Илон Маск: Tesla, SpaceX и дорога в будущее - Эшли Вэнс

Потом они несколько раз съездили в Мохаве и другие места, в том числе на тестовый полигон авиабазы «Эдвардс» и на еще один, в Миссисипи. Во время «ракетного тура» по стране инженеры SpaceX наткнулись на полигон площадью 300 акров (около 120 гектаров) у маленького города Макгрегор почти в центре Техаса. Им очень понравилось это место, и они уговорили Маска его купить. В далеком прошлом здесь испытывал ракеты военно-морской флот, а затем — Эндрю Бил, пока его аэрокосмическая компания не развалилась. «Когда Бил понял, что для создания ракеты, способной запускать на орбиту достаточно большие спутники, понадобится 300 млн долларов, он свернул лавочку и оставил много полезных для SpaceX объектов инфраструктуры, включая бетонный треножник высотой с трехэтажныи дом, с ногами, толстыми как ствол секвойи», — пишет журналист Майкл Бельфьоре в книге «Ракетчики» («Rocketeers»), посвященной истории нескольких частных аэрокосмических компаний.

Среди молодых инженеров, которые спешно переехали в Техас и начали готовить полигон для нужд SpaceX, оказался Джереми Холлман. Он был воплощением идеального новобранца по критериям Маска — получил диплом авиакосмического инженера в университете науки и техники штата Айова и продолжил образование в университете Южной Калифорнии, где стал магистром. Потом он пару лет пробыл ин-женером-испытателем в Boeing, занимаясь реактивными двигателями, ракетами и космическими летательными аппаратами.

После Boeing он разочаровался в гигантах индустрии. В первый его рабочий день завершилось слияние Boeing с McDonnell Douglas. Получившаяся организация-мастодонт устроила пикник, чтобы повысить трудовой энтузиазм сотрудников, но в итоге провалила и эту простую задачу. «Один директор департамента произнес речь о том, что мы теперь одна компания с общими целями, а потом добавил, что эта компания ограничена в средствах, — вспоминал Холлман. — И попросил всех ограничиться одним куском курицы». Дальше ситуация не улучшилась. Любой проект в Boeing оказывался слишком крупным, громоздким и дорогостоящим. И когда появился Маск с обещаниями радикальных перемен, Холлман вцепился в эту возможность. «Я подумал, что такой шанс нельзя упускать», — сказал он. В свои 23 года Холлман был холост и готов отказаться от всякого подобия личной жизни в пользу непрерывной работы на SpaceX. Он стал заместителем Мюллера.

Мюллер создал трехмерные модели двух двигателей, которые собирался построить. Merlin должен был оторвать первую ступень Falcon 1 от земли, а более компактный Kestrel — обеспечивать полет верхней второй ступени в космосе. Холлман с Мюллером вместе решили, какие компоненты двигателей SpaceX стоит построить на собственном заводе, а какие — постараться купить. Для второй цели Холлману пришлось объехать кучу машиностроительных предприятий, узнавая условия и сроки поставки оборудования. Довольно часто машиностроители говорили Холлману, что график SpaceX — сущее безумие. Другие были более сговорчивыми и соглашались адаптировать существующую продукцию для потребностей SpaceX или сделать ее с нуля. Также Холлман убедился в огромной пользе творческого подхода. Например, он выяснил, что, если поменять уплотнение в существующих клапанах для автомоек, их можно будет использовать с ракетным топливом.

Когда первый двигатель SpaceX был собран на калифорнийском заводе, Холлман погрузил его и массу другого оборудования общим весом около 4 тыс. фунтов (около 1800 кг) в прицеп, арендованный у U-Haul, прицепил его к белому «Хаммеру» и отвез все это по федеральной трассе номер 10 из Лос-Анджелеса в Техас, на испытательный полигон. По прибытии двигателя на место началось одно из самых грандиозных испытаний на сотрудничество и взаимопонимание в истории SpaceX. В компании гремучих змей и жалящих огненных муравьев, под палящим солнцем и в полной изоляции, группа под руководством Баззы и Мюллера подвергла двигатель подробнейшему изучению. По-

стоянно происходили взрывы, которые вежливо называли «быстрой незапланированной дезинтеграцией». Эта тяжелая, напряженная работа должна была показать, сможет ли команда инженеров тягаться в профессионализме и упорстве с целыми государствами. Сотрудники SpaceX достойно «окрестили» это место — распили бутылку коньяка Remy Martin за 1200 долларов из бумажных стаканчиков и успешно прошли тест на алкоголь, когда ехали на «Хаммере» обратно. С тех пор дорогу из Калифорнии на испытательный полигон стали называть «в Техас на скотовозе». Инженеры работали по десять дней подряд, возвращались в Калифорнию на выходные, а потом ехали назад. Чтобы облегчить эти путешествия, Маск иногда одалживал свой личный самолет. «В нем помещалось шестеро, — рассказал Мюллер. — Ну, или семеро, если один сидел в туалете, как оно почти всегда и было».

