Месопотамия - Сергей Викторович Жадан

пацан, остановился, спросил. Выяснилось, по дороге. Пацан сел сзади. Даниил не придал этому значения. Когда переезжали мост, и машина притормозила, пацан резко наклонился вперёд, зажал Даниилу шею, перехватил одну руку другой и что есть силы потянул на себя. Даниил от неожиданности ударил по тормозам. Пацана бросило вперед, головой в бортовое стекло. Даниил врезал ему по позвоночнику, вытянул под дождь. Пацан смотрел на него стеклянными глазами. Видно было, что страха не чувствует. Видно было, что не чувствует вообще ничего. Сидел в луже, смотрел на Даниила снизу вверх и с ненавистью в голосе шипел: пидор, пидор, ну ты и пидор. Даниила вмиг взорвало – возможно, был просто усталым, возможно, это была злость, возможно, даже обида, что вот, мол, я его подобрал, а он теперь меня пидором обзывает, но неожиданно для себя самого он зарядил ему носком по голове. Потом ещё раз, потом ещё, не в силах остановиться. Пацан вжал голову в плечи. Прикрывался руками, в какой-то момент свалился набок. Голова его упала в воду, глаза залились кровью, изо рта полезла пена. Даниил перепугался, думал поначалу бросить его, однако что-то заставило снова затянуть пацана – грязного и мокрого – в машину, посадить рядом с собой и отвезти в неотложку. Сказал, что подобрал на дороге. Поговорил с врачом. Врач смотрел на него и всё понимал. Я всё понимаю, так и сказал Даниил. Что он, бил тебя? – спросил, увидев синяки на шее. – Душил, – сознался Даниил. А ты его? Я его нет, – ответил Даниил, – но пару раз заехал. Наркотики, – объяснил врач. – Кажется, ты ему глаз выбил. Жить будет, но для чего? И что делать? – спросил Даниил. Ничего, – ответил врач. – Ничего не делать. Контролировать себя. Иногда наши представления о несправедливости, проявленной к нам, совсем не соразмерны с теми укорами совести, что будут грызть нас всю жизнь. Давай, – попрощался врач, – я тебя не видел.

Думать можно было также про оскорбление и ревность, про желание мести, про злость, с какой он что-то ей выговаривал, про её пренебрежительное молчание, про разочарование, которого она даже не пробовала скрывать. Он никак не мог понять, откуда взялся этот футболист, который даже шнурки не умеет завязывать, на что он ей. Она гневно кричала, что это не его дело, что он тычет свой нос куда не надо, что не надо её учить, что ему лучше вообще убраться отсюда. Он убирался, но потом звонил, и они дальше ссорились по телефону, пока у него не заканчивались деньги, а у неё – терпение. Он собирался перехватить где-нибудь этого футболиста и объяснить ему, что он тут лишний, собирался (собирался же!), но почему-то так и не собрался: может, она отговорила (успокойся, убеждала, это несерьёзно, ты же видишь), может, сам понял, что футболист тут ни при чём, что всё дело в ней, а с ней говорить невозможно – она привыкла всё делать так, как ей хотелось, она привыкла всё решать сама, и никто не мог на неё повлиять – отца у неё не было, мама её пару лет назад умерла, психоаналитик, с которым она еженедельно виделась и до которого Олег её тоже ревновал, кажется, просто не понимал её, поэтому кто мог на неё повлиять, кто мог переубедить? Ничего, – говорил Олег сам себе, – она в конце концов серьёзная деловая женщина, она сама все поймет рано или поздно, она не будет сама себе портить жизнь, всё будет, как раньше, она будет терзать моё сердце, посылая мне ежедневно любовные письма, рассказывая мне утром свои сны, которые всё равно невозможно понять – такие они простые и прекрасные.

Прошли по улице, повернули наверх. Миновали институт, тёмные здания, пустой школьный двор. Остановились около киосков. Даниил взял воду с газом. Обмывал раны, газ шипел так, будто кожа начинала закипать.

– Ну что? – спросил Олег.

– Да нормально, – ответил тот.

– Точно?

– Да.

– Ну ладно. – Даниил достал сигареты, протянул брату. Покурили, похлопали друг друга по плечам, разошлись.

Можно было, наконец, думать про утро позавчерашнего дня, про низкий туман, тёплым воском склеившем сосны, делая лес невидимым и опасным. Тёмный остов здания возвышался на опушке, посреди поля, словно недостроенный линкор, бригада спала в строительных вагончиках, Олег лежал рядом со всеми, как настоящий капитан пиратов, что делит с весёлым злодейским коллективом консервы, хлеб и алкоголь. Алкоголь той ночью они приговаривали почти до утра, после чего Олег разогнал всех спать: Выходных, – сказал, – у нас нет, заказчик серьёзный, деньги тоже, поэтому три часа на сон – и за работу, будем дальше осваивать объект. Но только заснул, как его поднял звонок. Звонил Даниил. А ты знал, – начал издалека, – что твоя знакомая завтра замуж выходит? Знакомая? – не понял спросонку Олег. – Знакомая, Соня, – уточнил Даниил, – у неё завтра свадьба. Я тут с вокзала её родственников подвозил. С ними еще шкет – толстый такой, мудаковатый. Знал? Ясно, что знал, – заверил его Олег.

Он поднялся, быстро собрался, натянув на себя рабочую одежду. Из лесу тянуло холодом, решил накинуть ещё и куртку. Разбудил бригадира, предупредил, что вернётся только послезавтра. Чистил зубы ледяной водой, понимая, что перегар все равно не перебьешь, а поэтому придется ехать поездом. Что за беда, – подумал, – пять часов – и я дома. Пошёл к сельчанам, попросил подкинуть к станции. Кто-то согласился. В тумане и мороке добрались до вокзала. Ночной он пропустил, следующего надо было ожидать два часа. Олег сел на лавку и заснул. Разбудил его сержант. Долго расспрашивал про документы, долго сверял с фото в паспорте, куда-то звонил, чем-то интересовался, наконец сообщил, что поезда сегодня не будет, поскольку ходит он только по нечетным. Договорились, что сержант подбросит его до трассы. На трассе стоял часа три. Никто не хотел брать чувака, окоченевающего в тумане, в тяжелых ботинках и в подозрительной куртке, небритого и злого. Лег в траву, поспал. Набрал Даниила, попросил приехать забрать его. Тот был не против, но Олег так и не смог объяснить, где он стоит. Точнее, лежит. После обеда его таки подобрала фура, водитель согласился довезти до ближайшего автовокзала. Даже денег не взял, такой напряжённый был у Олега взгляд. На вокзале выяснилось, что вечерний автобус, может, вообще не поедет – не было пассажиров. Олег предложил водителю заплатить за троих. Водитель отказался. Олег пошёл к таксистам. Те посмотрели на его щетину, на следы крови и цемента, какие он так и не отмыл от ботинок, и тоже начали отказываться. Но один согласился. Сказал, только, что сможет выехать