Крымские тетради - Илья Вергасов

Из лесу вышел человек, осторожно прошагал метров десять по лунной поляне, остановился, прислушался. Долго стоял на одном месте, весь настороженный. Чувствовалась страшная нерешительность.

Блеснула полоска света, показался женский силуэт, и все скрылось за дверьми.

- Он? - встревоженно спросил Поздняков.

- Собственной персоной, - глухо ответил Становский. - Толя, обрезай провода.

- Есть, дядя Степа!

Становский подозвал Коваля:

- Позиция?

- Порядок. В случае чего минут на двадцать задержу. Справишься?

- Хватит.

Еще подождали, потом начали приближаться к домику. Вдруг на крыльце появился бородатый человек с собакой - сосед Митина.

Становский обогнул стоявший невдалеке стог сена, оказался рядом с бородачом.

- Уведи домой собаку и чтобы ни-ни! - приподнял пистолет. - И возвращайся немедленно ко мне.

- Понял, гражданин.

Бородач не мешкая исполнил все, что приказали.

- Не дрейфь, друг. Теперь стучись к Митину, попроси у него соль, что ли.

- Понял, гражданин.

Бородач находился в состоянии шока, но делал то, что ему приказывали. У него даже голос оставался натуральным.

- Слухай, сосед! А чи не найдется у тебя соли?

Открылась дверь.

- Ну чего тебе?

Бородач отскочил, и перед Митиным в полный рост появилась фигура Становского.

- Здоров! Вот и встретились! - Становский грудью втолкнул предателя в комнату. - Оружие имеешь?

- Нет.

- Обыскать!

Жена Митина чуть ли не в голос:

- И за что его! Ничего он такого не сделал. - Остановившимися глазами она глядела на Становского.

- Одевайся, Митин!

Лицо предателя мраморное, руки не слушаются. Он никакие мог найти шапку.

Ему помогли одеться.

- Куда же это меня? - выдавил он.

- Сам знаешь. Тебя ждут не дождутся, загулял, дружок. А ну, марш!

Вели Митина по тайным тропам - так исключались самые крайние неожиданности.

Луну накрыли черные тучи, ударил с востока ветер, и завыла пурга, снежная, морозная. Ни зги не стало видно, перепутались тропы, лес стал каменеть.

Остался один ориентир - подъем. Будешь подниматься - попадешь на яйлу, нет - можешь угодить в Ялту.

Но подъем бывает всякий, а сил у партизан, в отличие от сытого предателя, кот наплакал. В этом физическом неравенстве и таилась опасность.

Митин-то внимательно следил за партизанами!

Тропа завела в тупик. Впереди каменная стена, обледенелая, недоступная. Дорога только назад, но назад нельзя.

Выбрали затишек и застыли, хватая легкими морозный колючий воздух.

Митина привязали к Позднякову, намертво привязали, связали и ноги.

А метель не сдавалась.

Час, другой, третий. Глубокая ночь, и далеко-далеко до рассвета.

Неужели конец? Митина, конечно, можно убить, а как самим?

Митин все отлично понимал. Он видел, как иссякают силы партизан. Умел рассчитывать. Соображал: партизаны, прежде чем погибнуть, убьют его, наверняка убьют. Тут арифметика проще пареной репы.

- Я выведу вас! - неожиданно предложил он.

- Как и куда?

- Я найду нужную тропу и поведу в Стильскую кошару.

- Ты знаешь, где мы находимся?

- Секрета большого нет.

- Почему вы не напали на нас?

- Нападут! Я знаю, когда.

- Что же ты хочешь?

- Обещайте жизнь, спасу вас.

- Нет, сволочь! Сами дойдем, на пузе приползем, но заставим тебя смотреть людям в глаза. Только потом глотнешь пулю!

К рассвету одолели ледовую скалу и вышли на яйлу.

Митин понимал, что это конец.

В отряд его привели седым. Расстреляли.

Донесение о том, как поймали Митина, и протокол его допроса несли по тайным лесным тропам, через автомагистраль Симферополь - Алушта, партизанские ходоки к горе Замана, мимо ее подножья, в пойму реки Бурульча, и дальше - в штаб самого командующего Мокроусова.

Рассказывали: Алексей Васильевич, прочитав рапорт вслух, сказал комиссару Мартынову:

- Серафим Владимирович, ведь хлопцы... того, могут, а?

- Так воспитывали же, Алексей Васильевич.

17

Увод Митина с Грушевой поляны ошеломил южнобережных карателей. Ведь нарушилась толково продуманная и организованная охрана главной магистрали.

Надо заметить, что немцы не очень старались посылать своих солдат на дальние заставы и секреты. Гоняли туда румын, полицаев, и тут главную скрипку тянул Митин. Скрипачу оторвали руку, и расстроился весь оркестр.

И Кривошта точно воспользовался этим и еще сильнее навалился на магистраль. Он расширил район ударов, дошел до Байдарских ворот. Через день, а то и каждый день ялтинские партизаны пробирались на магистраль и не только ночами, но и днем обрушивались на машины врага. Весной 1942 года магистраль Алушта - Ялта - Байдары считалась у немцев самой опасной в Крыму.

Кривошта был не только отличным тактиком, он умел еще и выдвигать все новых и новых героев партизанской борьбы. Так, с его легкой руки выдвинулся Михаил Вязников, парторг отряда и командир боевого взвода.

До войны Михаил Григорьевич заведовал молочнотоварной фермой Гурзуфского военного санатория и был там секретарем парторганизации. Наружностью Вязников меньше всего напоминал боевого партизана. В пальто старого покроя, с узким бархатным воротником...

Вязников старался подражать командиру. Чем сложнее обстановка, тем спокойнее был Кривошта. Война - работа, а в любой работе торопливость ни к чему. Как известно, быстрота и торопливость - далеко не одно и то же. Быстрота - это прежде всего выверенная точность. Такой точности и учился у Кривошты Михаил Вязников.

Это помогало ему и сквозь засады добраться да цели, и найти выгодное место для удара, и не спеша напасть, и взять трофеи и уйти. А уйти-то и труднее всего! Враг знает: партизанам: надо выйти на яйлу. Он приводит в движение сложнейшую систему тайных секретов и засад. Тут-то и требуется та выдержка, которая, прямо скажем, дается не всем, порой даже смелым людям.

А вот Вязникову давалась! Давалось ему и другое...

В каждом партизанском отряде были люди, считавшиеся до некоторой степени балластом. Проводили свою лесную жизнь то на посту у землянок штаба, то на кухне, и постепенно создавалось мнение, что тот или иной человек только к караульной службе и годен.

Так было с Семеном Евсеевичей Зоренко. Мало кто обращал внимание на молчащего "вечного часового". Но порой этот человек умел и возмущаться. Однажды он сказал Вязникову:

- Ну что я не видел у этой проклятой плащ-палатки? - и ткнул прикладом в дверь штаба.

Сказано было серьезно. Вязников промолчал, но стал присматриваться к земляку. Вспоминал прошлое Семена. Был один случай, когда Зоренко удивил всех.

Как-то он оказался на молочной ферме. Было жаркое лето, воды коровам не хватало. Осыпались траншеи. Их нарыли еще весной, да бросили - не было нужных труб.