Хотя ВМС и Бил оставили на полигоне кое-какое испытательное оборудование, SpaceX пришлось многое переделывать. Одним из самых крупных сооружении был горизонтальный тестовый стенд примерно 30 футов (9 м) в длину и по 15 футов (4,5 м) — в ширину и высоту. Другой дополнительный стенд, вертикальный, имел высоту в два этажа. Когда двигатель требовалось запустить, его закрепляли на одном из стендов, предварительно снабдив датчиками для сбора данных, и следили за ним с нескольких камер. Инженеры укрывались в бункер, защищенный с одной стороны земляным валом. Если что-то шло не так, они смотрели записи с веб-камер или осторожно поднимали крышку люка и прислушивались. Местные жители редко жаловались на шум, а вот коровы реагировали. «У них от природы есть защитный механизм — собираться вместе и бегать по кругу, — говорит Холлман. — При каждом запуске они разбегались в стороны, а потом объединялись в этот круг, закрывая телят в середине. Мы поставили отдельную камеру, чтобы наблюдать за коровами».

И Kestrel, и Merlin вызвали у конструкторов немало трудностей, поэтому ими занимались по очереди. «Мы запускали Merlin, пока у нас не кончалось оборудование или пока не происходила неудача, — вспоминал Мюллер. — Тогда мы запускали Kestrel, так что работы всегда хватало». Месяцами инженеры SpaceX приезжали на полигон к восьми утра и работали с двигателями по 12 часов, а потом ехали ужинать в сетевой стейк-хаус Outback. У Мюллера был особый талант — просматривая данные о запусках, находить момент, когда двигатель слишком перегревался, охлаждался или делал еще что-нибудь не так. Тогда Мюллер звонил в Калифорнию, требовал переделать определенные детали двигателя и прислать их ему в Техас. Нередко детали переделывались прямо на месте, на фрезерных и токарных станках, привезенных Мюллером. «Kestrel поначалу был кошмарен, но мы улучшили его показатели с ужасных до отличных благодаря штукам, которые купили в Интернете или собрали в мастерской. Это один из моих главных поводов для гордости», — сказал Мюллер. Некоторые члены техасской команды отточили свои навыки до того, что могли построить достойный испытаний двигатель за три дня. От тех же людей требовалось хорошо разбираться в программировании. Они могли целую ночь не спать, делая турбонасос для двигателя, а на следующую ночь усаживались за переделку контрольных программ для двигателя. Холлман занимался этим постоянно, и в обоих случаях был звездным игроком. Однако он оказался не единственным в команде молодых и находчивых инженеров, кто переходил от одной дисциплины к другой по необходимости или от жажды приключений. «Невероятное ощущение, — сказал Холлман. — Тебе всего 24 или 25, а тут такое доверие. Это очень вдохновляло».

Чтобы запустить ракету в космос, двигатель Merlin должен был проработать 180 секунд. В начале техасских испытаний такая длительность казалась совершенно недостижимой: аппарат глох спустя полсекунды. Порой Merlin слишком сильно вибрировал во время испытаний. Порой он плохо реагировал на новый материал. Порой трескался и требовал масштабной доработки деталей, например замены алюминиевого коллектора на сделанный из инконеля — экзотического сплава, приспособленного для экстремальных температур. Как-то раз топливный клапан не открылся как положено, в итоге взорвался весь двигатель. В результате другого неудачного испытания сгорел весь стенд. Обычно задача позвонить Маску и пересказать превратности дня выпадала Баззе или Мюллеру. «Илон был весьма терпелив, — рассказал Мюллер. — Помню, как-то раз у нас проходили испытания на двух стендах сразу, и оба аппарата взорвались. Я сказал Илону, что можно попробовать еще один двигатель, но был до крайности расстроен, а еще устал и разозлился, поэтому разговаривал довольно грубо. Я выдал: „Можно поджечь еще одну хреновину. Но я сегодня и так взорвал до фига этого дерьма". Он ответил: „Ладно, хорошо, ничего страшного. Главное, успокойся. Завтра попробуем еще"». Потом коллеги из Эль-Сегун-до рассказали, что Маск чуть не расплакался, когда услышал в голосе Мюллера столько огорчения и муки.

Чего Маск не терпел, так это отговорок или отсутствия четкого плана действий. Холлман оказался одним из многих сотрудников, которые поняли это после фирменного допроса с пристрастием. «Самым неприятным был первый случай, — вспоминал Холлман. — Что-то пошло не так, Илон спросил меня, сколько времени уйдет на устранение неполадок, а мне нечего было ответить. Он сказал: „Это надо знать. Это важно для компании. На этом держится абсолютно все. Почему у тебя нет ответа?" Он продолжал атаковать меня конкретными, прямыми вопросами. Я думал, надо было скорее сообщить о случившемся, но понял, что гораздо важнее сначала собрать всю информацию».