Журнал «Вокруг Света» №08 за 1990 год - Вокруг Света

Я уже хотела уходить, когда увидела приближающихся к храму паломников. Это была молодая индийская семья, мать я отец вели за руку детей. Они остановились и молча стали разглядывать эротические изображения. Никто из детей не хихикал, не показывал пальцем и не задавал родителям «трудных вопросов». Они пришли на встречу с богами, как мне потом объяснил пожилой профессор университета, «у них и мысли не могло возникнуть, что тут что-то неприличное». Профессор сказал, что молодые люди специально приезжают в Конарак поучиться искусству любви у своих опытных в этом деле предков.

Эротические скульптуры украшают многие храмы Ориссы, построенные в X—XIII веках. В то время тантризм с его эротическими ритуалами оказал влияние на все направления индуизма. Так оправдывают индийские и западные историки присутствие в храмовом декоре неприличных с точки зрения европейской морали тем. Но в их утверждениях нет уверенности.

Сейчас в книжных магазинах и лавчонках Индии продается множество разнообразных книг о тантре: «Тантра. Секретная сила секса», «Тантра. Эротический культ»... В них вы найдете описание танца голых проституток с колокольчиками на бедрах, старика гуру, целующего тело юной девственницы... Книги, претендующие на научность изложения материала, сообщают, что близость мужчины и женщины в практике тантриков занимает важное место, так как они верят, что единство, единение, являются главными принципами Вселенной. Но это не сама цель, а только прием для ее достижения. Всякая двойственность, даже двойственность полов — это иллюзия. Они считают, что космическое единство макрокосма и микрокосма достигается во время полового акта. Для ритуала тантриков чакрапуджа нужно пять «м»: манса (мясо), матсья (рыба), мадья (вино), мудра (вид зерна или жесты) и майтхуна (половой акт). После небольшой трапезы каждый мужчина, участвующий в чакрапудже, внушает себе, что он бог Шива, а женщина — богиня Деби. Прошедшие долгую предварительную йогическую подготовку под руководством гуру участники ритуала в результате возбуждения входят в состояние экстаза. На более высоких стадиях ученичества к этому ритуалу уже не возвращаются.

Семь или восемь веков назад в Индии получило распространение учение «сахаджа тантра» (легкая тантра), призывавшее искать истину в своем собственном теле, в божественной сути своего «я», а не вне себя, не в боге. Для достижения слияния с Истиной не нужны воздержания, посты, чтение мантр и безбрачие. Наоборот, необходимо всячески развивать и потакать своим желаниям. Йога и секс, по их мнению, вели к слиянию с Абсолютом — Истиной.

Большинство исследователей предполагают, что именно «сахаджа тантра» оказала влияние на храмовую скульптуру XIII века. Кроме храма Солнца в Конараке, приблизительно в то же время был возведен в Кхаджурахо (штат Мадхья прадеш) еще ряд храмов с эротическими скульптурами.

Но меня смущает тот факт, что в храме Солнца в Конараке не было никаких эротических ритуалов. Это доказывает дошедшая до наших дней в многократной переписи книга ритуалов храма «Карманги». Вызывает недоумение и тот факт, что учение всегда тайное, передаваемое только через личный контакт учителя и ученика, было вынесено на стены храмов. Кроме того, сцены группового секса, а также присутствие слуг, поддерживающих главных участников действия, не отвечают главной цели этого тантрического ритуала — превращение мужчины и женщины как бы в один неподвижный энергообменный узел с переходом обоих в некое психическое состояние. Мне кажется, что в декоре храма Солнца в Конараке и храмов в Кхаджурахо нашло отражение представление людей того времени о счастье, здоровье, молодости или скорее жизнь и нравы царского двора. Но тогда возникает вопрос: зачем все это было нужно изображать на стенах храмов?

«Не все изображения посвящены мифологическим темам,— писал Рабиндранат Тагор в своем очерке о Бхубанешваре «Храмы»,— не десять воплощений бога и божественные истории о небожителях привлекают внимание, а сцены из жизни человека: малое и великое, хорошее и плохое, повседневные события, его развлечения и деятельность, война и мир — вот картины, покрывающие стены храмов. У этих картин нет иной цели, как показать окружающий мир. Поэтому среди тем, которые различимы в них, есть и такие, которые кажутся неподходящими для храма».

Но почему в храме Солнца в Конараке и храмах Кхаджурахо такой нарочитый отбор сюжетов? Мне кажется, что авторы проектов и заказчики преследовали цель — доставить удовольствие богам, жрецам и прихожанам всех сословий. Храмы никогда не оставляют равнодушными. В их каменном послании из глубины веков звучит ясная мысль — земная любовь угодна богам!

