Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений - Александр Тарасов

К началу 1997 г. стихийно сложилась такая ситуация, при которой, вопреки Уставу ОПОР, руководящий орган в лице Совета представителей полностью исчез, а функции руководства ОПОР стал осуществлять технический орган Совета представителей — Исполком из трех человек. Совет представителей оказался нежизнеспособным органом ввиду нараставшей апатии членов ОПОР, их географической оторванности друг от друга, ухудшения финансового положения организации и нарастания бюрократизма в Совете представителей. Активисты ОПОР надеялись, что сосредоточение руководящих функций в руках Исполкома даст возможность если не вывести ОПОР из состояния стагнации, то хотя бы добиться того, чтобы организация могла быстро и оперативно, избегая длительных бюрократических процедур, реагировать на происходящие в стране события.

Разные направления леворадикалов в СССР/России пребывали в разном положении относительно доступности теоретических источников, полноты и целостности своей идеологической базы, а следовательно, и идеологической грамотности как лидеров, так и рядовых членов.

Легче всего было «пролетаристам» из ОПОР. В первую очередь они нуждались в классической марксистской литературе, недостатка в которой не было и доступ к которой не был затруднен. Естественно, будущие лидеры ОПОР (еще во времена существования «Группы продленного дня» — Союза коммунистов) имели возможность основательно проштудировать работы К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина. Интересовавшие их теоретические установки анархо-синдикалистов и «рабочей оппозиции» легко реконструировались по изданиям 20–30-х гг., находившимся в крупнейших библиотеках в открытом доступе, взгляды А. Г. Шляпникова элементарно выяснялись из партийной периодики 20-х гг.

Со временем ОПОР вступил в прямой контакт с анархо-синдикалистами и троцкистами. Таким образом был удовлетворен специфический интерес к троцкистской литературе. Троцкисты и неомарксисты публиковались в изданиях ОПОР,[199] что дало возможность «пролетаристам» подвергнуть троцкистские доктрины серьезной и подробной критике.[200] В 1996 г. стало очевидным, что теоретики ОПОР расширили свой идеологический багаж не только за счет предтечи «новых левых» Дьёрдя Лукача, но и за счет «отца немецкого экзистенциализма» Мартина Хайдеггера.[201]

Формально в очень близком к «пролетаристам» положении находились и анархисты. Лидеры «Общины», а затем КАС, будучи студентами исторического факультета, имели беспрепятственный доступ к анархистской классике. Однако быстро обнаружилась скудость идеологической базы «Общины» — КАС, во всяком случае, на первом этапе существования организации. Теоретическая работа оказалась возложенной на плечи почти исключительно двух человек — А. Исаева и А. Шубина, причем А. Шубин очень рано сосредоточился на истории махновского движения и частных проблемах теории (федерализм, принцип «делегирования»), а А. Исаев в одиночку, естественно, не мог объять необъятное. Устные и письменные выступления А. Исаева конца 80-х — самого начала 90-х гг. свидетельствуют о хорошем знакомстве с работами М. А. Бакунина (в основном по публикациям 10–20-х гг.)[202] и с отечественной литературой по Бакунину (включая работы советского периода). К П. А. Кропоткину лидеры и идеологи «Общины» и КАС относились с почти нескрываемой неприязнью.[203] Дело дошло до того, что в составленной Петром Рябовым и Игорем Уткиным для агитационнообразовательных целей КАС машинописной «популярной хрестоматии» «Государственность и анархия» в разделе «Анархия» тексты П. А. Кропоткина вообще отсутствовали. Нельзя достоверно сказать, насколько хорошо был изучен П.-Ж. Прудон (впечатление такое, что взгляды Прудона А. Исаевым излагались по книге М. А. Бакунина и Д. Гильома «Анархия по Прудону»; впрочем, П. Рябов был знаком и с книгой П.-Ж. Прудона «Французская демократия»[204]). Макс Штирнер, похоже, также был известен в основном по книгам Д. Маккея (Маккая) и М. Курчинского[205] (с добавлением главы «Святой Макс» из «Немецкой идеологии» К. Маркса и Ф. Энгельса).

