже халтурщиком. Тогда я запретил ему переступать порог лаборатории. Последствия этого неосмотрительного с моей стороны решения проявились очень скоро.

Помимо производства аутогонов, я занимался изучением взаимоотношений между Антеем и его сородичами. К тому времени в Деменсии их было уже тридцать. Аутогоны могли вообразить, что я перегружен и не в состоянии уделить достаточно внимания каждому своему созданию. Разумеется, я не опекал их и не подчинял своей воле. Только при полной свободе и самостоятельности аутогонов мой эксперимент имел смысл. Антей проявил себя разумнейшим из всех. Это тоже вполне объяснимо. Он был старше и поэтому собрал больше опыта. Процесс обучения занимал его и остальных аутогонов еще целиком и полностью. Они едва ли обращали внимание друг на друга, но подвергались самосовершенствованию. С нетерпением ждал я момента, когда аутогоны достигнут первой стадии зрелости. Это произошло очень быстро и в то же время неожиданно для меня. Однажды утром я обнаружил, что из кладовой исчез мешок полисилита. Гонимый дурными предчувствиями, я поспешил в лабораторию и застал там Антея. Он размонтировал себе нижнюю часть и приделал две самостоятельно сконструированные ноги. Это показалось мне возмутительным. Я так хорошо его задумал, дал ему наилучшую из всех имеющихся систем передвижения, а он — на тебе — из чистого обезьянничанья приделывает себе две дурацких ноги! Признаюсь честно, я засомневался в правильности моей теории. Смогут ли аутогоны стать новыми приматами на Земле, если они берут за образец человека? Или я плохо продумал их конструкцию?