Парижская тайна, или Истина в вине - Наталья Андреева

– Сначала надо выиграть судебный процесс, – намекнул Сивко. – Доказательств-то нет. Я ж говорю: договоримся по-хорошему и разойдемся.

– Договоримся! – согласился Воронов. – Пожалуйста, вам слово. Ну, кто из вас? Говорите!

– А меж тем уже темно, – заметила, бросив взгляд в окно, Елизавета Петровна.

– Что ты хочешь? Ноябрь! – пожал плечами Федор Иванович.

И возникла пауза, черная и сырая, как ноябрьская ночь. И короткий вздох Ники. Она бы сказала, только не знает, что.

– Если ничего интересного больше не ожидается, то мы, пожалуй, пойдем. – Таранов поднялся с дивана, потянув за руку Нику.

– Извините, моя дочь никуда не пойдет, – тихо, но твердо сказал Зигмунд.

– Папа!

– По-моему, мы с тобой обо всем договорились.

Ника нехотя высвободила свою руку.

– Я не понял: о чем вы договорились? – спросил Таранов.

– Мы договорились, что моя дочь не будет надоедать гостям.

– Полный порядок, – заверил Таранов. – Она мне не надоедает.

– Я хотел бы поговорить с девушкой, – вмешался Дмитрий Александрович, и Зигмунд посмотрел на хозяина с благодарностью. – В конце концов, это мой дом. И я веду расследование. Нику сюда никто не звал, выпроводить ее отсюда до завершения расследования я не могу, но и позволить свободно ходить по дому не могу тоже.

– Я за нее отвечаю! – усмехнулся Таранов. – Можешь запереть ее в моей спальне. Тем более она не против.

– Она против, – ответил за дочь Зигмунд.

– Да что, черт возьми, происходит?!

– Ваня, остынь, – бросила из угла Елизавета Петровна. – Тебе же сказали: ее хотят допросить.

– Ну, она-то уж точно ничего не видела и не слышала!

– Ты-то откуда знаешь?

– Да, в конце концов… Вашу мать! Я вам кто?!!

– Иван, успокойся.

– Так. Все. Достали вы меня. Если что, я у себя.

– А если что?

Таранов выругался и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

– Хе-хе, – проскрипел Сивко.

– Ника, пойдем, – позвал девушку Воронов.

– Можешь допросить ее здесь. Мы не станем подслушивать, – пообещала Елизавета Петровна.

– Зато девушка будет стесняться. Идем, Ника.

– Иди, – велел дочери Зигмунд. И та послушалась.

Когда Воронов вместе с Никой вышли, Елизавета Петровна в полной тишине спросила:

– Ну и что все это значит? Мишель?

– Телефон. – Он указал взглядом на стоящий на столе аппарат.

– Что?

– Надо позвонить.

– Куда позвонить?

– В полицию!

Все посмотрели на Зигмунда. Тот затряс головой:

– Нет, нет! Дмитрий Александрович не велел!

– Не будь идиотом, – резко сказала Елизавета Петровна и бросилась к аппарату, пробормотав: – Как неосмотрительно с его стороны… Черт!

– Что такое?

– Не работает! – Она стиснула в руке трубку.

– Как так? А ну, дай! – подскочил к ней Федор Иванович. Схватил трубку и поднес к уху, после чего выругался.

– Ха-ха! – рассмеялась Елизавета Петровна. – Я опять его недооценила! Стал бы он оставлять на столе исправный аппарат! Что, Мишель? Теперь понял, кто такой Воронов?

– Но почему Дмитрий Александрович так боится полиции? – спросил он.

– Скорее, не доверяет, – сквозь зубы сказал Сивко.

– Но почему?

– О! Это длинная история… – протянула Елизавета Петровна. – Впрочем, времени у нас полно. До завтрашнего дня нам только и остается, что пить вино и сплетничать. И ждать. Ну что ж, давайте посплетничаем! О хозяине этого замка. Начну я. – И она, удобно расположившись в кресле, начала свой рассказ: – Ты уже знаешь, Мишель, что год назад умерла его жена.

– Да, знаю, – кивнул он. – Но подробностей добиться ни от кого не могу. А сам Воронов только хмурится и молчит.

– Ему больно об этом вспоминать, – вздохнула Елизавета Петровна. – И в самом деле: такая трагедия!

– Да ладно тебе сокрушаться, – усмехнулся Сивко. – Ты-то обрадовалась.

– Перестань! Мы с Машей были подругами! Наши родители жили в одном дворе, в одном из тихих московских переулков. Мы ходили в одну школу, Маша, правда, была на пять лет моложе, но со временем разница в возрасте сглаживается. Мне даже стало казаться, что мы ровесницы. Мы играли в детстве на одной детской площадке, потом ходили по вечерам в один и тот же кинотеатр, в одно и то же кафе. Это я познакомила ее с Вороновым. Мы с Димой вместе учились. Никогда бы не подумала, что он на ней женится! Красавец, умница, завидный жених! А она… Серая мышка. Тихая, застенчивая, некрасивая. Но не прошло и года, как он сделал ей предложение. Я была поражена. Как и все. Э, да что теперь вспоминать, – махнула рукой Елизавета Петровна. – В общем, Миша, ее убили.