В целом же теоретическая база «Общины» и ранней КАС поражала редкой для анархистов узостью. Лидеры КАС, безусловно, были знакомы с работами Элизе Реклю, Макса Неттлау и Джемса Гильома, но общие представления об анархизме черпали, судя по всему, из книги П. Эльцбахера[206] и советских источников, в первую очередь, работ Ю. М. Стеклова.[207] За пределами активного изучения и использования оставался не только, например, первый анархистский классик Вильям Годвин (судя по программной статье лидеров КАС «В поисках социальной гармонии»[208]), но и богатый набор идей русских анархистов начала века (анархистов-кооператоров, анархо-индивидуалистов, анархо-синдикалистов, анархистов-федералистов, панархистов, анархистов-биокосмистов и т. д.). Единственным исключением был введенный А. Исаевым в активный оборот в пропаганде «Общины» и КАС в 1988–1989 гг. Яков Новомирский.[209]

Статья А. Исаева «Второй призыв», посвященная анархистам начала века (с изложением которой он выступал и устно[210]), поражает в целом нехарактерными для Исаева поспешностью, неполнотой и халтурностью, написана по вторичным источникам и содержит массу ошибок. Достаточно сказать, что не только взгляды Я.-В. К. Махайского (А. Вольского) в статье излагаются по чужим работам, но и сам Махайский упорно именуется Махаевым.[211]

Недостаточное знание собственно анархистских источников естественным образом принуждало лидеров и идеологов КАС прибегать к «чуждым», то есть неанархистским источникам. Помимо народников (особенно П. Л. Лаврова), которые изначально пользовались большим авторитетом в кругах «Общины», интенсивно привлекались тексты марксистов всех направлений: начиная с Маркса и Троцкого и кончая лидерами западной социал-демократии Отто Бауэром и Карлом Каутским,[212] а также тексты эсеров, в первую очередь В. М. Чернова.[213]

В «хрестоматии» «Государственность и анархия», помимо В. М. Чернова, в качестве «теоретика анархизма» присутствует Махатма Ганди,[214] а значительная часть анархистского теоретического наследия просто заменена статьями А. Исаева и А. Шубина, публиковавшимися ранее в «Общине».[215] Интересно, что С. Г. Нечаев и П. Н. Ткачев были записаны в «хрестоматии» в число безусловных врагов анархии, причем «Катехизис революционера» воспроизводился не по публикации А. А. Шилова 1924 г., а по работе К. Маркса и Ф. Энгельса «Альянс социалистической демократии и Международное товарищество рабочих».[216]

Удивительным образом Конфедерация анархо-синдикалистов игнорировала собственно анархо-синдикалистскую литературу, существовавшую на русском языке: книги Ж. Сореля, Г. Лагарделя, Э. Пуже, X. Маурина и др.

Расширение теоретического багажа КАС происходило медленно и осторожно. Первый текст видного анархо-синдикалиста Г. П. Максимова был напечатан в «Общине» только в мае 1989 г.,[217] а анархистскую «классику» — работы Бенджамина Р. Таккера лидеры КАС «привлекли» к пропаганде лишь в сентябре 1989 г.,[218] несмотря на доступность источника.[219]

В 1990 г. анархистский пантеон КАС был расширен за счет Алексея Борового, но, впрочем, и здесь было отдано предпочтение изложению взглядов Борового и рассказу о нем, а не самим его текстам.[220] Едва ли можно считать, что на взгляды рядовых касовцев как-то повлиял Лев Толстой, которому почти не уделялось внимания.[221]

Долгое время идеологический багаж КАС состоял из своеобразно препарированного бакунизма, от которого сразу следовал скачок к Н. И. Махно — причем не столько к идеям Махно, сколько к рассказам о его военно-политической практике. Вообще, историческое образование лидеров КАС сильно сказывалось на их теоретической деятельности: история анархизма была для них интереснее философии анархизма.

Интенсивное расширение идеологического багажа КАС началось с возникновения в КАС «молодежной оппозиции», Беспартшколы и их рупора — журнала «Великий Отказ». Под влиянием Д. Костенко журнал и Беспартшкола превратились в «идеологическую червоточину» КАС, поскольку сразу же стали демонстративно ориентироваться не на анархистскую классику XIX в., а на идеологический багаж «новых левых» середины и второй половины XX в. Само название журнала было взято у Г. Маркузе, в качестве девиза был выбран лозунг «парижских бунтарей» 1968 г. — «Будьте реалистами, требуйте невозможного!».

В редакционной статье в первом номере журнал открыто объявил себя пропагандистом теорий и практического опыта «новых левых» и провозгласил своими целями «плюралистическую контркультуру», «экологическо-гуманистические ценности» взамен «старой нетерпимой потребительской морали», «свободную любовь и сексуальную революцию», «пацифизм и нерепрессивное сознание», «сит-ины и футуристический стёб» взамен традиционных форм политики, «создание своего сленга», «критические университеты и идеи студенческого синдикализма», «ренессанс коммун».[222]