Тебе не скрыться от меня... даже на том свете... - Регина Кам

с нового года в школе, когда я сфотографировал ее на крыльце школы во время снегопада. Единственное фото из всех, которое у меня есть, где она такая счастливая.

Они немного постояли и уехали. До темна я сидел рядом с могилой и думал о ней. Не так я себе все представлял. Думал, закончим школу, поступим в университет, потом поженимся, она родит мне дочку, потом может сына, мы будем любить друг друга, это и есть счастье. А теперь его нет и не будет. Никогда. Я обречен на вечное одиночество до скончания своего века.

Больше оставаться здесь не мог. Хотел напиться. Сел в свою машину и гнал так, словно черти за мной гонятся. Мне так хотелось умереть. Но машину вел машинально, как робот, не мог я допустить, чтобы кто-то еще пострадал из-за меня. Долетев до дома, я поднялся в квартиру. Здесь все еще оставался ее запах. На ключах ее брелок. А в гостиной ее фортепиано. Это все, что у меня осталось от нее. Достал весь алкоголь, что был в квартире, устроился в гостиной, подключил телефон к плазме, включил слайд-шоу ее фото. На этом фото она разговаривает с учительницей, на этом она участвует в музыкальном конкурсе, сидя за фортепиано, она тогда первое место заняла, а на этом задумчивая домой идет, а на другом сидит на подоконнике, читая книгу. Я болен ею. Был не с ней, но рядом. Как маньяк следил за ней и пытался запечатлеть моменты на фото, но нужно было не ходить за ней по пятам, а быть рядом, гулять с ней, водить на свидания, делать сюрпризы. Множество фотографий пролистывались на экране плазмы. Я был уже достаточно пьяным, когда вдруг на экране появилась видеозапись, которая была сделана недавно. В один из дней, когда она с потерей памяти жила у меня, снова играла какую-то грустную музыку на фортепиано. Она не видела меня, но я стоял в дверях и снимал.

Меня начало трясти. Маленькая моя… Отчего же тебе всегда было грустно? Она погружалась в музыку с головой. Так больно, что дышать не могу… и сделать ничего не могу!!! Взяв очередную бутылку коньяка, стал допивать ее из горла. Внутри все жгло и все это перемешивалось с болью. Допив, швырнул в плазму разбив ее, еле встав на ноги, начал разносить все вокруг, как раненый зверь рычал и ломал все, что попадалась под руку. Нетронутым осталось только фортепиано. А после рухнул на пол без сил.

24

В последнее время меня не отпускает тревога. Такое, чувство, что что-то делаю не так. Словно допускаю какую-то ошибку. Мне страшно, вдруг кто-то узнает о махинации.

Я благодарна Мише за то, что не впутывал меня в дела, связанные с похоронами. Для этого он нанял людей, которые выполняли свою работу.

Иногда он приезжал и за чашкой чая рассказывал о том, как продвигаются дела. Оказывается, Арину перекрасили в блондинку, подобрали цвет моих волос, а еще они умудрились вставить ей цветные линзы голубого цвета. Они продумали все до мелочей.

До Влада дозвонились не сразу, мы стали переживать, вдруг с ним что-то случилось. Но как только он узнал о «моей» смерти, тут же примчался. Неужели для него я так важна? Или это лишь формальность и уважение к другу?

Я разрешила провести похороны в своем старом доме, где когда-то жила с родителями, потому что так логичнее. Девушку привезли из морга, отмыли, одели, привели волосы в порядок, собирать их не стали, решили оставить распущенными, так как при жизни Арина не любила их собирать. Танатокосметолог после бальзамирования сделала легкий макияж. На нее надели легкое белое платье, расшитыми на груди жемчужинами. Она даже мертвая красивая.

Миша поехал в аэропорт встречать Влада, а меня стало еще больше трясти. Как и договаривались, я замаскировалась, надела простое черное платье чуть выше колен, сверху накинула черный кардиган и такого же цвета платок. А также надела солнцезащитные очки, а в руках был носовой платок. Пусть я и не знаю Арину, но мне искренне жаль ее. Старалась держаться, но слезы все-равно без моего согласия шли, оставляя мокрые дорожки на щеках. В церковь решили не возить, а пригласить батюшку сюда, чтоб прочел молитвы. Теперь только ждали Влада.

И вот он приехал, влетел в комнату словно ветер и застыл. Кажется, даже дышать перестал. Он смотрел на нее, а на лице неверие. Я бы тоже на его месте не поверила бы. В его глазах лед, но стоило ему моргнуть, как увидела в них боль. Внутри меня все рухнуло. Тут он замечает меня, и я застываю в ожидании. Хоть бы не узнал. Но потом переводит взгляд на Арину и кажется, он забыл о существовании темноволосой девушки в комнате.

Он начинает проводить своей ладонью по ее лицу и мне от этого неприятно и больно. Ревность? К умершей? Это же смешно, но это правда. Хотелось бы, чтобы он меня так гладил, пусть будь я мертвой. А сейчас, он никогда не узнает о том, что я на самом деле жива. Так даже будет лучше. Лучше похоронить любимого человека один раз и пережить боль, чем дважды. Между пальцами пропускает ее волосы. Слегка оглядевшись, он приподнял веки. Вот не зря Миша позаботился о таких мелочах, как линзы. Хотя, он же знает своего друга, получше чем я.

Потом батюшка сказал, что пора ее везти на кладбище и тут он как с цепи сорвался. Стал кричать, что не отдаст, не отпустит ее. Миша тоже предусмотрел этот ход событий и с трудом скрутив его, вкололи успокоительное. Только вот он опять взглянул на меня, только заинтересованным взглядом. Это не хорошо. Надеюсь, он не будет выяснять, кто я такая.

На кладбище все прошло спокойно, я попрощалась с Ариной не как с собой, а как с другим человеком. Я попросила у нее прощения за то, что заняла ее место и что не похоронили ее как Арину, ведь это, наверное, больно быть погребенной под чужим именем. Попрощалась с ней, назвав ее имя. Постояв немного на кладбище, мы с Мишей уехали, а Влад остался.

Миша подвозил меня до нового дома. В машине тихо играло радио, и никто не думал произнести хоть слово. Всем нам этот день тяжело дался. Когда уже подъехали к дому, Миша все-таки нарушил молчание:

— Все-таки зря ты поехала на похороны. Он заинтересовался тобой. Надеюсь, у него