– Убили?!

– Дело было так, – коротко вздохнула рассказчица. – В конце октября прошлого года мы встретились на винном аукционе в Париже. Члены нашего клуба. Париж распродавал коллекцию вин Жака Ширака. Пять тысяч бутылок. А на следующий день Воронов собирался отмечать день рождения любимой жены. Ей бы стукнуло сорок. Какая была любовь! – усмехнулась Елизавета Петровна. – Гостей Дмитрий не звал, они собирались уехать сюда, в почти достроенный особняк, и побыть вдвоем. К их приезду как раз закончили отделку каминного зала. В честь такого праздника на парижском аукционе Воронов разошелся. Скупил чуть ли не полколлекции, а главное… – Она осеклась.

– А главное? – подался вперед Михаил.

– Да так. Пустяки. В общем, он загрузился вином и полетел к любимой жене. А на следующий день уехал сюда, в замок, подготовить все к ее прибытию. Усыпать спальню лепестками роз, зажечь повсюду свечи, распорядиться насчет ужина.

– Моя жена должна была его приготовить, – тихо сказал Зигмунд, внимательно прислушивающийся к разговору. – Мы только-только начали работать в доме у Дмитрия Александровича.

– Во время его отсутствия все и случилось, – продолжила рассказ Елизавета Петровна. – Маше зачем-то понадобилось выйти из дома. Вроде бы ей кто-то позвонил. Она выскочила, но забыла на столе мобильный телефон. А она все время ждала его звонка. Они же с Димой жить друг без друга не могли. Звонили по поводу и без сто раз на дню. Вскоре Маша спохватилась и побежала домой за телефоном. А в это время в квартиру наведались грабители.

– Разве квартира была не на сигнализации? – удивился он.

– Конечно же, на сигнализации! Под охраной! Еще бы! Столько ценностей! Полиция приехала через тринадцать минут. Но этого хватило. Маша появилась некстати, они только-только начали обшаривать квартиру. Один из грабителей достал пистолет и выстрелил в нее. Она лежала в прихожей, истекая кровью, когда приехала полиция. Тут же вызвали «Скорую», но по дороге в больницу Маша скончалась. Воронов, который не мог до нее дозвониться, к вечеру примчался в Москву и узнал о смерти жены. Вместо юбилея – похороны. От горя он просто помешался.

– Но как же так? – пробормотал Михаил. – Квартира на сигнализации, подъезд наверняка под наблюдением. Как же они решились?

– Миша, если профессионалы что-то хотят украсть, не помогут никакие запоры. Ничего, – покачала головой Елизавета Петровна. – Звания и заслуги жертвы значения не имеют. Значит, надо было. Знали, на что идут. Огромный куш хотели сорвать. Разумеется, они не собирались убивать хозяйку. Скорее всего, и звонок был отвлекающим, чтобы она вышла из дома. Кто ж знал, что Маша забудет мобильный? И непременно захочет за ним вернуться? Трагическая случайность, причина которой – любовь. Да, да, любовь! Люби она его чуть меньше, махнула бы рукой. Ну, не услышит ее какое-то время любимый муж, и что? Но Маша знала, что он будет переживать, если ее телефон замолчит в день рождения.

– Но их ведь нашли? – спросил Михаил. – Убийц?

– Нашли! – хмыкнул Сивко. – И быстро. Ты прав: подъезд был под наблюдением, квартира – под охраной. Хотя на видеопленке изображение смутное. Они были в бейсболках, козырьки надвинуты на глаза, в темной бесформенной одежде. За углом ждала машина с заляпанными грязью номерами. Конец октября, темнеет рано, дворик тихий, место уединенное. Все по законам жанра. Классика!

– А человека нет, – тихо сказал Зигмунд.

– Кто ж знал? – пожала плечами Елизавета Петровна. – Трагическая случайность. А дальше началось расследование. Воронов подключил всех своих влиятельных знакомых, задействовал все каналы. Дело было взято на контроль в Генпрокуратуре. Тем не менее искали их полгода. Один исчез, вроде бы его убили.

– Не тот ли, что стрелял в Марию Воронову? – спросил Михаил.

– Может быть. Дима не любит об этом рассказывать. На какое-то время он забыл обо всем: о бизнесе, о сыне, даже о любимой коллекции. Был одержим желанием найти убийцу. И вот грабители оказались за решеткой. Началось следствие. И тянется до сих пор. И будет тянуться.

– Но откуда тогда обида на правосудие?

– Воронов чем-то недоволен, – проскрипел Федор Иванович. – У него трения со следователем. В подробности нас не посвящает. Говорит только: «Теперь я знаю цену правосудию».