Озабоченный (СИ) - Митрич Влад

- Нет, ну серьёзно, Петь. Это же настоящее колдовство. Вчера ночью я встала в туалет. Ничего не подозревая прохожу мимо твоей комнаты и на полном автомате дёргаю дверь. Она открывается. Теперь-то я знаю, что это волосы меня поманили, а тогда не задумывалась. - Говорила и потихоньку принимала сидячее положение, кутаясь в покрывало. - Вхожу. Тебя нет. Ты по делам своим каким-то взрослым слинял, а в окно свет уличный. Машина едет, а фары по стенам бегут. Прыгают, скачут и вдруг хлоп, шкатулку выхватывают. И так мне захотелось открыть её, что аж зубы сжались и слюна потекла. Терпеть невозможно. Как в жару перед мороженным, не устоять. Как подошла, как открыла, как на руки натянула, помню смутно, словно во сне это было. О туалете и думать забыла, а направилась прямиком в кровать – лечь захотелось жуть как. А когда глаза закрылись… - Катришка машинально поправляла волосы, глядя не меня смущённо и в то же время с подозрением, выискивая насмешку. Я был сама серьёзность.

- Я верю тебе, Катриша. Я же гипнотизёром-экстрасенсом стал, сны видел, твоему ни чета. Смелее, смеяться точно не буду, - подгонять девчушку с помощью ну, пожалуйста, почему-то не хотелось.

- Да там, понимаешь… я не верю во всякую такую муть, даже в церкви ни разу не была, а там вдруг женщина вся такая в тунике античной является и говорит, что она, мол, богиня любви Афродита. Говорит, её локоны, мол, меня выбрали. Рассказала что да как, предупредила, как бы извиняясь, чтобы осторожней была, что волосы в смоле якобы случайно измазаны были и липкими стали, мучение и наслаждение острое несут. Я точно не помню, Петь, но суть в этом. Для любви браслетики, чтобы любимого… или любимую – они там, в древности, комплексами, походу, не страдали, - неутомимым сделать и сердце его для правды открыть. Где-то так… ну как я могла поверить?! А ты как раз кверху задом дрых… простил? – перешла резко и делано всхлипнула. Девчонка практически успокоилась, а мне её почему-то жалко стало. Причём сейчас, а не до рассказа, когда ревела.

- Ладно, проехали. Иди лучше матери помоги, жрать охота.

Катришка довольно откинулась на подушку и потянулась.

- Целый день проспала, блин! Что ночью делать? И это, Петь… пусть в секрете всё останется, ага?

- Разумеется! Или, думаешь, на каждом углу буду трещать, как целый час раком стоял, как последний пи…р, сойти не мог, а сестра мне…

- Стой! Молчи, Петь, ну не напоминай, а то опять разревусь… знаешь, как стыдно… и за себя тоже. Ну, что я сама, при тебе… ну, ты понял.

- Да проехали давно уже, марш к матери! – скомандовал я, не педалируя. Сидящая в мозгах установка будто бы мысли мои читала, когда включаться, а когда не стоит – это я ещё по Любе заметил. Сейчас не включилась, поэтому Катришка, ворча, завернулась в покрывало с чётко выделяющимся пятном от нашей утренней гимнастики и не спеша пошла к выходу из комнаты. В дверях обернулась.

- Что-то богиня о сонливости ничего не говорила… и вообще, откуда у тебя волосы? От них древностью несёт, как от дерьма свежего, да и стоят они…

- Слушай, Катришечка, не интересуйся этим делом, и вообще моими делами не интересуйся, ну, пожалуйста…

- Да на здоровье, - сказала, пожав плечами, и удалилась с достоинством.

По пути на кухню, где мама, наверное, уже придумывала себе занятия, чтобы иметь повод не выходить оттуда и не звать нас на ужин – сначала я должен подать знак, что можно, - Катришка занесла мне покрывало.

- Я потом сама в стиралку брошу, маме не давай. Где шкатулка? – спросила решительно.

Я молча вытащил её из выдвижного ящика стола. Сестра с демонстративной твёрдостью сорвала браслетики с рук – кстати, не развязывая узелков, а тесёмки обхватывали запястья плотно и не растягивались резиной, - откинула крышку и положила амулеты внутрь. Захлопнула и передала мне.

- Пусть у тебя побудут.

- Хорошо. Они тут, в выдвигашке лежать будут.

Катришка ушла, не отвечая, а я сразу крикнул, подавая знак.

