Сладкая горечь - Дениз Робинс

Когда Арман заявил, что это невозможно, Ивонна принялась обвинять его в том, что он влюблен во внучку старой герцогини. И тут — наверное, зря, а может быть, и нет — он выложил ей всю правду.

— Что ж, отлично. Я собираюсь жениться на мадемуазель Оливент. О нашей помолвке будет объявлено на этой неделе, так что мне скрывать нечего, и будь добра, примирись с тем фактом, что у нас с тобой никогда больше не будет ничего общего, Ивонна.

Это вызвало с ее стороны бурю протестов, она разразилась рыданиями, которые перешли в новый водопад угроз. Она поедет в Канделлу, увидит мадемуазель Оливент и расскажет ей все. На это уже совершенно измученный Арман ответил:

— Если ты приедешь в Канделлу, тебя просто выставят за дверь, а это будет неприятно всем нам. А что касается… моей невесты, то ей вряд ли будет интересно знать, что происходило в моей жизни до нее.

— А вот посмотрим! — взвыла в ответ Ивонна. — Это мы еще посмотрим!..

На этом Арман ушел, хлопнув дверью, но ее вопль все еще звенел у него в ушах.

Молодой человек попытался отогнать от себя всякие мысли об Ивонне и о той неприятной сцене. Он должен быть в расположении духа, соответствующем такому грандиозному событию, как помолвка с любимой женщиной. «Как это типично для жизни, — с неожиданным цинизмом подумал он, — что непременно надо чем-нибудь испортить даже самый счастливый момент».

Но где же Рейн? Ее бабушка, уже теряя терпение, велела Арману потянуть за пестрый шнурок звонка, которым вызывали Элен. Когда служанка возникла на пороге, Адрианна сказала:

— Зажгите свечи и, пожалуйста, сообщите мадемуазель, что мы ее ждем. Где она?

Элен захлопала глазами, украдкой покосилась на свою царственную хозяйку и промямлила что-то невнятное, потом принялась торопливо зажигать свечи в высоких золоченых канделябрах.

— Элен, да что с тобой? Пойди найди мадемуазель, — нервно приказала герцогиня.

Но служанка медлила.

— Мадам… пардон… мадемуазель уехала…

Арман, стоявший, заложив руки за спину, лицом к стене и любовавшийся старинным портретом, резко обернулся. Герцогиня испустила вопль:

— Как это уехала?!

— Да, мадам, — кивнула старая служанка, на лице ее был написан ужас.

Случилось так, что Элен выглянула во двор в тот самый момент, когда Рейн садилась в «фиат» с английским джентльменом. Она совсем не собиралась за ними шпионить или разносить сплетни, потому что преданно любила мадемуазель Рейн. Но все это показалось ей очень странным… Бабетта, деревенская девушка, приносившая в поместье овощи и помогавшая на кухне, когда давались званые обеды, тоже видела, как мадемуазель уехала на машине. Они с кухаркой сплетничали об этом внизу, и старой Элен это не понравилось, кроме того, она была женщина простая, так что герцогине не составило труда вытянуть из неё правду. Элен рассказала ей все со слезами на глазах: джентльмен приехал на арендованной машине из Ниццы… да, он спросил мадемуазель… а потом они взяли и укатили вместе на «фиате», а мадемуазель была в легком бальном платье и даже без накидки — о-ля-ля! — мадемуазель простудится, пусть даже вечер очень теплый.

Герцогиня ее перебила:

— Опиши мне этого джентльмена.

Элен азартно описала его, сама воодушевившись своим рассказом. О-ля-ля! Да, он хорош собой… истинный англичанин… как принц, с такой яркой золотой шевелюрой, широкоплечий, полон очарования…

Герцогиня снова ее перебила, схватив свою трость и стукнув ею об пол.

— Иди! — приказала она страшным свистящим шепотом.

Арман за все время, пока они разговаривали, не пошевелился и не проронил ни слова. Сердце его колотилось так сильно, что он едва мог дышать. Сопоставив детали, услышанные в рассказе Элен, он не сомневался, что этот принц с золотой шевелюрой — не кто иной, как Клиффорд Калвер. А Рейн — его дорогая, любимая Рейн, которая всего несколько часов назад дала слово стать его женой, — уехала с этим мерзавцем!

Он был не в силах говорить, ему казалось, что язык прилип к гортани, Поэтому первой молчание нарушила герцогиня, бледная как смерть. Голос ее дрожал.

— Что все это значит? Что вы скажете, Арман?

Молодой человек попытался произнести имя Клиффорда Калвера, но не смог. Он знал, что герцогиня разделяет его мрачные подозрения. Он видел, как дрожит рука старой аристократки; бриллианты на длинных тонких пальцах переливались и сверкали. Она гневно продолжила:

— Это уже слишком. Мне все равно, он это или нет… но это непростительно! Моя внучка ведет себя просто неприлично!

Арман наконец нашел в себе силы заговорить:

— Давайте подождем, может быть, она вернется. Наверняка у нее найдется какое-то объяснение…

Герцогиня закрыла глаза. Она чувствовала, что близка к обмороку. В голове у нее проносилось: «Боже мой! Боже! Если это тот англичанин… если он посмел приехать сюда… то он расскажет Рейн про письма, и она все узнает! Мы пропали!»

Арман подошел к ней. Она открыла глаза: лицо молодого француза было искажено страданием. Сердце ее пронзила острая жалость к нему.

— Мой бедный Арман… — прошептала она.

Он вдруг взорвался:

— Мадам, полагаю, меня еще рано жалеть! Мы ведь еще ничего не знаем.

Герцогиня ничего не ответила. Сейчас снова разыграется мигрень, подумала она, и ей придется подняться к себе и лечь в постель, и никакого праздничного ужина не будет. Святые Небеса! Если Элен ничего не перепутала и Рейн действительно уехала в безумном порыве с этим английским господином… но как еще это можно понять, если не так?

В сердце старой дамы не было чувства вины за ту роль, которую она сыграла во всей этой истории, но ее мучило горькое разочарование в своей внучке. Как она могла пойти на такое? Это же скандал! И как она может быть такой жестокой к этому чудесному юноше, который предан ей, как раб?

— Я никогда ей этого не прощу! Я лишу ее наследства…

Арман ничего не слышал. Пот катился по его бледному лбу. Он вышел на балкон, вытер ладонью мокрое лицо. Сердце у него в груди было словно кусок свинца, тяжелый и холодный. Он тупо смотрел на мерцающие в пурпурной мгле огоньки, на серебристое сияние Лазурного берега. Сунув руку в карман, сжал маленькую коробочку, в которой лежало кольцо прабабушки, кольцо, которое он собирался надеть на палец Рейн в знак их союза. В приступе отчаяния Арман спрашивал себя, что он такого сделал, чем заслужил смертельное разочарование и растоптанную любовь? Все-таки Клиффорд увез Рейн или нет? Конечно, это наверняка он. Но зачем он приехал, если собирается жениться на Лилиас Фицбурн? Ответ мог быть только один: он передумал и теперь хочет жениться на Рейн. Но как он объяснит то, что все это времени игнорировал ее? И куда исчезло намерение Рейн быть гордой? Как легко она сдалась — стоило только его увидеть, с первого раза.