Н. Рукавишникова, индолог

Айзек Азимов. Сила привычки

Работая под началом великого Ллуэса, Здмунд Фарли наконец достиг такого состояния, когда стал думать о том, как приятно было бы уничтожить этого великого.

Тот, кому не доводилось иметь дела с Ллуэсом, не мог бы понять этого состояния. Ведь в представлении рядового человека Ллуэс олицетворял великого исследователя, который не пасует перед неудачей и не боится предпринять более смелое наступление в неведомое.

Ллуэс подвизался в области органической химии и сумел так поставить Солнечную систему на службу своей науке, что фотохимия приобрела новый удивительный размах.

Но, по правде говоря, Ллуэс любил присваивать себе чужие лавры — грех в науке почти непростительный,— и с этим ничего нельзя было поделать. Возмущенный сотрудник, который подавал заявление об уходе, не получал рекомендации и потом с трудом находил работу. С другой стороны, те, кто терпеливо оставался с Ллуэсом, в конце концов уходили с его благосклонного разрешения, хорошей рекомендацией и были уверены в будущем.

И все же те, кто оставался у Ллуэса, не могли отказать себе в сомнительном удовольствии изливать ненависть к нему в тесном кругу.

У Эдмунда Фарли были все основания примкнуть к недовольным. Он прибыл с самого большого спутника Сатурна — Титана, где работал совершенно самостоятельно, с помощью только роботов. Атмосфера крупных планет состоит в основном из водорода и метана, но Юпитер и Сатурн слишком велики по массе, чтобы там мог работать человек, а Уран и Нептун так далеки, что путешествие к ним обходится очень дорого. Между тем Титан, равный по размеру Марсу, достаточно мал, так что на нем удобно работать человеку, и в то же время достаточно велик и холоден, чтобы сохранять атмосферу водорода-метана.

Многие реакции могут протекать там в атмосфере водорода с легкостью, тогда как на Земле такие же процессы доставляют много хлопот с точки зрения кинетики. Фарли терпел трудности на Титане на протяжении полугода и вернулся с поразительными данными. Но каким-то непостижимым образом почти сразу же, у него на глазах, эти данные начали делиться и затем соединяться воедино уже как открытие Ллуэса.

Коллеги пожимали плечами, сочувствуя ему, приглашали присоединиться к их братству, и Фарли слушал, как другие замышляли акт мести.

Наиболее откровенно высказывался Джим Горем, которого Фарли в какой-то мере презирал: «вакуумщик», никогда не покидавший Землю.

— Ллуэса легко убить,— разглагольствовал Горем,— ведь у него такие неизменные привычки. Например, он ест только в одиночестве. Закрывает кабинет ровно в 12 часов и открывает его точно в 13 часов. Верно? В это время ни кто не заходит к нему, так что яд может отлично сработать.

— Яд? — удивился другой коллега.

— Это самое простое. У нас здесь полно всякого яда. Назови любой — непременно отыщется. В этом плане все о"кэй. Ллуэс съедает один бутерброд из ржаного хлеба со швейцарским сыром и специальной луковой приправой, от которой так разит, что хоть нос затыкай. И после обеда мы еще долго вдыхаем этот запашок. А помните, как он вопил, когда однажды прошлой весной в буфете кончилась луковая приправа? Никто, кроме него, никогда к ней не притронется, так что яд поразит только Ллуэса, и никого другого...

Все это была пустая болтовня.

Фарли решил убить Ллуэса. Это стало у него настоящей манией. Кровь Фарли начинала бурлить при одной мысли о том, что Ллуэса не станет и он сам будет почивать на заслуженных лаврах за все те невзгоды, когда он на скудном рационе кислорода шагал по замерзшему аммиаку среди леденящих ветров Титана.

Но надо было сделать нечто такое, что не причинило бы вреда никому, кроме Ллуэса. И он подумал об атмосферной комнате. Это была длинная, низкая комната, изолированная от остальных лабораторий цементными блоками и огнеупорным покрытием дверей. В нее не заходил никто, кроме Ллуэса, разве что в его присутствии и с его разрешения. Комната не запиралась, но тирания, установленная Ллуэсом, делала клочок бумаги с надписью «Не входить», под которой стояли его инициалы, естественной психологической преградой для любого... А, кроме того, привычка Ллуэса все дотошно проверять, его безграничная осторожность не оставляли никакого шанса. Если что-то сделать с оборудованием, это наверняка будет замечено. В атмосферной комнате была масса воспламеняющихся материалов, но Ллуэс не курил.