- Мам, скоро там? Я быка съем.

Добрая бабушка, когда я снова к ней явился, соизволила открыть мне страшную тайну содержимого второй шкатулки.

- А что сам не посмотрел? Ключ знаешь. Забоялся, значит. Молодец, на правильной дороге стоишь, Митрофанушка. Только в этом случае поджилками мог бы трясти – мой амулет там, собственноручно сотворённый. Свекровина любовь называется.

- В смысле?

- В прямом, мой нежный недоросль, в самом что ни на есть. Знаешь ли ты деревенскую жизнь, мой юный губитель? По глазам вижу, в замешательстве находишься. - Где только глаза разглядела, которых, чую, нет вовсе. – Так вот, Митрофанушка, был в старых временах обычай девку в мужнин дом отдавать, то есть замуж. Тем бабам везло, кто за старших братьев выходил, и горе той, кто за младшего. Младшего не отселяли обычно, а оставляли при себе для подспорья родителям. И добро бы они стариками были, честь и хвала тогда сыну и жене его, но нет! Чаще бывало, что свёкор со свекровью здоровьем своим могли детишек за пояс заткнуть – женились и рожали тогда рано. И вот представь, Митрофан, молодица входит в семью. Свекровь – старшая, хозяйство держит, дочерями незамужними и снохой младшей распоряжается… понял?

- Типа золушки и мачехи, что ли?

- Типа, - согласилась старуха. - Ладно бы работой заваливала, ещё полбеды, но, случается, вцепится стерва, мужем битая, как клещ-кровопивец, не отдерёшь. Мало того, что словами затравит, так и сыну начнёт наветы на жену в уши лить, а тот за вожжи хвататься. Жизнь снохи превращается в ад. Это и есть свекровина любовь, понял?

- Типа… наоборот?

- Ну да, догадливый глупышка. Бежит тогда юная жёнушка к ведьме - отшельнице и умоляет извести свекровь подлую. Лесная знахарка велит свекровин волос принести, а лучше кровь брошенную и порчу через них насылает. Берёт с девки плату и отправляет восвояси. Подействует – не подействует, не её забота. Чаще, конечно, зазря бабы юные последнее отдавали – давно наше племя ведьмовское измельчало, много самозванок уже тогда жило… мы этому, скажу прямо, способствовали. Пускай пустышек жгут, а не истинных посвящённых – людям спокойней и нам безмятежней. Так вот, отвлеклась… о чём я…

- О грязи подделок и сиянии алмазов, - попытался пошутить я.

- Правильно, мой юный Петрушка. Порча что, один раз плату взял и всё. А вот несколько лет силу тянуть – это искусство. Сноха дарит любимой свекрови ожерелье. Дешёвое, но от сердца, собственноручно сделанное якобы. Себе на руку повязывает шерстяной шнурок, будто бы от ломоты в суставе. Готово. Свекровь полностью в её власти, сделает всё, что молодуха пожелает; а сноха же, помимо разрешения своих со свекровью разборок, желать будет удовлетворения собственной похоти, причём, не только мужа хотеть станет, но и рабыню свою новоявленную. И сила к ведьме потечёт от них обеих. Два – три года энергией колдунья обеспечена пока шнурок не сотрётся; либо свекровь не зачахнет – ожерелье прожорливая штука.

- Лесбиянками станут?

- Современным языком я назвала бы их бисексуалками. По крайней мере, сноха точно станет, а у свекрови желания спрашивать не будут. Всё, достаточно. Бросай эти комплексы, Митрофан, коль ведьмой стал! И хватит языком попусту молоть, приступай уже к практике. Получил задание цветок наколоть, действуй. Ко мне больше не обращайся, пока не исполнишь, до встречи, - произнесла старуха и исчезла. Просто, без спецэффектов.

Сколько я ни орал, так и остался сидеть в пустом сне. Пришлось просыпаться. Сел за ноутбук, ввёл дату рождения и полез в астрологический мрак, которому не доверял ни на йоту. Скоро голова распухла, плюнул и лёг спать. Утро вечера мудренее.

Шли третьи сутки поиска угла возвышения Сатурна на шесть тридцать утра, который в день моего рождения отдыхал в доме Девы – с астрологических карт я день назад перешёл на нормальные астрономические таблицы, которые, увы, не все были широко доступны, - когда мне позвонил Костян.

- Привет, братан! Всё дома тухнешь?

- Привет, Костян. Да есть занятие, ищу тут кое-что в сети… а что такое?