Гонзо-журналистика в СССР - Евгений Адгурович Капба

Лязгнула дверь.

— Белозор! На выход! Лицом к стене. Руки!

Малоприятная процедура, да и вообще: обстановка здесь угнетающая, конвоиры — злые, с потолка капает. А еще — столица! Даже в Дубровице с потолка не капало.

По гулкому коридору меня довели до тяжелой железной двери, один из охранников открыл ее и сказал:

— Садитесь.

Стол, два стула, маленькое окошко. День, судя по всему. Сколько времени-то прошло? Сутки? Меньше? Мне приносили несладкий чай и полбатона, воды дали вволю — очень интересная диета. А потому судить о проведенном здесь времени было сложно. Жрать хотелось неимоверно, и задница болела — набили они меня при задержании качественно.

Дверь закрыли, так что я просидел на стуле некоторое время, разглядывая обшарпанную штукатурку, серые облака в окошке и проходящие мимо него туда-сюда ботинки. Это был полуподвал, точно.

Наконец, в помещение вошел он. Солдатович! По форме одетый, в мундире советского милиционера этот знаменитый следователь смотрелся весьма представительно. Многие мужчины в мундирах смотрятся представительно. А сними мундир — что получится? На кого он был бы похож в майке-алкашке, или в строительной спецовке?

— А что вы на меня так смотрите, гражданин Белозор? — вдруг спросил он светским тоном.

— Пытаюсь понять, что вы за человек, — решил быть честным я.

— Вот как? Кажется, вы не до конца осознаете, что с вами произошло…

— Да нет, понимаю. Я заигрался.

— Та-а-а-к! А вот это мне нравится! — уселся за стол, открыл папочку и начал перебирать какие-то листы серого цвета, исписанные мелким убористым почерком. — Так что, не будете запираться? Сразу все расскажете?

— Именно это я и собираюсь сделать. Расскажу всё как есть, — скрывать-то мне особенно было нечего, разве что Тасю не хотелось в это впутывать, но к ней, по большому счету, мог привести только Николай — да и то косвенно: Раубичи, цветы… Мало ли кому я мог везти цветы в Раубичи?

— Тогда я включу запись? — на столе появился магнитофон незнакомой мне модели, и Солдатович нажал пальцем на красную кнопку. — Представьтесь пожалуйста. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения, чем занимаетесь, где работаете…

— Белозор Герман Викторович, 1952 года рождения, Дубровица, редактор отдела городской жизни районной газеты «Маяк».

— Ну расскажите с самого начала, каким образом вы оказались в семнадцать часов пять минут на автобусной остановке «Шабаны», и как вы связаны с убитой гражданкой Авксентьевой Т.И., найденной через час после этого в лесополосе рядом с теплотрассой у населенного пункта Апчак…

Я глубоко вздохнул, задумавшись над серьезным вопросом: когда же он начнет меня бить? А потом заговорил:

— Позавчера у меня в кабинете зазвонил телефон. Мне звонит много людей — и по вопросам коммуналки, и другим остросоциальным тема. Я занимаюсь журналистскими расследованиями, вы могли читать в газете «На страже Октября» про барконьеров, и про кладбище…

Бить меня Солдатович начал через пятнадцать минут. Газет сей доблестный страж порядка явно не читал.

* * *

Если вам показалось что глава слишком чернушная, можете почитать историю «витебского душителя» и следователя Жевнеровича, по мотивам которой она и написана. Или нет.

Глава 11,

в которой из-за холмов появляется кавалерия

Бил он меня больно, но аккуратно. Вообще-то злодей такого уровня, как Солдатович, вроде как не должен был сам руки марать. Призвал бы каких-нибудь лихих демонов из преисподней и сидел бы в сторонке, глядя, как они из меня душу вытряхивают. Ан нет. Этот, видимо, сам себе нравился, когда, скинув китель и засучив рукава, долбил меня по спине, по ребрам и по голове — там, где из-за волос синяков видно не будет.

Это продолжалось минут пять, в течение которых я ругался, матерился и умолял Солдатовича отцепить меня от стула, чтобы я мог сожрать его с потрохами. Наконец следователь по особо важным делам устал. Он вытер руки махровым полотенчиком, тяжело отдуваясь, обошел стол и уселся обратно на свой стул.

— Тут у меня показания пятерых свидетелей о том, что они видели, как ты душил женщину. Что я с тобой вожусь?

— Вам что, совсем не важно, что реальный убийца, маньяк — продолжает находиться на свободе и убивает женщин одну за другой?

Он достал из внутреннего кармана кителя сигареты и спички и закурил.

— Так ты ж и есть убийца. Залетный. Воук не палюе там, дзе жыве, — внезапно по-белорусски сказал он, — Приезжаешь из своих пердей в крупный город — и охотишься. Тебя прижать — так окажется, что и в Барановичах, и под Новополоцком — твоих рук дело.

— Так… Ладно. Ну, вы хоть в РОВД Дубровицкое позвоните, спросите — что за человек такой Гера Белозор. Можете в районное КГБ набрать, по адресу улица Малиновского дом тринадцать…

— Спрошу, — кивнул Солдатович, — Я всё спрошу. В первую очередь с тебя. Мне нужно закрыть дело — и я его закрою. Посиди пока тут, подумай — вот тебе бумага, тут все уже отпечатано на машинке, надо только подпись поставить… Вот ручка. Через два часа буду.

И ушел. Отличное, мать его, предложение! Еще бы кляп в рот вставил и требовал сказать, где ключ от квартиры, где деньги лежат! Даже если бы я страстно желал подписать его филькину грамоту — то, будучи пристегнутым за руки и ноги к стулу, сделать это никак бы не смог!

Оставалось только ждать. Ждать и держаться. Тут было три варианта: или Солдатович устанет меня мурыжить и переключится на доходяг — они в чем угодно признаются, или всё-таки меня хватятся и найдут раньше, чем… Чем он выбьет из меня всю дурь — это и был третий вариант. Ссать кровью или получить сотрясение мозга мне не улыбалось. Пока что побои можно было терпеть — в конце концов, сие тело было исключительной крепости и выносливости, да и мышечный каркас и Белозор, и я нарабатывали не напрасно. Всё-таки, когда удары приходятся по мышцам пресса, а не сквозь тонкую прослойку жира напрямую по внутренним органам — это несколько меняет дело. Правда, ребра, возможно, он мне всё-таки сломал…

Рассуждать отстраненно не очень-то получалось — болело всё-таки дико. Поэтому я время от времени шипел и хрипел, и матерился, и пытался хоть немного изменить положение многострадальных конечностей, но помогало слабо. Сколько прошло времени — не знаю. Вряд ли больше пары часов — по крайней мере, в туалет хотелось не так, чтобы очень, терпеть было можно.

Наконец, дверь снова залязгала. И в кабинет вошел… Привалов? Я даже моргнул несколько раз, чтобы отогнать наваждение.